– Мне нужен Райли, – голос понижен и другой бы человек различил в нём лютую злобу, которая бушует во мне. А блондинке всё равно, она указывает на противоположный кабинет от того, где была я.
– Николас… – имя само срывается с губ. Смотрю на закрытую дверь, забываю обо всём, и внутри всё переворачивается.
– Мистера Холда сейчас нет. Мистер Вуд вас уже ожидает, мисс Пейн, – обращается ко мне девушка.
Это хорошо, что его нет. Потому что не смогу сейчас разорваться на свои отношения… могу сорваться… могу снова всё испортить… могу поддаться ему, ведь сейчас я слаба. Внутри слаба.
Останавливаюсь на секунду перед дверью, позволяя огню добраться до моего разума, пропустить искру. Раскрываю глаза и берусь за ручку двери, резко открывая её и захлопывая.
– Мишель…
Поднимая голову, смотрю на мужчину, которого не узнаю. Помятый. Так можно сказать и о его лице, и об одежде. Словно прибитый смотрит на меня с печалью, а мне так больно за мою подругу. За себя. И, наверное, я бы увидела больше, чем сейчас, если бы не дала в одну секунду волю своим чувствам.
Три шага, и рука, замахиваясь в воздухе, сжимается в кулак. Глухой удар по его скуле и костяшки пальцев отдаются горячительной болью.
– Блять! – Шипя, трясу рукой. Безумно больно. Так я ещё не била.
Райли не ожидал от меня такого приветствия, но адреналин не остановить. Он уже взбурлил и не даёт остановиться.
– Ещё один шаг к ней, урод, и я убью тебя, – угрожаю, выливая всю ярость и боль подруги в обескураженное лицо Райли. Держится за скуку, до сих пор не отойдя от шока.
– Нравится тебе, когда бьют, не так ли? Так вот, в следующий раз найди себе соперника равного себе! А бить женщину может только трус и ублюдок! Три года! Мать твою, три года она отдала тебе! Неужели, женщина стоит ниже, чем твоя любовь к нему? Ты же не гей! Ты должен обожать её… должен был. А ты просрал всё, урод. Как ты смел, так поступить с ней? Как ты смеешь, вообще, влезать в чужую жизнь? Кто ты такой? Кем ты возомнил себя, Райли?! Посмей только тронуть её, поверь, я отдам последний цент за возможность посадить тебя. Шестнадцать лет и преступление, уголовно наказуемое деяние за развращение несовершеннолетней. Вот тогда ты узнаешь, что такое сила, – выплёскивается из меня всё, что накопилось. Мешается и по новой. Не могу остановиться.
– Мишель…
– Нет! Я сказала, нет! – Перебивая его, выставляю палец вперёд. И пусть рука трясётся, но иначе сейчас меня разорвёт. Я должна это сказать, должна хоть я защитить Сару. – У тебя нет ни одного ценного оправдания. Ты использовал её, как грушу. За что? Не можешь контролировать себя? Иди лечись! Это не я калечу судьбы, это ты… ты заставил меня полюбить его! Ты заставил Сару полюбить тебя, и не позволил сказать мне об этом! Это всё твоя вина! Пусть она сожрёт тебя до говна, из которого ты состоишь. Ты не имел права! Надеюсь, ты сможешь с этим жить, Райли. Потому что жить ты будешь, и узнаешь, каково это – умереть внутри из-за того, что ты не смог предотвратить и сделать. Ещё раз подойди к ней. Это не любовь, Райли. Это издевательство над тем, кто тебя действительно возвёл в небожители. А ты этого недостоин, ты не мужчина, а низшее существо на этой планете. Бить женщин по лицу может только слабый человек. Я разочаровалась в тебе, Райли. Разочаровалась, вообще, в любви… такие, как вы, только убивают это чувство, пачкают само слово, а смысла не знаете. Я предупредила тебя, не смей к ней приближаться, – смеряю его взглядом, наполненным отвращением. Но вот к кому это отвращение: к нему, к себе, к своей любви и своим решениям? Не знаю, но ком горечи застревает в горле.
Разворачиваясь, выхожу из кабинета и громко хлопаю дверью, выплеснув последнюю энергию из себя. И меня не волнует, что он не ответил мне, не начал уверять, что это случайность. Не волнует ни его вид, ни его потухшие и наполненные болью глаза. Сожаление. В наших жизнях это слово обрело слишком много власти. Мы сожалеем теперь обо всём. Я не могу позволить себе сделать шаг к Николасу, потому что он сам этого не хочет. Сама в себе разобраться не могу, мечусь то в одну сторону, то в другую. А теперь ещё Сара и Райли.
Вылетаю из здания корпорации, а внутри до сих пор злость. Злость теперь на обоих. На одного, что позволил себе такое бесчинство к той, кто любит его, несмотря ни на что, а на другого, за то, что не позволяет себе, разрешить мне, занять хотя бы немного места в его жизни.
– Мишель! – Слышу оклик, но ещё быстрее иду к своей машине.
– Мишель! – Райли, догоняя меня, хватает за руку и разворачивает к себе.
– Не трожь меня! – Сквозь зубы говорю я, вырывая свой локоть из его хватки.
– Я люблю её… где она? Пожалуйста, мне плохо… я сам не знаю…
– Страдаешь амнезией, Райли? – Прищуриваюсь я. – Я напомню, ты ударил её, не за то, что она пожелала Николасу. Ты ударил её, потому что поставил на пьедестал своё слепое обожание, какой-то давний долг и амбиции. Ты ударил её, потому что она обличила всего тебя в тот момент. Ты ударил её, потому что, правда, тебе была неприятна. Ты, мать твою, ударил её за рамками темы! Вместо того чтобы, бороться за своё счастье, за свои отношения, ты опустил её к своим ногам и использовал, как половую тряпку. Ты считаешь, раз у тебя особые вкусы, ты имеешь право поступать так в быту? Так кто ты после этого? Пойдёшь тоже в клуб, и тебя ударят? А потом отдашь ей видео, чтобы её разорвало от боли. Боли огромной. Её и твоей. Это не любовь, когда ты заставляешь другого человека мучиться и сходить с ума, винить себя и страдать, только потому, что слабый. Слабый и трусливый, чтобы восстать против своего друга, показать ему пример, каким должен быть мужчина с большой буквы. Этот адов круг никогда не прекратится. Ты хочешь быть похожим на Николаса, да, Райли? Ты хочешь быть таким, как он? Ты выбрал не того, в которого нужно верить. Изначально твоя вера была проиграна в этой схватке. Ему никто не нужен, кроме его боли. И ты опустился туда же. И любовь не поможет, ничего не поможет, пока ты сам не решишь вытеснить этот весь гадкий мир из своего сердца! Пока ты не отдашь своё сердце ей, пока ты… действительно, не начнёшь ценить человека рядом, это не любовь. Это единоличное владение.
– Я хотел, только чтобы все были счастливы… я хотел для него того же, что и для себя, – опускает взгляд, а мне тошно от этого. Тошно от своих слов, потому что, правда. В их сердцах нет места для нас. Никогда не будет.
– Ты волнуешься больше о друге, чем о своей девушке. Это неправильно. Ты позволил себе причинить боль ей, хотя был зол на него и на меня. Не так ли? Но разве это стоит этого? Стоит страданий? Нет, я отвечу тебе, нет. Ни черта это не стоит, – горько произношу я. И больше нет возможности стоять здесь и сохранять достоинство. Слёзы уже скапливаются в глазах. Разворачиваясь, качаю головой и подхожу к машине.
– Я люблю…
– Нет! – Выкрикивая, поворачиваюсь к нему. – Нет, ты любишь не то, что следует, Райли! Ты никогда не любил! Никогда! И не смей больше подходить! Не смей причинять боль! Нет, я придушу тебя, если это сделаешь!
И плевать, что люди оборачиваются. Плевать, что обращают внимание на нас. Забираясь в машину, завожу её и резко стартую.
Возможно, я неправа. Но сейчас… в эту секунду мне тоже плохо. Я устала от всего, от этих разборок. Устала от борьбы за то, что никогда не будет моим. Устала до той точки невозврата, в которой нет ничего. Буквально ничего, кроме пустоты и эмоциональной опустошённости внутри. Устала. Настолько, что хочется исчезнуть. Не знать более ничего. Чем дальше, тем больше убивают меня со всех сторон. Не могу… господи, не могу так больше.
Стирая слёзы, паркуюсь у супермаркета, чтобы купить готовую еду. Я не знаю, что теперь мне делать. Не знаю, как дальше быть с Сарой. Что говорить ей, как относиться к этому. Просто не знаю.
Никогда не сталкивалась с полным непониманием собственных чувств. Точнее, полного отсутствия их. Когда ты выплеснешь всё, что в тебе кипело до этого, приходит состояние, в котором ты не слышишь звуков, не видишь людей. Только ты и тишина. Это страшно, настолько страшно, что ты не можешь понять, что с тобой не так. Отчего жизнь подбрасывает именно тебе такие испытания? Где ты провинилась? Ведь ты отдала всё, что было. Ты потеряла всё, что хранила внутри себя. Ты осталась одна. В такие моменты одиночество губительно, оно, играя по своим правилам, подводит тебя к краю. И ты смотришь со скалы вниз, решаясь прыгнуть и закрыть глаза навечно. Потому что нет больше ничего в жизни, чтобы заставило бы тебя задуматься о другом.