— Зарина!

— Дай нам быть вместе. Я приказываю тебе, Зарина, стать моей рабыней с этой минуты и навсегда. Я приказываю тебе подчиняться мне, вне зависимости от того, что происходит. Я приказываю тебе! — Брат Зарины не успевает подлететь к ней, когда она под давлением сдаётся и расстёгивает пряжку на руке Ника.

Парень хватает Зарину и заваливает на пол перед моими ногами, а Николас в это время другой рукой расстёгивает второй ремень. Я дёргаюсь, стараясь ударить их. Раскачаться и ударить. Они борются на полу, нож летит из рук Зарины.

От напряжения вся покрываюсь испариной. Смотря, то на Ника, перешедшего к ногам, то на брата с сестрой, вопящей рядом.

— Сидеть! — Парень отталкивает Зарину и наставляет пистолет на Николаса.

— Не смей делать никаких движений. Дура ты, он тебя сейчас прикончит! Он тебя…

— Ошибаешься, мой хороший. Видишь, я свободен и делаю вот так, — медленным тягучим тембром Николас перебивает его и поднимается на ноги. Он обхватывает талию Зарины и притягивает её к себе.

— Не хочешь поиграть? Я даю тебе разрешение показать мне, на что ты способен с ней. Прямо сейчас. В эту минуту, — Ник переводит странный взгляд на меня, предлагая чудовищное.

— Неужели, тебе больно, Зарина? — Он надавливает ей на плечо и заставляет опуститься на колени перед собой.

— Я ваш Хозяин. Обоих. И я устал быть нормальным, — прижимает её лицо к своему паху и закрывает глаза, словно наслаждается.

— Ты хочешь, чтобы я трахнул её сейчас? — Недоумённо спрашивает Бен-Батч.

Николас распахивает глаза и ухмыляется, отвечая положительно на вопрос без слов.

— Чёрт, да ты, действительно, больной. Я не против, но…

— Живо, я сказал. Иди к ней и встань за её спиной. Разорви на ней одежду, — рычит Ник. Сглатываю от страха. Он не может так со мной поступить. Он не смотрит в мои глаза, а парень подчиняется ему. Он обходит меня, и его ладони ложатся на мои бёдра, хватая за ткань шорт. Он до сих пор держит пистолет, и меня ужасает то, что меня ждёт.

Дёргаюсь, мыча, а внутри ору. Воплю от страха! Нет! Нет! Николас!

И в этот момент раздаётся выстрел. Грохот за моей спиной. Прикосновения исчезли.

Распахиваю глаза и вижу тот момент, когда Ник хватает ручку с пола и с силой втыкает в глаз Зарины. Она визжит, падает на пол, и я тоже кричу, а выходит лишь снова мычание. А потом такой шум. Топот ног, какие-то голоса. Я кричу и дёргаюсь. Николас берёт нож и подскакивает ко мне. Он режет кожаные ремни на моих запястьях.

Свет полностью включается, и меня ослепляет.

— Всё, всё, крошка, всё, — шепчет Ник, освобождая мои руки, и они падают, как и я вся в его объятия.

— Николас! — Крик Райли.

А затем люди. Их несколько. В форме полиции. Они наставляют пистолеты на всех, кто здесь находится, и медленно входят. Что-то спрашивают, но я не могу услышать. В голове гул. С моих губ исчезает скотч.

— Ник…

— Всё, Мишель. Всё. Это закончилось. Всё закончилось, обещаю. Пошли, нам нужно уйти отсюда, — Николас ставит меня на ноги, а они дрожат. Я не могу идти, жмурюсь. Плечи болят, руки словно током бьёт. Мотаю головой, чтобы прекратить этот шум. Слышны голоса из раций. Райли… вижу Райли, напуганного и с пистолетом. Он подходит к нам, что-то тоже говорит. Я опускаю взгляд на пол и вижу кровь. Её так много. Она везде. Нож тоже весь в крови. Мои руки… кровь.

Николас резко хватает меня за плечи и прижимает к себе.

— От реальности к тебе, Мишель. На этом всё, — его шёпот тонет в раздавшемся выстреле.

Тело Ника дёргается, и он хрипит. Выскальзывает из моих рук, и я падаю вместе с ним по пол.

— Николас! — Визжу и, поднимая взгляд, вижу, как Арнольд держит пистолет и смеётся, пока в него не летит пуля.

— Ник! — Кричу от страха, от ужаса потери. Я за секунду схожу с ума.

Второй вдох

Что такое терять любимых? Это сначала не больно. Ты просто чувствуешь, как захлёбываешься кислородом, и всё равно его мало. Всё происходит быстро. Ты не успеваешь ничего сделать. Даже один вздох. Всё становится неясным, мутным и чёрно-белым. Все краски моментально исчезают, но ненадолго. Они врываются в тебя снова. Твоё сердце стучит. Оно не остановилось, не разорвалось на самом деле. Оно стучит. И ты дышишь. А вот в голове всё проносится. Внезапно появляются воспоминания и так же обрываются, и ты оказываешься снова там, где и была. Внутри тебя начинается агония. Каждую мышцу ломает. Ты отказываешься дышать и в то же время ты это делаешь. В принципе, терять любимых дело привычки. Плохой привычки. А вот потом наступает время долгой и мучительной боли. Она изъедает тебя, смеётся над тобой, заставляет тебя падать. Она приказывает тебе подчиняться. И ты лежишь. Лежишь как будто на сухой земле и смотришь на чистое небо. Ты не двигаешься с виду, а внутри тебя крутит, вырывает из тела. Ничего не происходит такого, чтобы скорбь была вселенской. Это просто случается без предупреждения, как и любовь. Смерть её сестра. Они одинаковы. Пугают. Затмевают рассудок. Ты умоляешь этого не делать с тобой, но им всё равно. Они решили за тебя. И ничего не изменишь. Ты подчиняешься.

Все события происходят очень быстро. Меня оттаскивают от Ника, обездвиженного и лежащего на полу. Я вижу труп Арнольда, а потом Николаса. Такого же. Серого. Я кричу, пытаюсь вырваться из чьих-то рук, но меня отталкивают. Меня забирают от него. И даже не понимаю, плачу ли я. Больно ли мне? Только страх. Сложно передать словами, насколько страшно видеть смерть любимого человека. Это много огней и громкие голоса. Это толчки. Это крики. Это вертолёты. Это Райли, обнимающий меня и плачущий вместе со мной. Это ад. Пекло, которое сжигает тебя невидимым огнём и оставляет такие раны, которые хоть и затянутся со временем, но всегда будут с тобой. Сейчас же они горят. Везде. На каждом участке тела. Они кипят и плавятся. От них душно. Очень душно. А потом больница. Снова мой крик. Кислородная маска на лице Николаса, и спешащие врачи. Его забирают в операционную, сообщая о том, что им пришлось его реанимировать, и шансов нет. Нет! Тогда почему преступникам дают шанс на жизнь? Почему насильников выпускают из тюрьмы? Почему, чёрт возьми, жестокость стала нормой в этом мире, и ей дали шанс? Почему не ему? Не Николасу, который помогал людям? Почему не человеку, которого я люблю? Почему?

— Мишель! Мишель, тебе надо успокоиться! — Я мотаю головой и скулю, а Райли трясёт меня за плечи.

— Послушай меня, тебя должны осмотреть. У тебя порезы и кровь. Ты слышишь? Николас был бы недоволен тем, что ты делаешь! — Кричит он. И как только вспоминает ЕГО, то я затихаю.

— Хорошо, вот так. Он сильный, справится, но если потеряет тебя, то смысла бороться не будет, поняла? — Киваю и всхлипываю.

У меня болит сердце. Сильно тянет внизу живота. Я не могу встать с пола, на который упала, когда Ника забрали. Я не могу сделать и движения. Я просто сижу.

— Райли! Миша! — Ко мне подскакивает Сара, плача и обнимая меня.

— Боже, когда я услышала тебя и то, что ты говоришь, чуть с ума не сошла! Где Ник? — Она тоже кричит, гладит меня по волосам и кричит. Громко очень.

— Сара, уговори её встать и пойти в палату. Она не идёт, — просит Райли.

— Райли? Что произошло? — Я узнаю голос Эла, а потом меня обнимают со второй стороны.

— Мишель, — Амалия.

— Николас ранен. В него выстрелил Арнольд, он стрелял в Мишель, но Николас закрыл её собой, и… в общем, плохо. В лопатку или лёгкое, я не запомнил. Сердце задели, по-моему. Я не знаю… я летел в другом вертолёте с ней, — голос Райли ломается.

— Боже мой, — шепчет Ами, крепче обнимая меня.

— Но его прооперируют, да? Он же выживет? — Испуганно шепчет Сара.

Я знаю, что Райли пожимает плечами, потому что шансов нет! Мать их, шансов!

— Что можно сделать? Давай, я поговорю с кем-то? Стоит вызвать других хирургов? Из Германии? Заказать им самолёт и…

— Эл, уже поздно, — останавливает его Райли.

— Поздно, — повторяю я.

— Нет, Мишель, не поздно. Всё хорошо. Он просто сейчас в операционной. Пулю вытащат и подлатают Николаса. А потом… потом всё будет хорошо. Всё будет хорошо, — Амалия не верит своим словам, обманывая меня.

Почему люди считают, что выдавать желаемое за действительное, лучше? Нет. Нельзя давать надежду, если её нет. Когда ты надеешься, то веришь в иллюзию, а лучше знать правду. Понимать её с той силой, с которой сердце болит. Нельзя лгать. Не тогда, когда мне снова надо надевать чёрное.