«Вот, например, этот психолог, с которым ты встречалась – сколько процентов?» – спросила Марджи после одного из моих пробных свиданий.
Когда я начинала поиски, мои свидания обычно бывали столь нелепыми и случайными, что я тратила на партнера не более 10–20 процентов обаяния. В случае с юристом, не способным запомнить, чем я занимаюсь (за полчаса он умудрился трижды спросить: «Так ты вроде как пишешь?»), мои усилия были эквивалентны нулю. Но теперь, встречаясь с парнями, с которыми было хотя бы приятно поговорить, я обычно задействовала добрых 75 процентов. Но искорок по-прежнему не вспыхивало. Не было даже повторных свиданий. Мужчины, просившие меня о встрече, оказывались не теми, с кем я хотела бы продолжить отношения. А в те несколько раз, когда я была не прочь условиться о повторном рандеву, физического влечения не испытывали ко мне.
Моя усовершенствованная тактика помогла мне лишь тем, что больше уже не приходилось подолгу торчать в Интернете. Я забиралась на сайт всего раз или два за день, проверяла, не появились ли подходящие кандидатуры, и старалась назначать не больше одного свидания в неделю. Так у меня оставалось время на повседневные дела.
Между тем семейный календарь Шлосбергов работал без перебоев, и по-прежнему на все торжества я являлась в одиночестве. Шло празднование еврейского Нового года, и вечер катился по вполне предсказуемой колее. Разговор вертелся в основном вокруг процесса приготовления грудинки: решалось, как правильно ее жарить – шесть часов при 275 градусах или четыре – при 325. Когда подали десерт, Джен и Джон постучали ложечками о бокалы и встали.
Я подняла взгляд от тарелки с клецками, но есть не перестала, полагая, что сейчас последует очередная вариация из серии универсально-торжественных тостов семейства Шлосберг. Такие тосты – продолжительность их обычно колебалась: тридцать секунд (я) – десять минут (моя мама) – двадцать пять минут (бабуля Ханни) – обычно представляли собой дифирамбы нашему семейству – самому лучшему, любвеобильному, щедрому и сведущему в приготовлении грудинки семейству на свете. Думаю, во время наших семейных торжеств произносилось больше тостов, чем на любом саммите в Белом доме. Непроизнесение тоста считалось афронтом. На праздновании восемьдесят восьмого дня рождения бабули Ханни дедушка Джулиус встал, указал пальцем на мужа моей кузины (они поженились пять месяцев назад) и рыкнул: «Кевин, а твоих тостов мы еще не слышали!»
Но как выяснилось, Джен и Джон произнесли вовсе не тост. «Мы хотим кое-что сообщить, – расплываясь в улыбке, начал Джон. Они с Джен переглянулись, а потом хором закричали: – Мы решили пожениться!» Помните, что творилось, когда рухнула Берлинская стена? Пожалуй, это единственное событие в новейшей истории, которое породило столько же пронзительных воплей, объятий, слез и неумеренных восторгов, сколькими наполнилась столовая моих родителей в сей знаменательный момент. Я вопила и прыгала вместе со всеми, но не только от неподдельной радости за счастливую пару.
Не поймите меня превратно: я была в восторге от того, что моя сестра нашла такого замечательного мужа, и не сомневалась, что Джон – лучший зять из всех, какие только бывают. К тому же теперь, после того как Анжела укоротила его волосы на добрых десять дюймов, он больше не походил на Майка Майерса в фильме «Мир Уэйна».
Но помолвка Джен стала для меня громом среди ясного неба. Да, да… я знала, что рано или поздно это случится. Джон уже перебрался в ее квартиру и вполне мог считаться членом семьи, поскольку именно он сопровождал дедушку Джулиуса в уборную на всех выездных мероприятиях, где она помещалась далее чем в шести метрах. Но, подобно несчастным жителям штата Вашингтон, отказавшимся покидать свои дома близ вулкана Сент-Хеленз, несмотря на угрозу извержения, я не желала замечать признаков опасности. К тому же Джен и Джон и не подумали известить меня о готовящейся помолвке, хотя никогда не забывали выразить сочувствие по поводу моей неустроенности. И уж конечно, они знали, сколько раскаленной лавы и горячего пепла падет на мою бедную голову после оглашения их великой новости.
Это произошло даже прежде, чем успели стихнуть объятия и слезы. Я и так уже была сыта по горло комментариями, которые пришлось выслушать во время помолвок и свадеб моих младших кузин. Но сейчас моя родная младшая сестра опередила меня на пути к алтарю, и это походило на преступление, я словно нарушила вековой уклад.
– Это ты должна была объявить о своей помолвке! – выкрикнула бабуля Руфь так громко, что наверняка ее слышали в соседнем квартале. – Когда ты найдешь себе мужа?
– Ну вот, теперь Карл и Джуди по крайней мере могут надеяться, что у них будут внуки! – воскликнул друг семьи, сидевший напротив меня.
О приличиях забыли. Для всех присутствующих я была не просто подружка невесты, а подружка-вековушка.
Я отчетливо, во всех подробностях видела, как пройдут эти несколько месяцев: шквал приемов и вечеринок, бесконечное обсуждение свадебной церемонии, выбор цветочных композиций, составление списков гостей, возбужденное оживление и всеобщий восторг. Единственной темой для разговоров – да что там, единственным смыслом существования для всего семейства будет свадьба моей сестры. Обо мне же станут только шептаться. Я так и слышала своих родителей: «Да, та, что выходит замуж, Дженнифер. Сюзанна? Нет, она все еще не замужем».
Я надеялась только на то, что период помолвки продлится недолго. Но Джен и Джон распорядились по-другому. Они объявили, что решили подождать со свадьбой шестнадцать месяцев, поскольку прежде, чем с головой погрузиться в свадебные приготовления, сестре хотелось начать собственный дизайнерский бизнес. Родители умоляли Джона и Джен поспешить со свадьбой. Мои интересы тут, разумеется, в расчет не принимались. Они боялись, что бабка и дед не доживут до этой знаменательной даты.
Я же не сомневалась, что, несмотря на многочисленные недуги, бабушка и дедушка непременно дождутся сего Великого События и связанных с ним безграничных возможностей. Бабуля Ханни, например, толкнет одну из своих фирменных бессвязных речей перед самой большой за всю историю аудиторией, и никто не отважится прервать ее, как это случалось, когда ее заносило на камерных семейных торжествах. Дедушка Джулиус сможет без помех осыпать оскорблениями прислугу, барменов и официантов (его любимым выражением было: «Не поймешь, где у тебя голова, где задница!»), так как все, слишком занятые, забудут велеть ему заткнуться. Бабуля Руфь вволю помучает меня, громогласно рассуждая, как это ужасно – быть все еще не замужем, когда тебе уже за тридцать. Да уж, моим престарелым родственникам есть ради чего жить. В их благополучии сомневаться не приходилось.
Ладно, в конце концов, это дело Джона и Джен, и я увидела в их решении и положительные моменты. По крайней мере у меня будет время, чтобы найти себе компаньона. Конечно, какой-нибудь случайный знакомый для такого ответственного события не подойдет. Если я явлюсь на свадьбу с сомнительным спутником, все сразу поймут, что это просто прикрытие, камуфляж. Нет, мне нужен настоящих! бойфренд, такой, чтобы с ним светила перспектива более серьезных отношений. Кроме того, я нуждалась в моральной поддержке. Это была трудная задача, не сомневайтесь.
Хотя приготовления к празднеству только-только начинались, я так прониклась значимостью происходящего, что с готовностью откликнулась, когда наши друзья пригласили родителей, Джен, Джона и меня поужинать с ними в отеле «Беверли-Хиллз». Подняв тоет за Джен и Джона, хозяйка вечера перевела взгляд на меня и добавила: «Еще я хочу поздравить Сюзанну с покупкой квартиры!» Все было разложено по полочкам, яснее и быть не может. Джен выходит замуж. Я покупаю квартиру. При мысли, что было бы, не стань я домовладелицей, меня даже передернуло. «Хочу поздравить Сюзанну с покупкой нового факса!»
15
И в Джекпоте я в пролете
Итак, отсчет дней до свадьбы Джона и Джен начался, но еще быстрее надвигался другой знаменательный рубеж. Всего два месяца оставалось до грандиознейшего события в новейшей истории: предстоял канун Нового, 2000 года. Уже сейчас армия торговцев всех мастей развернула активную борьбу за потребителя-романтика, предлагая отметить событие каким-нибудь выдающимся способом. Гостиницы, рестораны, ночные клубы, авиакомпании, курорты, производители шампанского – все бились за право ввести каждую молодую пару в новое тысячелетие.