Лина Мур - 50 и одно дыхание глубже

Разворачиваюсь и бегу мимо деревьев. Но слёзы вырываются из глаз, и, останавливаясь, опускаюсь на землю. Неужели, именно так я выгляжу со стороны? И он так думает? Мало того, теперь знаю, насколько я ничтожна в этой жизни. Ничего не умею, если даже он постарался утроить меня на работу. А меня там терпят только благодаря Николасу. Дурёха, думала, что фотография моя стезя, а оказалось всё ещё хуже. Неужели, вся боль, которую я пронесла в себе, проживая рядом с ним, не стоила и грамма доверия? Неужели, всегда мы будем на разных полюсах этой планеты, и никогда не встретимся на экваторе? Неужели, всё в пустоту?

Чёрт возьми, как же это больно.

Порой прокручивая все события, что принесли с собой боль, ты не видишь её. Не помнишь, какой она бывает. Ты смотришь красочные воспоминания, где была счастлива, где ещё надеялась на что-то. А потом приходит понимание – красивого окончания никогда не произойдёт. Слишком много причин, преград и ожиданий, которые не оправдались. Винить одного человека, не себя, проще. Намного проще, чем возложить на себя эту ношу. Но, возможно, когда-то давно я бы так и сделала. Сейчас же, медленным шагом прохожу по лесу, который стал для меня тёмным и одновременно откровенным местом, понимаю, что и я там была. В этих ссорах, в страхе жить и быть отвергнутой. В признаниях и собственных иллюзиях, которыми тешу себя до сих пор. Я участвовала во всём, что происходило между нами и с нами. И в большинстве была той самой причиной, из-за которой жизнь обрывалась, заставляя умирать от нехватки кислорода. А как иначе я не знаю, не умею по-другому.

Выхожу к машине, так и стоящей на обочине. Иссушена от эмоций, от слёз, от обиды, от переживаний. Пуста внутри, какая-то апатия наваливается на меня, и я, приближаясь к автомобилю, сажусь рядом и облокачиваюсь о колесо. Не представляю, что можно сказать ещё, чтобы выплыть из вязкой пучины, в которой мы оба сейчас пытаемся дышать. Знаю, как ему сложно, но и мне ведь не меньше. Обещала быть рядом, но ему разве это нужно? Он мечется… устала. От всего устала. Даже дышать устала.

Смотрю на мирно покачивающиеся деревья, и даже мыслей нет. Ни о чём. Только тишина. Мечтаю ли я о чём-то ином с Николасом? К примеру, о детях… какие к чёрту дети, когда ни он, ни я не пытаемся ничего сделать, чтобы укрепить веру друг в друга? Смешно. Свадьба? Не будет такого. Но какой финал? К чему это приведёт меня? Знаю. Одиночество. Когда-нибудь он уйдёт. Навсегда уйдёт. Если уже внутри этого не сделал.

Тяжело вздыхаю, как что-то покалывает кожу. Чувствую что-то непонятное в груди, где сердце начинает убыстрять свой ход.

– Прости, – раздаётся сбоку от меня тихий хрип. Резво поворачиваю голову и встречаюсь с тёплыми каштанами глаз Николаса.

– Я…

– Нет, прости меня, – качает головой, перебивая меня, да и, если честно, слов не нахожу, только понимаю, как сильно люблю его.

– Семья для меня всегда была острым восприятием этого мира. Верил только в них, что тоже смогу. А ничего, Мишель. Ничего нет. Выдумал себе мир, в котором никого не было. Никогда. Знал, что не следовало мне ехать туда. Знал, что всё окончится плачевно, когда мне доложили о том, где ты находишься. Знал. Всё знал и шёл. Прости меня, но я не сомневался в тебе. Ты просто рядом, поэтому позволил так поступить с тобой. Рядом. Чёрт, ты же рядом. Сидишь здесь одна, а я потерян. Прости меня, жалкий и уставший, психически нездоровый ублюдок, который только и несёт с собой боль. Прости меня, просто прости, – опускаясь на землю и отворачиваясь, упирается затылком в машину.

– Я не должна была…

– Ты всё верно сказала, крошка, – приподнимает уголки губ. – Лишь страх того, что ты можешь исчезнуть, возвращает меня. А там темно. Иду на свет за тобой, не хочу иначе. Кто и виноват, то только я. Должен был оборвать эту мнимую связь с ними уже давно. Они моя семья… были ею. Устал, устал от самого себя и проблем, которые раньше не хотел видеть. Ты указала мне на них, и теперь я решу всё. Только не оставляй меня, не дай мне отпустить тебя, потому что тогда пропаду. Один. Один во всём мире без целей и смысла. Без тебя. Пропаду, – находит своей рукой мою ладонь и сжимает её. Плачу. Тихо. Не видит моих слёз, а сдержать их нет сил.

– Я люблю тебя. Всё хорошо, и ты не один, я ведь тоже рядом, такая же нездоровая, как и ты, – перевожу взгляд на его вспухшую руку с блестящей кровью, и внутри всё холодеет.

– Николас. Ты… надо что-то сделать, – шепчу, осторожно дотрагиваясь пальцами до живой кожи и пытаясь понять, как глубоко он поранил себя.

– Пройдёт, – безэмоционально отвечает он.

– Нет. Николас, у тебя должна быть аптечка…

– Виски. В багажнике бутылка виски. Достань, – обхватывая моё запястье, отрывает от своей руки. Быстро кивая, подскакиваю с земли и подбегаю к багажнику. Нажимаю на кнопку и поглядываю на него. Не двигается. Смотрит впереди себя и ни грамма движения. Я знаю, как больно видеть родных в неприглядном свете. Переживала то же самое когда-то с отцом. Он был рядом. Держал меня в своих руках и, шепча необходимые слова, приносил с собой облегчение и новые грани собственного мира.

Роясь в вещах, нахожу аптечку и бутылку воды, а затем виски. Собирая всё в руках, захлопываю багажник и подбегаю обратно к Николасу.

– Надо для начала помыть всё, а потом обеззаразить, – бормоча, расставляю найденное вокруг его ног. Наблюдает за каждым моим движением, пока я дрожащими руками беру его руки, и открывая бутылку, аккуратно поливаю. Смываю грязь и кровь, но боюсь, что это лишь верхушка айсберга. Они опухли, до тошноты страшно смотреть на это. Заставляю себя, распахивая аптечку, и ищу бинты. Только вата, которую складываю и, открывая алкоголь, смачиваю их.

– Не больно? – Тихо спрашивая, собираюсь сама с силами, чтобы приложить вату к его ранам.

– Нет. Не чувствую, – отзывается он. Киваю сама себе и резко прикладываю импровизированные повязки к его рукам. Даже не дёргается, когда у меня внутри всё переворачивается. Не сбивается его дыхание. Ровное. Едва уловимое.

– А тебе? – Его вопрос заставляет поднять голову. Моргаю и хмурюсь непонимающе.

– Тебе больно, – усмехаясь, дёргает руками, что я выпускаю их из своих. Сбрасывает вату и подхватывает бутылку. Одним движением подносит ко рту и делает большой глоток.

– Николас…

– Я купил это для Арнольда. Он любит хороший виски, а я ненавижу, – перебивает, облизывая губы, и снова делает глоток.

Не знаю, что сказать. Только наблюдаю, как он отстранённо крутит бутылку и снова пьёт. Что я могу сделать в этой ситуации? Ничего. Не забрать у него алкоголь, не хочу ругаться, но ему будет только хуже, когда градус забурлит в его крови. Знаю. Тоже переживала.

– Иди ко мне, Николас, – ласково зову его, устраиваясь рядом, и облокачиваюсь на машину. Единственное, что в моих силах, быть с ним. Если надо, то молчать, но не отпускать. Вместе. Дышать одной болью, разрываться и возноситься рядом друг с другом.

Поворачивает на меня голову с затуманенным взглядом.

– Иди, – раскрываю руки и сама подхватываю его за плечи. Тяжело разворачивать его, но сейчас он не понимает, как пережить пустоту внутри. А я знаю. Мне он был необходим тогда, и я жила только благодаря воспоминаниям, связанным с ним. Кое-как удаётся уложить его спиной к своей груди. Словно ему всё равно, позволяет делать с собой любую фантазию. Но она одна – помочь.

– Я люблю тебя, – шепчу и целую его в волосы. Делает глоток из бутылки и молчит. Кладу подбородок на его макушку и смотрю впереди себя.

Не знаю, как долго мы молчим, тишина окутывает своей тяжестью каждую клеточку моего тела. Только булькающие звуки, когда он подносит бутылку ко рту. А мне больно, действительно больно видеть его таким и понимать, что в данный момент я бессильна.

– Я видел тебя, – раздаётся его хриплый голос, но странный, очень певучий. Пьяный.

– Где? – Удивляясь, поднимаю голову с его макушки.

– В магазине. Ты такая смешная. Пряталась, думая, что не увижу. А я видел. Ждал, какой шаг ты сделаешь следующим. Такая маленькая. Глаза… глубокие и большие. Глаза. Мне понравились глаза, – разрывая свою речь смешками, произносит он.

– Сочный засранец! – Улыбаясь, перебираю его волосы. Вспоминаю то время, ту секунду, когда мой мир начал меняться.

– Упрямая кукла, – снова смеётся, делая глоток.

– Почему кукла? – Обиженно спрашиваю я.