— Что он ещё сделал? Он наркотики принял, да? — Испуганно шепчу я, бросая взгляд на Николаса, издающего стон боли на моих коленях.

— Опиум, мисс Пейн. Вколол себе лошадиную дозу, как и обезболивающих, — признаётся Майкл.

— О, Господи. Ты больной, Николас. Ты явно не в себе. С чего он, вообще, решил, что я замуж выхожу? Откуда такие мысли? И кто ему сказал о том, что я беременна? — Недоумённо произношу я.

— Не я. Я хранил молчание, как и остальные. Может быть, Пирс? — Предполагает Райли.

— Я поздравляю вас, мисс Пейн. Дети — это прекрасно, — Майкл улыбается, а я укоряюще смотрю на него.

— Вы должны были остановить его, Майкл. Он же сделал себе хуже. Он…

— Нет, мисс Пейн. Я считаю, что мистер Холд, наконец-то, многое понял и переосмыслил. И я бы ни за что его не остановил, — перебивает меня он.

— Но вы же видели, что у алтаря не я!

— Да, конечно, я сразу понял, что мистер Холд ошибся и из-за опиума и уже практически остаточного воздействия обезболивающих, попросту не соображал, сосредоточившись на цели своего приезда в церковь. Мы ведь были ещё и в ювелирном, где он кричал и требовал немедленно предоставить ему самый большой бриллиант, который у них имеется. Но, какую историю вы расскажете своему ребёнку о том, как его отец сделал предложение его матери. Оно того стоит, — Майкл спокойно пожимает плечами, а Райли прыскает от смеха.

— Невесело это, — бубню я, опуская взгляд на Ника.

Безумец. Это ж надо такое выкинуть. И какого чёрта кто-то посмел говорить о том, что я беременна?! У Николаса всегда был странный пунктик по поводу моей дружбы с Марком, и я боюсь даже думать о том, что сейчас происходит в церкви.

Майкл звонит охране, чтобы те вырвались вперёд и всё подготовили к возвращению Ника в больницу. Я подсказываю ему, что у Николаса температура, на рубашке из-под повязки выступила кровь, его начало немного знобить, и он очень бледный, как и его дыхание обрывистое и сухое.

С Николасом Холдом никогда не соскучишься. Он всегда найдёт способ заставить меня дрожать от страха и кипеть от негодования, испытывать сожаления и безумно его любить. И всё это одновременно. Я уже готова сойти с ума.

Едва наша машина подъезжает к госпиталю, к нам бегут врачи с кушеткой. При помощи Райли выхожу из машины и жду, когда Ника переложат на каталку.

— Наш беглец вернулся, да и не один. Группу поддержи собрал, — прыскает один медбрат.

Пропускаю это мимо ушей, и мы влетаем в больницу. Его увозят в смотровую, а мы с Райли садимся на диванчик.

— Его выгонят отсюда за такое, — шепчу я.

— Вряд ли. Это же Николас Холд, и вряд ли кто-то выскажет ему претензии за его поведение. Наоборот, они снова примутся потакать ему во всём, — цокает Райли.

— Но это было… незабываемо, — добавляет он.

— Это было ужасно. Мне теперь стыдно даже в глаза смотреть Адаму и Кэйтлин. В газетах точно появится об этом, а репортёры только оставили меня в покое, — шумно вздыхаю и снимаю с головы венок из цветов.

— Но Николас понял, что готов быть отцом, — замечает он.

— Ошибаешься, Райли. Его слова под наркотиками ничего не значат. Их нельзя воспринимать всерьёз. Под воздействием препарата человек говорит всё подряд, а потом даже не вспомнит, что делал. С Теренсом было то же самое, — горько отвечаю я.

— Но причину, ради чего Николас это сделал, он точно будет помнить. Всё наладится, — Райли берёт мою руку и похлопывает по ней.

— Тебе нужно ехать обратно. На свадьбу…

— Брось, я ещё на них нагуляюсь, и, думаю, что Эл не будет возражать против моего отсутствия. Я останусь здесь, — киваю ему и снимаю его руку с себя.

Отклоняюсь на спинку кресла и смотрю перед собой. Мы так и сидим в тишине, ожидая, когда к нам кто-то выйдет и сообщит о состоянии Николаса. Я возмущена его поведением и не вижу ничего прекрасного в том, что он сделал.

Я слышу шум из коридора и разговоры. Поднимаюсь с места, как и Райли. Мы быстрым шагом направляемся туда, но нам перекрывают путь.

— Пропустите меня! — Возмущённо толкаю медбрата.

— Мишель, подожди. Что происходит? Куда его везут? — Райли перехватывает мои руки от дальнейшего нападения на парня.

— Мистера Холда перевозят в палату. Пока к нему нельзя. К вам выйдет его лечащий врач и всё объяснит.

— Что с ним? Ему хуже стало?! Что с Ником?! — Повышаю голос, испуганно смотря, как двери лифта закрываются, и вырываю взглядом капельницу, кислородную маску и ремни, которыми его привязали.

— Прошу вас, успокоиться и ожидать врача, — сухо бросает медбрат.

— Да пошёл ты, — шиплю, зло сверля его взглядом.

— Как он может быть таким чёрствым? Николас снова умирает, Райли? — Дрожащим голосом спрашиваю я.

— Это его работа. Нет, вряд ли… я не знаю. У нас нет выбора, как ждать, Мишель. Криками не помочь, — Райли берёт меня за руку и тащит к креслам, но я упираюсь.

— Помочь. Я сейчас начну вопить так, что всем мало не покажется. Если мне немедленно не скажут, что с Николасом, я всю больницу разбомблю. Клянусь, Райли. Если сию же секунду мне не сообщат, каково его состояние, я…

— Мишель, тебя выставят отсюда или вызовут полицию. И на сегодня потрясений достаточно. Постарайся успокоиться. Я понимаю, что ты волнуешься, но прояви понимание. Они его подлатали, а Николас вновь усугубил своё положение. Им тоже несладко, — зло вырываю свою руку и демонстративно отхожу к окну.

Меня бесит, что никто и ничего сделать не может, а заставляют ждать. Я достаточно уже ждала в своей жизни и прошу лишь о малости — сказать о состоянии Ника и почему они запрещают идти за ним. Разве это много? Нет.

— Мишель, — оглядываюсь, когда Райли меня окликает и вижу рядом с ним мужчину в белом халате. Приближаюсь, продолжая хмуро смотреть на обоих.

— Это лечащий врач, Николаса, Виктор Гэлл. Виктор, это невеста Николаса, Мишель Пейн, — представляет нас Райли.

— Очень приятно, мисс Пейн. Я вас видел пару раз. Вы стояли около дверей и не входили в палату, — с улыбкой врач протягивает мне руку, но я её игнорирую.

— Что с ним?

— В данный момент мистер Холд проявил крайнюю степень безалаберности к своему состоянию и жизни. Устроил в нашей больнице сущий ад и перепугал персонал, но мы входим в его положение…

— Конечно, ведь он миллиардер. Вряд ли бы вы не хотели это сделать, — фыркаю я.

— Мишель. Она беременна и её эмоции…

— О-о-о, поздравляю и я всё понимаю. Мистер Холд сейчас находится в палате, и к нему можно подняться. Из-за сильной дозы опиума в его крови сердце работает на износ, а это очень плохо. Мы поставили ему капельницы, чтобы очистить кровь, и когда это произойдёт, то он будет испытывать неприятные последствия.

— Ломку, — говорит Райли.

— Да. Организм будет требовать ослабить боль в его ранах, на которых немного разошлись швы, и нам пришлось их снова накладывать. Он будет бредить, кричать, пытаться причинить себе вред, поэтому нам пришлось привязать его ремнями. Вам будет сложно это видеть, и я не рекомендую, точнее, я настойчиво запрещаю их ослабевать. Он должен пережить ломку, чтобы его организм начал сам справляться с болью, и только после этого мы сможем дать ему обезболивающее, — прикрываю глаза от ужаса и качаю головой.

— Как долго это продлится? — Интересуется Райли.

— Неизвестно. Может быть, два дня. Может быть, пять. Всё зависит от того, как быстро его организм придёт в стабильное состояние и уменьшит выработку определённых гормонов.

— Я могу его увидеть? — Тихо спрашиваю я.

— Да, конечно. Только ремни ни в коем случае не расстёгивать. Они фиксируют его тело и голову, ради его же скорейшего выздоровления, — предостерегает меня врач.

— Я поняла, — цокаю я.

Не дура я. Знаю, что Николас должен сейчас находиться именно в таком состоянии, как и ясно понимаю, что они бы не сделали ему хуже, как он сам себе.

Мы поднимаемся с Райли в палату на целый выкупленный этаж только для Ника, как мне объяснил Райли, это для того, чтобы никто лишний не прошёл сюда. Я давно здесь не была. У больницы была, а внутрь не заходила и сейчас вновь ощущать всё это очень страшно. Мне просто страшно переживать ту же боль, которая была со мной в ту ночь, когда все ждали хоть каких-то результатов и готовились к худшему.