Но пора бы перестать любоваться залетными немцами и вспомнить о своих прямых обязанностях.
– Мистер Сайн-Витгенштейн, вы желаете чай или кофе?
Ай да я, ай да молодец! Фамилию выговорила без запинки и с первого раза!
– Благодарю вас, Алисия, – едва заметно улыбнулся Клаус. – Не откажусь. Будьте добры, чашку зеленого чая.
– Конечно, – я встала и направилась на импровизированную кухоньку в подсобном помещении
Почему-то именно в тот момент, когда я заливала кипятком чайный пакетик, у меня как никогда остро ощущался диссонанс. Между очевидно богатым и красивым немцем в классическом стальном костюме и пакетированным чаем… Какой бы хорошей не была марка этого самого чая. Просто сам факт! Пакетик и Клаус Сайн-Витгенштейн!
Но увы, вариантов не было. Томас был заядлым кофеманом, потому выбор хорошего кофе был представлен в ассортименте, а вот с чаем – проблемы.
Так что я поставила на поднос чашку, на край блюдечка положила пару кусочков сахара, ложку на салфетку и, выдохнув, двинулась обратно в приемную.
Толстый ковролин глушил стук каблучков. Я, старательно гипнотизируя неожиданно тяжелую ношу, шла к гостю, который уселся в одно из кожаных кресел и, закинув ногу на ногу читал газету, из числа оставленных на журнальном столике.
Но стоило мне подойти к столу, как немец вскинул голову и пристально, внимательно посмотрел на меня. Я пропустила вдох и крепче сжала пальцы на подносе.
Пока меня не было, ариец надел очки. И сейчас его взгляд через прямоугольные стекла казался хищным, изучающим… препарирующим.
Ох, ересь какая-то мерещится. Я извиняюще улыбнулась, понимая, что нельзя так пялиться на гостей, и наклонилась, чтобы поставить поднос на столик.
Именно в этот момент Клаус почему-то попытался встать и случилось неизбежное: столкновение широкой груди мужчины и подноса. Чашка пошатнулась и опрокинулась, и поток зеленого чая хлынул по подносу, а потом коснулся темно-графитовой рубашки немца.
Вскрикнула, выпустила поднос из рук, и он с грохотом рухнул на пол, а Клаус лишь прикрыл глаза, со свистом втягивая в себя воздух.
Господи, кипяток же…
Я прижала обе ладони ко рту, с ужасом глядя на расплывшееся по рубашке влажное пятно. И думала я сейчас о двух вещах. Первое – героическому немцу в данный момент должно быть адски больно, но он не показывает виду, только зубы сжал крепче.
Вторая мысль была более приземленна и прозаична: Томас меня уволит ко всем чертям, и будет прав.
Меня парализовало паникой, и я не знала, что делать, куда бежать и что предпринять! Надо, наверное, ожог чем-то смазать?..
– Алисия, у вас на кухне есть сушилка для рук? – спокойно спросил Клаус, кончиками пальцев отводя влажную ткань от кожи. – Я бы хотел высушить рубашку до прихода вашего босса.
– Да-да, конечно, проходите.
Я торопливо показала куда надо идти и, кивнув блондину на сушилку, рванула к одному из шкафчиков, где хранилась аптечка. Схватила заветную коробочку, повернулась к Клаусу и зависла…
Он уже снял пиджак и сейчас аккуратно расстегивал второй манжет. Не торопясь, но быстро и сноровисто немец справился с длинным рядом пуговиц и скинул легкую ткань с широких плеч.
Я покраснела и опустила взгляд на сжатую в побелевших пальцах аптечку, но перед глазами все еще стояло идеально вылепленное тело. Светлая кожа с легким оттенком золотистого загара, перекатывающиеся мышцы и небольшое родимое пятно в виде сердечка на левой лопатке. Почему-то именно эта деталь намертво въелась в память, так как дисгармонировала с немного брутальным, но утонченным образом, еще сильнее, чем чай в пакетиках…
– О, вы достали аптечку, – по комнате поплыл низкий красивый голос с раскатистым акцентом. – Спасибо большое. Будет замечательно, если там найдется что-то соответствующее случаю.
Торопливо открыла коробочку и начала перебирать содержимое. От жара, от расстройства, бинты… нечто непонятное… о! Вот!
Позади зашумела сушилка, и я смогла вернуться вновь к лицезрению прекрасного.
Почему-то смотрела и сравнивала Клауса с Томасом. Наверное, потому что больше особо и не с кем.
Матисон… другой. Более жилистый, кожа темнее и, наконец, он брюнет.
Шум прекратился, вырвав меня из созерцания, и Клаус с довольным лицом повернулся ко мне, держа рубашку в руках.
Я приблизилась к нему, сжимая тюбик с лекарством, когда в коридорчике раздались торопливые шаги и громкий обеспокоенный голос начальника:
– Алисия, ты где? С тобой все хорошо?
Миг и вот она, картина маслом: Томас на пороге, полуголый красивый блондин на кухне, а в двух шагах от него красная от смущения я.
Матерь Божья!
/Томас Матисон/
С-с-сука!
Гребаный немец, чтоб тебе без бабла до конца жизни просидеть! Какого хера ты тут делаешь, Клаус?!
Картинка была до тошноты миленькая. Прямо выворачивало, до чего пасторально.
Мышка стояла в паре шагов от полуголого немца и испуганно смотрела на меня, хотя секундой ранее восхищенно пересчитывала кубики на прессе блондина.
Сам недоделанный барон спокойно и нагло смотрел мне в глаза и, не торопясь, натягивал рубашку.
– Привет, Томас, – невозмутимо поздоровался Сайн-Витгенштейн.
Мне же впервые хотелось не быть вежливым, несмотря на необходимость. Мне хотелось обстоятельно, не торопясь, по одному выбивать зубы этой паскуде.
Где, млять, непонятно было?! Это моя мышь!
И откровенно по хер на то, что вроде как я ее отпустил и не претендую. И вроде как мне должно быть плевать на тех, кто имеет ее после меня. Всегда так было… Что изменилось?
– Извините, это моя вина, – затараторила Алисия, глядя на меня несчастными глазами. – Я уронила чай на господина Сайн-Вишгеш… Витгеш…
Бедная девочка отчаянно покраснела, смущенно глядя на немца, а потом на меня.
– Я так и понял, – холодно ответил и, посмотрев прямо в глаза Клауса, сказал: – Жду тебя в кабинете.
Уже разворачиваясь и уходя, я краем уха услышал, как Алисия торопливо что-то лепечет про ожоги и травмы, а Клаус со своим фирменным немецким акцентом мурлычет, что "все произошедшее не стоит беспокойства и право, дорогая Алисия, не нужно так переживать…"
Не удержавшись, обернулся и успел заметить, как этот подлец поглаживает ее по руке, якобы в жесте вежливости и заботы.
Кобель немецкий. Селекционный, мать твою за ногу.
В кабинете мне стоило больших усилий не стукнуть кулаком по любой подвернувшейся поверхности и не швырнуть что-то в стену. Злость застилала разум, переплетаясь с недоумением. С чего я так взбесился? Гадс-с-ство.
Но, когда спустя пару минут на пороге показался Клаус Сайн-Витгенштейн, я уже был почти полностью спокоен.
Почти. Стоило в поле зрения появиться его идеальной роже, как мигом захотелось подпортить селекционный фейс.
Селекционный же фейс носил уже привычное нейтрально-вежливое выражение.
– Еще раз здравствуй, – поздоровался немец и, покрутив в длинных пальцах красивую, инкрустированную деревом зажигалку, положил ее на стол. – Погода сегодня просто сказка, не так ли?
Вступление ни о чем, плюс сигнальная зажигалка на столе…
Я нашарил под столом кнопку и нажал, активируя глушилку.
– Все, можешь говорить.
– Отлично, – удовлетворенно кивнул немец и открыл неизменную кожаную папку. – Итак, ты просил покопаться в делах твоей дорогой начальницы. И, хочу заметить, ты был молодцом и опередил ее буквально на недельку с аналогичным заказом.
– Она приходила по поводу меня?
Новость была плохой. Сказать больше – отвратительной донельзя.
– Да, была в офисе. Я отказал, мотивируя тем, что сейчас загружен, а одновременно более чем с тремя клиентами не работаю. А так как в данный момент у меня их только два, я рекомендую тебе от всей души оценить мою лояльность, дорогой друг.
Я не удержался и ухмыльнулся.
– В финансовом эквиваленте, разумеется?
– Как тебе будет угодно, – голубые глаза насмешливо сверкнули за стеклами очков. – Но вернемся к делу. Томас, судя по определенным движениям Айседоры, совсем скоро у нее может быть не шестьдесят процентов акций, а восемьдесят. Я бы от всей души посоветовал тебе поторопиться с действиями, если есть план, разумеется.
А вот это совсем уж паршиво.
– И за чей счет наша красавица собирается увеличить свой пакет?
– Не за твой, не переживай. Как понимаю, ты последний рубеж, и взять твои бастионы она планирует в подвенечном платье, предварительно обложив женишка по всем фронтам и не оставив выбора.