– Ну и слава Богу! А ты… не пожалела о своем выборе? Ты ведь Ильку любишь?

– Люблю! Больше всего на свете. А как его не любить? Вот сейчас я сижу тут с вами, Лютик вокруг скачет, и мне хорошо и совсем не страшно…

– Только ты не думай, что Илька идеальный герой! Отнюдь! У него масса недостатков.

– Наверняка, но я пока не вижу…

– Он страшный педант, аккуратист невероятный. Иной раз так может взорваться, что хоть беги из дому. Один раз, когда еще жил с Вивиан, разгрохал старинный секретер палисандрового дерева.

– Как?

– Топором! Изрубил в куски!

– Видно, за дело!

– Я не в курсе, но, полагаю, да. Он не любил ее. Женился, что называется, по залету. А знаешь, он к тебе всегда, с юности еще был неравнодушен.

– Он говорил мне.

– Помню, он вернулся из Москвы, мы тогда еще жили в Вене, кажется, первый год, вернулся убитый. Я спросила, в чем дело, а он говорит: «Мама, я второй раз упустил свою Каришку. Я делал карьеру, а она… она второй раз вышла замуж и, говорят, по безумной любви». Знаешь, а Вивиан была чем-то похожа на тебя, думаю, он потому-то с ней и связался…

– Наиля Сабуровна, вы, наверное, голодны? Я приготовила обед…

– О, интересно, как моя невестка готовит. Илька был в восторге от твоего обеда…

Отведав суп из подаренных мамой белых грибов, она сказала:

– Вкусно! Я так не умею, научишь?

На второе я запекла кусок телятины, а на гарнир подала жареную антоновку.

– С ума сойти, как вкусно, кто бы мог подумать.

– Ваш сын всегда будет накормлен!

– Деточка, боюсь, это будет редкое удовольствие. Если будешь мотаться с ним по гастролям, питаться вы будете в основном в ресторанах. Но он это любит!

– А ему не нужна какая-то специальная диета?

– Специальная? Нет! Он хорошо знает, что ему нельзя, что вредно для голоса… И ты это скоро усвоишь! Только помни, у него в шкафу всегда должно быть не меньше десяти чистых рубашек! И всегда только черные носки.

– Почему?

– Он цветных носков не признает. Только если на отдыхе, но тогда белые.

– Ну что ж, это проще, чем если б надо было подбирать носки к каждой паре брюк!

– У тебя очень правильный подход! И еще ботинки он всегда чистит только сам, никому не доверяет.

– Прекрасно, я терпеть не могу чистить ботинки.

– А еще у него аллергия на укусы ос. Если, не дай бог, оса укусит, надо немедленно к врачу! Немедленно!

– Вот хорошо, что предупредили!

– А скажи, детка… Ты не свозишь меня в деревню к твоей маме, надо бы нам с ней… Что такое? Почему такое выражение лица?

– А Илька не говорил вам?

– Нет. С ней что-то случилось? Она заболела?

Я рассказала о своем визите к маме.

– Грустно… Ну ничего, теперь у тебя есть мы. И если хочешь, зови меня мамой! Хотя нет, твоя мама жива и не стоит… Но считай меня мамой!

Она обняла меня, поцеловала, а я разревелась.

– Ну вот, хочется поплакать? Поплачь, детка, поплачь, иногда это нужно. А скажи, ты завтра свободна?

– Да!

– Может, поездим с тобой по Москве?

– Да с удовольствием, но в ноябре это не так интересно и красиво, как летом.

– И все-таки!

– А вы не хотите повидать кого-то из московских друзей?

– Да нет, что-то нет желания, а вот познакомиться с твоими самыми близкими по возможности хотела бы! У тебя много друзей?

– Да нет, есть закадычная подружка Тонька с мужем, еще одна подружка живет в Иркутске, вот, пожалуй, и все.

– А с Тонькой познакомишь?

– С удовольствием. Могу пригласить их завтра на ужин?

– Отлично!

– Ну, если они смогут… У них дочка во втором классе.

– Пусть с дочкой приходят.

Я позвонила Тоньке, но оказалось, что завтра они всей семьей идут на день рождения Кирюхиной сестры.

– Жалко.

– Ой, а мне-то как жалко! Но я могу завтра заскочить к вам в первой половине дня.

– Не выйдет, мы завтра поедем на экскурсию по Москве!

– О, какая программа! Ладно, в другой раз!

* * *

Мы прожили вместе неделю, душа в душу. И вместе полетели в Милан. Ильяс встретил нас в аэропорту. При виде его я задохнулась от радости!

Но тут же заметила вспышки фотокамер. Нас снимали.

– Ты знал, что будет пресса? – спросила Наиля Сабуровна.

– Предполагал! Ну и что? Плевать на них. Пусть видят, какая у меня невеста!

На сей раз мы все поселились в одном шикарном отеле. Лютику тоже было позволено там жить. У меня был отдельный номер, что меня несколько обескуражило, но Илька сказал:

– Это чтобы ты не попала мне перед спектаклем под горячую руку! А сегодня я приду к тебе вечером!

* * *

Первый спектакль предстоял послезавтра.

– Завтра пойдем покупать тебе платья!

– Не нужно, у меня есть!

– Что у тебя есть?

– Три роскошных платья!

– Ты уверена, что это то, что надо?

– Уверена!

– Покажи!

– Да с радостью!

Я сперва показала ему вешалку с терракотовым платьем, он его одобрил. Потом с черным.

– Отлично!

Потом я повозилась немного с черным платьем, пристегнула юбку и накинула на вешалку кружевной жакет.

– Шикарно! Откуда?

– Из Москвы!

– Погоди, а это что, два платья из одной ткани?

– Ишь какой приметливый! Но это не два платья, а одно.

– Ну зачем? – огорчился он.

– Илька, перестань, это ты заметил, а остальные вряд ли, к тому же публика-то будет другая. И вообще, бог с ними, с платьями, я так тебе благодарна, что прислал ко мне свою маму… Она так меня поддержала…

– Мама в тебя просто влюблена, такого мне о тебе наговорила… Но я тебе не скажу, а то зазнаешься.


После первого спектакля, имевшего оглушительный успех, Наиля Сабуровна вернулась в отель, а мы с Ильясом и целой компанией его коллег отправились кутить в ресторан. Ильяс был весел, глаза сверкали, правда говорили в основном по-итальянски, и я решила, что мне срочно надо осваивать этот язык. Впрочем, компания была интернациональная. Гречанка, американец, из русских, кроме Ильки, была еще превосходная певица из Мариинки, певшая Эболи.

– Карина, откуда такое платье? – шепнула мне гречанка по-английски. – Просто восторг!

– Из Москвы, от молодого нового дизайнера.

– О! Эти дивные кружева!

Ильясу кто-то позвонил. Я звонка не услышала. Он вытащил телефон из кармана, ответил и вдруг страшно побледнел. Господи, что у него случилось? Я вопросительно на него взглянула.

– Друзья мои, я должен сейчас вас покинуть. У меня… возникла одна проблема, которую надо немедленно решить. Карина, идем!

Я вскочила.

– Что?

– Потом!

Он взял меня под руку.

– Кто звонил?

– Мама!

– Господи, что с ней!

Он вдруг тихонько выматерился.

– С ума сошел? Что!

– Пошли пешком, я все объясню, хотя сам ни хрена не понял! Там кто-то привез в отель Паолу, мою дочку! Эта проб…дь, ее мамаша, видно, рехнулась и уехала в Тибет, якобы навсегда! А дочку подбросила мне. Мама в жуткой растерянности… Но как не вовремя, у меня же сумасшедшее расписание…

– Так, а я на что? По-твоему, я не смогу побыть с ребенком? Дурачок, это же счастье! Ты и твоя мама, вы страдали, а теперь… Вот, считай, у нас уже есть дочка!

Он вдруг остановился посреди улицы.

– Ты серьезно?

– Более чем! Я давно мечтаю о детях, но пока еще у нас свой заведется… А тут маленькое существо, которое вдруг осталось без матери, вряд ли она помнит тебя и бабушку, а если даже помнит, что ж, просто рядом будет еще одна тетя, а я умею ладить с малышами. На каком языке она говорит?

– На французском.

– Тем лучше, я тоже говорю по-французски. Чего ты встал, идем скорее!

В номере Наили Сабуровны пахло валерьянкой или чем-то в этом роде.

А на кресле сидела девочка, маленькая, прелестная, с отцовскими зелеными глазами, темными кудрявыми волосами и испуганным выражением личика.

– Наконец-то! – воскликнула Наиля Сабуровна. – Она меня совершенно не понимает! Боже мой…

Ильяс кинулся к ребенку, схватил на руки, прижал к себе. Девочка заплакала. И обняла его за шею.

Он что-то шептал ей на ухо. Она вдруг отстранилась от него, посмотрела, словно оценивая, и опять заплакала, призывая маму. Ильяс осторожно опустил ее в кресло.

– Она меня не помнит…

– Карина, спроси, не хочет ли она есть или пить?

Я опустилась на колени возле кресла и улыбнулась девочке. Та с интересом на меня уставилась.