– Составить тебе компанию?
Шины старого побитого грузовика с грохотом переваливались через глубокие выбоины на дороге. Выжав сцепление, Этан переключил скорость, и это показалось мне самым сексуальным движением, которое я когда-либо видела. Он был таким уверенным, чувствовал себя расслабленно и спокойно. Это все – его территория: и кабина старого грузовика с большими тюками сена, и длинная вереница черных лохматых коров, бредущих следом. Они бы пошли за ним на край света, уверяю вас.
Но мы с Этаном молчали. В кабине было холодно: даже с нагревателем, включенным на полную мощность, мне было видно, как дыхание становится облачком пара. Я спрятала руки между коленями, а Этан снял перчатки и отдал их мне.
Наконец, тишина стала, видимо, совсем уж невыносимой, потому что Этан включил радио и кабину тут же заполнила музыка. Исполняли вроде бы «Святую ночь», но бэк-вокалистов было слишком много, а темп – слишком быстрый. Меня чуть не стошнило.
– Извини за станцию, – сказал Этан. – Эмили или близняшки наверняка были тут. Им нравится подростковая попса.
Он выключил радио, а я надела его перчатки. Они все еще были теплыми внутри.
– Ничего страшного.
– Тебе нравится музыка?
– Раньше нравилась. В детстве.
– А теперь ты так состарилась, что переросла ее? – спросил он с улыбкой.
– Да, – ответила я. – Вроде того. Ты давно тут живешь?
Мне вдруг отчаянно захотелось сменить тему разговора.
– Ну, мне сейчас семнадцать, так что… семнадцать лет.
– Твоя семья всегда здесь жила?
– Я – пятое поколение, – ответил он, но эти слова прозвучали странно. Так, словно Этана связывали с этим местом не корни, а скорее цепи.
– Хорошо, что у тебя большая семья. Что вы все можете жить вместе и работать вместе.
– Да. Наверное.
– А зачем ты летал в Исландию?
Не знаю, откуда взялся такой вопрос, но я почувствовала, что он попал в точку, что ответ на него почему-то был очень важен.
Этан снова переключил передачу, и грузовик перевалил через вершину холма. Перед нами раскинулось ранчо – белое, чистое, на много миль вокруг. Большинство людей видят такое только в кино или когда летят на самолете.
– Я родился здесь. Буду жить и работать здесь до конца своих дней. И однажды – если повезет, то через много-много лет – я здесь и умру. Так что… наверное, я просто хотел, чтобы хоть одна маленькая часть моей жизни прошла не здесь. А Исландия – это в общем-то настолько не здесь, насколько возможно.
Я посмотрела на пробегающие мимо холмы, на стада коров вдали.
– По-моему, тут не так уж и плохо.
– Ага, – Этан снова переключил передачу, даже не взглянув на меня. – А что насчет тебя? Где твой дом? Или это тоже секрет?
Не секрет, – ответила я. – У меня нет дома.
– Здравствуй, милая, – сказала тетя Мэри, когда я наконец вернулась в дом. Она сидела на корточках на коврике в гостиной, а Эмили стояла на тахте в костюме ангела, раскинув руки в стороны. – Нам не хватало тебя за завтраком.
– Простите, что ушла, не предупредив. Я…
– Тебе пришлось выбирать между тем, чтобы сбежать с красивым ковбоем, которого ты столько месяцев не видела, и тем, чтобы остаться в доме, полном шумных незнакомцев…
– И подливы, – добавила я. – Еще я сбежала от подливы. Зря, наверное.
– Тогда завтра я покажу тебе, как ее готовить. Хочешь научиться этому, Хульда?
Казалось, будто она ожидает, что я откажусь. Или, может, сознаюсь. Да уж, у меня явно началась паранойя.
– Я боюсь, что сожгу ваш дом.
– Одних твоих усилий точно не хватит, чтобы превратить этот дом в пепел.
– Тетя Мэри, ты уже закончила? – спросила Эмили, переступая с ноги на ногу.
– Перестань вертеться, – скомандовала тетя. Достав булавку из подушечки на запястье, она пристально рассматривала слишком длинный наряд Эмили.
– Я устала, – пожаловалась девочка, но тетя Мэри просто мельком взглянула на нее.
– Да уж, ангельским поведением и не пахнет, – сказала она. – Так, Хульда, тебе ничего не нужно?
– Нет.
– Как обживаешься на новом месте?
– Хорошо.
– Ты же знаешь, что всегда можешь поговорить со мной, верно? Если захочешь о чем-нибудь поболтать. О чем угодно.
– Конечно, – улыбнувшись, солгала я.
Если реальность может превратиться в кино, то дальше именно это и произошло.
Каждое утро Этан стучал в дверь тети Мэри, и я отправлялась вместе с ним задавать корм скоту. (Моя, по словам Этана, очень важная, часть работы заключалась в том, чтобы открывать ворота.)
После полудня я помогала тете Мэри готовить и доставлять еду пожилым людям из общины, которые не могли выйти из дому из-за снега.
– Вот, возьми, – сказала она в первый день, отдавая мне ключи. – Я теперь почти не езжу на машине.
Эмили с близняшками пытались научить меня танцевать тустеп.
Клинт жарил стейки и устраивал большие шумные ужины, во время которых все по очереди держали на руках ребенка кузины Этана.
Тетя Мэри поручила мне заворачивать подарки, а близняшки позволили подержать поросенка.
И все это время Этан был рядом. Он учил меня ездить на своем старом грузовике с механической коробкой передач, дразнил меня, когда я однажды так сильно увязла в грязи, что одна нога выскользнула из сапога, и мне пришлось возвращаться в дом тети Мэри наполовину босой.
Он не упоминал о Хульде.
Не спрашивал меня, откуда и почему я убежала.
Не смотрел на меня как на обманщицу, мошенницу или предательницу.
И несколько дней там я была не совсем Хульдой и не совсем собой. Несколько дней я была просто… счастлива.
Потому что несколько дней у меня была семья.
– Продолжай помешивать, – сказала тетя Мэри.
За день до кануна Рождества на улице стоял пронизывающий холод, а на кухне у тети Мэри было жарко. Окна запотели, а коричневое варево на плите кипело и надувалось пузырями, будто зелье в ведьмином котле.
– Ты помешиваешь? – спросила тетя Мэри.
– Да, – ответила я.
Она взглянула на кипящую карамель.
– Мешай сильнее.
Когда карамель начала брызгаться, тетя Мэри сказала:
– О, дорогая, ты же так запачкаешь свою красивую кофточку. Возьми фартук.
В прачечной на крючке висело много фартуков, и я взяла розовый с белыми цветами. Но как только тетя Мэри увидела меня, что-то в ее глазах заставило меня остановиться.
– Что-то не так? – спросила я, потом посмотрела вниз и увидела имя, вышитое на кармане. Дейзи. – О. Простите. Это фартук вашей дочери?
– Да. Но… ничего, надень его, – отозвалась тетя Мэри. – Она бы хотела, чтобы ты его надела.
Когда я начала завязывать волосы в хвост, тетя спросила:
– Тебе говорили, что тебе хорошо с убранными волосами?
Проглотив ком в горле, я кивнула.
– Моя мама.
– Ты по ней скучаешь, милая? Мы можем позвонить ей по Skype. Или по телефону, или…
– Нет, – ответила я слишком быстро. – То есть не сейчас. Разница во времени и все такое… это может подождать.
Задняя дверь распахнулась, и Эмили закричала с порога:
– Тетя Мэри!
– Обувь! – строго сказала тетя, но Эмили уже сняла свои грязнющие ботинки и оставила их возле входа.
– Твоя мама уже ездила в город? – спросила тетя Мэри.
Эмили помотала головой.
– Не думаю.
– О, по-моему, я видела ее машину на дороге, – сказала тетя, и я мельком подумала о черном внедорожнике.
– Тетя Мэри, у вас есть картошка?
– А что? – спросила тети Мэри, но Эмили покосилась на меня.
– Увидишь.
– Сюрприз! – хором закричали Эмили и Сьюзан, когда мы вечером зашли в дом Этана.
И тут я увидела плакат, висевший в гостиной. Надпись на нем гласила: «Счастливого Дня Торлакура, Хульда!»