– В машине цветы для Шин. Поможешь их достать?
С тихим раздражением я отошла от двери и двинулась к кадиллаку, дернула за ручку и поняла что машина уже успела автоматически встать на сигнализацию.
– Ключи в кармане брюк, – все также из-под торта раздался наглый голос, и я была готова поспорить, там послышались знакомые насмешливые нотки.
– Вы мне предлагаете залезть вам в брюки? – скрестив руки на груди, поинтересовалась я.
– Если ты не заметила, Алисия, то сам я это сделать не в состоянии. Сколько ярусов у этого торта?
Он явно издевался, даже сейчас. И прежняя Алисия точно бы засмущалась и начала страдать по поводу этой неприличной просьбы. Но не нынешняя.
Я подошла, решительно отодвинула полу пиджака, который мешал доступу, залезла рукой в карман и вытащила ключи. А потом очень быстро открыла машину, достала огромный букет белых гербер. Надо же, он запомнил, какие цветы любит Шин. Я также решительно, вернула ключи обратно в карман, еще и похлопала сверху.
– Теперь уж точно все, – заявила нагло, снова открывая двери, чтобы пропустить "торт" вперед.
– А вы изменились, мисс Николс.
– Не без вашей помощи, мистер Матисон.
Едва мы вошли в банкетный зал, музыка, словно по сигналу, притихла. Гости замерли, и только наигранно радостный голос Шин возвестил:
– Время есть тортик!
Лишь сейчас до меня дошло, что из-за кипящих эмоций, я не додумалась попросить у персонала ресторации специальный столик и торт нужно было бы вкатить с уже зажженными свечами, чтобы сестра задула их. Но вместо этого торт внес Матисон, поставил на центральный стол, за которым как раз сидела сестра. С видом фокусника развязал банты, снял верхнюю коробку и продемонстрировал окружающим шикарнейший торт, на выбор которого я потратила два дня.
Шестнадцать свечей уже были воткнуты по периметру верхнего яруса, и я заметалась взглядом в поисках кого-нибудь из официантов, чтобы принесли спички. Но зажигалку из внутреннего кармана пиджака достал Матисон. Он со всей театральностью запалил огоньки, а Шин задула их под бурные аплодисменты гостей.
Для меня же все происходило словно в пелене дурного сна. И только когда сестра подошла ближе, неся тарелочку с угощением, нашла силы отмереть.
– Первый кусок торта для тебя, – произнесла она, протягивая блюдце.
Я до сих пор стояла с букетом гербер для нее, и все, что могла сделать, так это спросить:
– Зачем ты это сделала, Шин? Зачем его позвала?
Как бы я не сдерживала боль, накопившуюся в душе, она все равно прорвалась наружу.
– Захотелось, – она пожала плечами и сама забрала из моих рук букет, насильно вручая тарелку с тортом. – Просто иначе вы как два идиота – никогда сами первый шаг не сделаете.
– Да что ты вообще знаешь о первых шагах? – не выдержала, понимая что еще немного и слезы появятся на глазах.
Шин не знала о нас с Томасом ничего, разве что видела один раз, когда я привела его в больницу. Из-за чего все эти выходки?
– Ну я же не дура, – улыбнулась она, пряча лицо в цветах и с удовольствием вдыхая их аромат. – Кроме того я умею разблокировать твой телефон, а еще читать смс. Мне не составило особого труда догадаться по ним, кто оплатил мое лечение, и причину твоего изменившегося настроения. Вы два барана, если умудрились поссориться!
– Ты ничего не понимаешь, – сокрушалась я.
– Иногда мне кажется, что это ты ничего не понимаешь, Алисия, – наставительно произнесла она. – Ни один мужчина не станет тратить двести пятьдесят тысяч долларов на лечение чьей-то сестренки просто так. Чем бы он не руководствовался, но ты ему точно нравилась.
В этот момент к Шин подлетела одна из подружек и уволокла ее танцевать в центр зала, оставляя меня в размышлениях наедине с тортом.
А я так и стояла, оглушенная заявлением своей маленькой, но такой взрослой сестренки.
Даже если допустить, что Шин права, и Томас действительно руководствовался чем-то светлым, оплачивая дорогостоящее лечение, то как объяснить тот разговор с кабинете? Его холодность, его потребительское отношение ко мне.
Как он тогда сказал на проведенную ночь с ним – "очередной этап моего приручения"?
Ведь до этих слов я бы, наверное, простила ему многое, даже виды Лейблант на мое тело и ее унизительные речи. Могла бы поверить, что Томас изменился, поменял свои планы в отношении меня, но только он все подтвердил.
Да и потом. Почему не отвечал ни на одну смс?
Неожиданно веселая танцевальная музыка стихла на полу-ноте. Танцующая молодежь замерла и вопросительно уставилась на диджея за пультом. Я тоже смотрела туда и увидела Матисона, который с самодовольной улыбкой отходил от стойки с аппаратурой и направлялся ко мне.
Зазвучало фортепиано. Тихие, постепенно нарастающие звуки кельнского концерта Кита Джареда. Подружки Шин разочарованно застонали что-то о дурацкой музыке и ушли с танцпола.
В моей же груди беспокойно забилось сердце, как будто вторя каждой сильной ноте в такте и каждому шагу Томаса, приближающегося ко мне.
– Я понимаю, что музыка конечно же не подходящая, – произнес он. – Но, Алисия, можно ли пригласить тебя на танец?
– Нельзя, – излишне быстро произнесла я и тут же придумала самую нелепую отговорку в жизни: – У меня торт.
И отсалютовала блюдцем.
– Если проблема только в нем, – пальцы мужчины легли сверху на руки. Такие горячие, давно забытые, сильные и обжигающие. Матисон мягко забрал у меня угощение и передал тарелку кому-то из тех, кто стоял рядом. Боковым зрением я увидела довольный взгляд Шин. – Вот и нет торта. Так что насчет танца?
Как бы поступила прежняя я? Струсила и, наверняка, покраснела. Но теперешняя Алисия могла и умела поступать уверенно, как захочется ей. Нет больше серой мышки, зато есть кошка, только начинающая свой путь в хищном обществе.
Я холодно улыбнулась и подала Томасу руку. Только бы не показать ему, как волнуют меня эти прикосновения.
Казалось, время остановилось. Только я, он и абсолютно не подходящая музыка для танца.
Чувствовала его руку, сквозь материал своего платья, жар исходящий от мужчины, дорогой аромат парфюма, кофе и табака. Его теплое дыхание на своей макушке и мурашки, бегущие от этого по спине.
– Ты начал курить? – почему-то спросила я.
– Да. Это был нервный год, – произнес он, а после, на мгновение задумавшись, особенно шумно вдохнул запах моих волос и добавил: – Я скучал по тебе и по твоему запаху. Никогда бы не подумал, что можно скучать по аромату женщины.
Промолчала.
– Мне так много нужно тебе сказать, – продолжал Томас. – Оправдаться. Попросить прощения…
Я покачала головой.
– Не хочу слышать. Ты сам говорил, что не умеешь этого делать. Поэтому не стоит даже начинать.
– И все же… – выдохнул он. – Я бы хотел попытаться, но не здесь…
Отстранилась от него, подняла глаза, чтобы встретиться в упор с блеском карих глаз.
– Предлагаешь мне уйти с дня рождения собственной сестры?
– Что-то мне подсказывает, она не обидится, – на его губах расцвела та самая знакомая и ехидная усмешка.
– Нет, – отрезала я и собралась выпутаться из его рук. К черту этот танец.
Он как-то по особому тяжело вздохнул, притянул меня ближе к себе, прижал так, что перехватило дыхание, а потом произнес в самые губы:
– Тогда ты мне не оставляешь выбора. Если план "А" провалился, придется переходить к более кардинальным мерам.
Он подхватил меня за талию и перекинул через плечо как тростинку. Я взвизгнула и одновременно с этим забарабанила по его спине руками.
В зале раздались ободряющий свист и аплодисменты. Все гости Шин подбадривали Томаса в его действиях. Мужчины показывали ему большие пальцы, а девочки завистливо вздыхали, глядя на меня.
И только Шин, молча и с улыбкой от уха до уха, доедала трофейный торт, провожая нас светящимся от счастья взглядом.
/Томас Матисон/
Каким же я был идиотом, если не понимал, что самое лучшее утро – это утро с правильной женщиной. Я подтянул сонное и немного сопротивляющееся тело Алисии к себе, вдохнул ее одуряющий запах и довольно сощурился. Моя девочка что-то недовольно пробурчала, попыталась извернуться и поглубже зарыться в подушку, но у меня были решительно иные планы на это утро. Мне хотелось целовать каждый сантиметр ее божественного тела и вновь увидеть этот задорный блеск в глазах, как вчера ночью.