Лина Мур - 50 и одно дыхание глубже

– В магазине видел. Люси… она так мечтала о кукле. Говорила мне об этом, и я купил такую. У них глаза большие и кожа гладкая. Нетронутая. Кукла, маленькая крошка со своей судьбой. Без характера и прошлого. А другая… я встретил её… она упрямая очень. Всё делает наперекор, не слушает и кожа у неё другая. Нежная. Мягкая. Руки её… мне нравятся они. Она не умеет бояться, она бесстрашная. Она моя. Мишель, даже имя у неё необычное. Как для чего-то совершенного в этом мире, – в глазах скапливаются слёзы, когда слышу своё имя и закусываю губу, чтобы в голос не расплакаться от щемящей сердце любви, что таится в нём.

– Я любил её… так любил… очень, – продолжает. Хлюпаю носом, пока доходит смысл слов в прошедшем времени.

– Больше не любишь? – Выдыхаю, а рука замирает в его волосах.

– Не знаю. Я ведь заботился о ней с самого детства. Так любил её. Больше всех. Всё готов был отдать, чтобы она никогда не помнила ужас, который переживали мы. Любил её… Люси… так любил, – судорожно выдыхает, а острые зубья страха отпускают сердце.

– И у меня появилась другая крошка, она ведь куколка, а Люси её не полюбила. А я же любил…, наверное, именно так. Иногда я думаю, а что такое любить кого-то. Люси и моя крошка разные. Пришёл я к ней и рассказал, что нашёл способ быть нормальным. Нашёл свой мир, который помог мне увидеть, что я не чудовище. И она была рада за меня, подталкивала туда, поощряла и заставляла больше развиваться. А крошки не было, была боль. Темно и тихо. Думал, что живу правильно. Но она же… она показала мне иное. Насколько на самом деле боль, которую дарил я, может убивать. По частям. Медленно. Необратимо убивает она, – вздыхает. Сдерживаюсь, чтобы не закричать от ненависти к его сестре. Выходит, она вместо того, чтобы помогать ему, наоборот, топила глубже. Чтобы он был зависим от этого, как и от неё.

– Нельзя говорить… заткнись, Николас, заткнись, – дёргается в моих руках, а я крепче прижимаю его.

– Нельзя. Она плачет, потому что я сказал ему «ублюдок». Я сказал… заткнись. Говорить о сердце нельзя. Чувствовать нельзя. Боли нет. Ничего нет. А он связывает меня… неприятно… знаю, что сейчас будет. Не хочу смотреть… кричать хочу… убежать хочу… надо помощь позвать. Ни слова, Николас, не говори ему ни слова, – зло шипит он. Жмурюсь от раздираемой боли внутри. Воспоминания. Он слаб в них, когда разум опьянён. Он живёт ими, а я дышу им.

– Тише… тише… – шепчу, глотая слёзы. Расслабляется под моими руками, мягко гладящими его по голове, плечам и груди.

– Она больше не плачет. Просит, чтобы что-то сказал. Нельзя. Крови так много, а он… встаёт и снова пытается поймать её. Крошка, я должен спасти… – пытается вырваться из моих рук.

– Николас, я здесь. Тише, – всхлипывая, удерживаю его. Падает снова на мою грудь. Кусаю губы, только бы пережить. Дышит рвано, быстро и с его виска скатывается пот. Он горит под моими ладонями, а я шепчу ему на ухо, что всё позади. Затихая, находит бутылку и делает глоток.

– Он любил пить. Ненавижу. Эту слабость ненавижу. Он пьёт… а это так противно. Горько и горит всё. Молчать. Хорошо… тихо… – шепчет он. Сжимаю губы, роняя слёзы на его волосы. Господи, как чудовищно. Его отец чудовище.

– Ненавижу детей. Люси беременна… плачет так. Аборт должна сделать, не слушает меня. Должен помочь… должен… я же люблю её. Должен улыбаться, когда мне противно. Должен ударить… придушить того, кто это сделал. Сама. Хотела сама. Помогать. Дом купить и родителям тоже. Я должен им. Должен… – издаёт стон, а мне терпеть сил нет. Понимать, как использовали его страхи против него. Не говорит об этом, а я чувствую. Каждой клеточкой тела чувствую, насколько он был одинок в своём мире. Чуждый в своей семье и пытающийся доказывать свою человечность.

– У меня никого нет больше…

– Есть. У тебя есть я, Николас, – шепчу я, поглаживая его по волосам.

– Крошка. А я всех потерял, когда она появилась. Всех. Были ли они рядом со мной? Никогда никого не было. Один я. А потом она. Такая глупая у меня, думает, что я не понимаю и не вижу ничего. Всё знаю. И она называет меня. Любимый. Это так красиво… любимый, – последнее произносит по слогам и усмехается.

– Но не заслужил быть таким. Обижаю её, хотя знаю всё. Она рядом… я знаю всё, вижу в её огромных глазах. Пытаюсь… выжить пытаюсь… она уйдёт… от меня уйдёт, потому что сил уже нет, – допивает бутылку и отбрасывает от себя.

– Не уйдёт. Ни за что не уйдёт, Николас. Она любит тебя больше, чем кого бы то ни было. Ты для неё всё, – перебираю его волосы, а он, поворачивая голову, приподнимается на мне и поднимает мутные шоколадные глаза.

– Она такая же, как ты, – улыбается, словно не мне и тянется рукой к моему лицу.

– Губы у неё мягкие. А мне больно было. Там… больно было, страшно было, но она… такая маленькая… крошка… совсем не понимала, куда затягивала меня… я не целуюсь в губы. Никогда. А у неё они такие мягкие. Мне нравятся они, и она улыбается. Она сильная. Знаешь, какая она сильная? – Дотрагивается до моей щеки и его рука безвольно падает.

– Нет, расскажи, – подхватываю его голову, чтобы удобнее лёг.

– Очень сильная. Я вижу её, и всё меняется. Боль отступает, страха нет. Забываю всё. Она умная у меня, простила меня. За всё простила, а я не смог. Только её вижу. Слышу её. Всегда слышу. Я буду защищать её, даже от себя. У меня нет никого больше, кроме неё. Никогда и не будет. Но я не знаю, как жить дальше. Он забирает меня, а я боюсь… я сделал ей больно, – хмурясь, переводит взгляд куда-то вдаль.

– Наказал её, думал, что понравится. Мне нравилось… но не с ней… а я хочу… так хочу… мне необходимо это, и она мне нужна. Она пахнет вкусно. Нежностью. Любовью. Лаской. Она такая маленькая. Моя. Моя крошка… моя, – глаза его закрываются, а через секунду всё заканчивается.

– Господи, – понимая, что заснул, даю волю слезам. Обнимаю его и плачу в его волосы. Плачу тихо и горько, наполняя своё сердце его словами и искренними чувствами, которые он отрицал. О которых страшился говорить. А сейчас… боже, как люблю его. Как хочу уберечь от воспоминаний, хочу залатать каждую рану на его сердце. Глубоко забраться и излечить.

Сжимаю его голову и целую волосы, приподнимая немного, вытираю плечом глаза и кладу ладонь на его щёку. Ни разу он не был таким незащищенным, как в эти секунды. Никогда он не говорил так, как несколько минут назад. Невозможно смотреть на него и не прикасаться.

– Любимый. Я боялась сказать это слово, – шёпотом произношу, поглаживая его лицо.

– Боялась жить, когда мне было это необходимо. И только ты смог распахнуть все двери, которые я закрыла от остальных. Только ты. Николас. Не причиняй себе боль, прошу… молю тебя… потому что от этого ещё сложнее. Мы справимся, обещаю тебе, что справимся. Не закрывайся, дай возможность и мне заболеть тобой до безумия. Хотя уже такая. Сумасшедшая. Прости, прости меня, – утыкаюсь в его голову и вдыхаю аромат пыли, тонкого одеколона и спокойствия.

Мне хорошо, знаю, что это ненормально для человека. Но внутри неимоверно мягко и ласково дотрагиваются его слова до сих пор. Каждый из нас справляется с потерями так, как может. И я не виню его, что сейчас пьян и спит. Возможно, это даже лучше. Так хотя бы не навредит себе вновь, а я смогу насладиться им. Смотреть на него и любоваться, гладить его лицо и целовать. Улыбаться своим ощущениям и понимать, как мы близки. Да, это тоже не входит в рамки условленных отношений, что заявлены миром. Но мне комфортно. Пережив страх, ужас и отчаяние, без сил, хотя я одновременно наполнена жаждой, защищать. До последнего.

Горечь. Во мне остаётся одна горечь, пока сижу на обочине со спящим Николасом. Вспоминая его слова, чувства… боже, как же он выжил? Как справился с этим всем? Ужасает отношение к нему родителей и сестры. Не заметили ничего, а я вижу. Каждый осколок боли, в его сердце вижу.

Неприятное жужжание вырывает меня из мыслей. Распахиваю глаза, замечая, что уже начинает смеркаться. Как долго мы здесь сидим?

Снова странный шум. Прислушиваюсь и различаю вибрацию в кармане джинсов Николаса. Осторожно тянусь рукой, тело затекло. Больно сделать хотя бы движение, но нащупываю айфон и достаю. Майкл.

– Да, – отвечая, пытаюсь поменять положение, но не чувствую ног.

– Мисс Пейн? Эм… мистер Холд… он звонил. Прислал сообщение, но оно пустое… не отвечает, – сквозь помехи слышу голос мужчины.

– Да. Мне нужна помощь. Мы… чёрт, я не знаю, где мы находимся. Мы были у его родителей, а потом поехали… обратно… в Торонто. Но я не справилась с управлением, и… Вы можете нас забрать? – Пытаюсь говорить чётко и внятно, но боюсь не успеть сказать всего из-за плохой связи.