Вечеромъ возвратился я въ Элеонорѣ. Она сидѣла на софѣ; графъ П… былъ у камина, довольно поодаль отъ нея; двое дѣтей сидѣли въ глубинѣ комнаты, не играя и выражая на лицахъ своихъ удивленіе дѣтства, которое замѣчаетъ разстройство, не постигая причины. Даннымъ знакомъ я увѣдомилъ Элеонору, что исполнилъ ея желаніе. Лучъ радости проблеснулъ въ ея глазахъ, но вскорѣ исчезнулъ. Мы не говорили ни слова; молчаніе становилось затруднительнымъ для всѣхъ троихъ. — Меня увѣряютъ, милостивый государь, сказалъ мнѣ наконецъ, графъ, что вы готовитесь ѣхать. Я отвѣчалъ, что еще не знаю того. — Мнѣ кажется, возразилъ онъ, что въ ваши лѣта не должно медлить вступить на какое-нибудь поприще: впрочемъ, продолжалъ онъ, взглядывая на Элеонору, можетъ быть, здѣсь не всѣ думаютъ одинаково со мною.
Я не долго ждалъ отцовскаго отвѣта. Распечатывая письмо, трепеталъ, вообразивъ, какую печаль нанесетъ Элеонорѣ отказъ отца моего. Мнѣ казалось даже, что я раздѣлилъ бы сію грусть съ равною силою; но, прочитавъ изъявленіе его согласія, я скоропостижно былъ объятъ мыслію о всѣхъ неудобствахъ дальнѣйшаго здѣсь пребыванія. — Еще шесть мѣсяцевъ принужденія и неволи, вскричалъ я, еще шесть мѣсяцевъ оскорблять мнѣ человѣка, который принималъ меня съ дружбою, предавать опасности женщину, меня любящую, которой угрожаю утратою единственнаго положенія, обѣщающаго ей спокойствіе и уваженіе, еще обманывать отца моего; и для чего? чтобы на минуту не преодолѣть печали, рано или поздно неминуемой? Не испытываемъ ли сей печали ежедневно по частямъ, по каплѣ за каплею? Я только гублю Элеонору. Мое чувство, каково оно есть, не можетъ ее удовольствовать. Я жертвую ей собою безплодно для счастія ея; я живу здѣсь безъ пользы, въ неволѣ, не имѣя ни минуты свободной, не видя возможности часъ одинъ подышать спокойно. Я вошелъ въ Элеонорѣ, еще весь озабоченный этими размышленіями и засталъ ее одну.
— Остаюсь еще на шесть мѣсяцевъ, сказалъ я ей.
— Вы увѣдомляете меня о томъ очень сухо.
— Признаюсь, отъ того, что за васъ и за себя страшусь послѣдствій отсрочки.
— Кажется, по-крайней мѣрѣ, для васъ не могутъ они быть слишкомъ непріятны.
- Вы увѣрены, Элеонора, что я не о себѣ всегда болѣе забочусь.
— Но не очень и о счастія другихъ.
Разговоръ принялъ бурное направленіе. Элеонора оскорбилась моимъ сожалѣніемъ въ такомъ случаѣ, гдѣ, казалось ей, долженъ я былъ раздѣлить ея радость. Я оскорбленъ былъ торжествомъ, одержаннымъ ею надъ прежнимъ моимъ рѣшеніемъ. Ошибка наша разгорѣлась. Мы вспыхнули взаимными упреками. Элеонора обвиняла меня въ томъ, что я обманулъ ее, имѣлъ въ ней одну минутную склонность, отвратилъ отъ нея привязанность графа и поставилъ ее въ глазахъ свѣта въ то сомнительное положеніе, изъ коего выдти старалась она во всю жизнь свою. Я досадовалъ, зачѣмъ она обращаетъ противъ меня все то, что я исполнилъ изъ одной покорности въ ней, изъ одного страха ее опечалить. Я жаловался на свое жестокое утѣсненіе, на бездѣйствіе, въ которомъ изнемогала моя молодость, на деспотизмъ ея, тяготѣющій на всѣхъ моихъ поступкахъ. Говоря такимъ образомъ, я увидѣлъ лицо ея, облитое слезами: я остановился; подаваясь обратно, отрицалъ, изъяснялъ. Мы поцѣловались: но первый ударъ былъ нанесенъ; первая преграда была переступлена. Мы оба выговорили слова неизгладимыя: мы могли умолкнуть, но не могли забыть сказаннаго. Долго не говоришь иного другъ другу; но что однажды высказано, то безпрерывно повторяется.
Мы прожили такимъ образомъ четыре мѣсяца въ сношеніяхъ насильственныхъ, иногда сладостныхъ, но никогда совершенно свободныхъ. Мы находили въ нихъ еще удовольствіе; но уже не было прелести. Элеонора однакоже не чуждалась меня. Послѣ нашихъ самыхъ жаркихъ споровъ, она такъ же хотѣла нетерпѣливо меня видѣть, назначала часъ нашего свиданія съ такою же заботливостью, какъ будто связь наша была попрежнему равно безмятежна и нѣжна. Я часто думалъ, что самое поведеніе мое содѣйствовало къ сохраненію Элеоноры въ такомъ расположеніи. Еслибы я любилъ ее такъ, какъ она меня любила, то она болѣе владѣла бы собою: она съ своей стороны размышляла бы объ опасностяхъ, которыми пренебрегала. Но всякая предосторожность была ей ненавистна; потому что предосторожность била моимъ попеченіемъ. Она не исчисляла своихъ пожертвованій, потому что была озабочена единымъ стараніемъ, чтобы я не отринулъ ихъ. Она не имѣла времени охладѣть ко мнѣ, потому что все время, всѣ ея усилія были устремлены къ тому, чтобы удержать меня. Эпоха, снова назначенная для моего отъѣзда, приближалась — и я ощущалъ, помышляя о томъ, смѣшеніе радости и горя, подобно тому, что ощущаетъ человѣкъ, который долженъ купить несомнительное исцѣленіе операціею мучительною.
Въ одно утро Элеонора написала мнѣ, чтобы я сейчасъ явился къ ней. Графъ, связала она, запрещаетъ мнѣ васъ принимать: не хочу повиноваться сей тираннической волѣ. Я слѣдовала за этимъ человѣкомъ во всѣхъ его изгнаніяхъ; я спасла его благосостояніе; я служила ему во всѣхъ его предпріятіяхъ. Онъ теперь можетъ обойтись безъ меня; я не могу обойтись безъ васъ. Легко угадать всѣ мои убѣжденія для отвращенія ея отъ намѣренія, котораго я не постигалъ. Говорилъ я ей о мнѣніи общественномъ. — Сіе мнѣніе, отвѣчала она, никогда не было справедливо ко мнѣ. Я десять лѣтъ исполняла обязанности свои строже всякой женщины, и мнѣніе сіе тѣмъ не менѣе отчуждало меня отъ среды, которой я была достойна. Я напоминалъ о дѣтяхъ ея. — Дѣти мои — дѣти графа П… Онъ призналъ ихъ; онъ будетъ о нихъ заботиться: для нихъ будетъ благополучіемъ позабыть о матери, съ которою дѣлиться имъ однимъ позоромъ. Я удвоивалъ мои моленія. — Послушайте, связала она: если я разорву связь мою съ графомъ, откажетесь ли вы меня видѣть? Откажетесь ли? повторила она, схватывая меня за руку съ сильнымъ движеніемъ, отъ котораго я вздрогнулъ. — Нѣтъ, безъ сомнѣнія, отвѣчалъ я, и чѣмъ вы будете несчастнѣе, тѣмъ я буду вамъ преданнѣе. Но разсмотрите… — Все разсмотрѣно, прервала она. Онъ скоро возвратится; удалитесь теперь; не приходите болѣе сюда.
Я провелъ остатокъ дня въ тоскѣ невыразимой. Прошло два дня; я ничего не слыхалъ объ Элеонорѣ. Я мучился невѣдѣніемъ объ ея участи; я мучился даже и тѣмъ, что ее вижу ея, и дивился печали, наносимой мнѣ симъ лишеніемъ. Я желалъ однако же, чтобы она отвязалась отъ намѣренія, котораго я такъ боялся за нее, и начиналъ ласкать себя благопріятнымъ предположеніемъ, какъ вдругъ женщина принесла мнѣ записку, въ которой Элеонора просила меня быть въ ней въ такой-то улицѣ, въ такомъ~то домѣ, въ третьемъ этажѣ. Я бросился туда, надѣясь еще, что за невозможностью принять меня въ жилищѣ графа П… она пожелала видѣться со мною въ другомъ мѣстѣ въ послѣдній разъ. Я засталъ ее за приготовленіями перемѣщеній: она подошла во мнѣ съ видомъ довольнымъ и вмѣстѣ робкимъ, желая угадать изъ глазъ моихъ впечатлѣніе мое.
— Все расторгнуто, — сказала она мнѣ: — я совершенно свободна. Собственнаго имѣнія моего у меня семьдесятъ пять червонцевъ ежегоднаго доходу: ихъ станетъ мнѣ. Вы остаетесь еще шесть недѣль; когда уѣдете, мнѣ авось можно будетъ сблизиться съ вами: вы, можетъ быть, возвратитесь ко мнѣ.
И какъ будто, страшась отвѣта, она приступила ко множеству подробностей, относительныхъ до плановъ ея. Она тысячью средствъ старалась увѣрить меня, что будетъ счастлива, что ничѣмъ не пожертвовала, что рѣшеніе, избранное ею, до мысли ей и независимо отъ меня. Очевидно было, что она сильно превозмогала себя и не вѣрила половинѣ того, что говорила. Она оглушала себя своими словами, боясь услышать мои: она дѣятельно распложала рѣчи свои, чтобы удалить минуту, въ которую возраженія мои повергнутъ ее въ отчаяніе. Я не могъ отыскать въ сердцѣ своемъ силы ни на одно возраженіе. Я принялъ ея жертву, благодарилъ за нее, сказалъ, что я оною счастливъ; сказалъ ей еще болѣе: увѣрилъ, что я всегда желалъ приговора неизмѣнимаго, который наложилъ бы на меня обязанность никогда не покидать ее; приписывалъ свое недоумѣніе чувству совѣстливости, запрещающему мнѣ согласиться на то, что совершенно ниспровергаетъ ея состояніе. Въ эту минуту, однимъ словомъ, я полонъ былъ единою мыслію: отвратить отъ нея всякую печаль, всякое опасеніе, всякій страхъ, всякое сомнѣніе въ чувствѣ моемъ. Пока я говорилъ съ нею, я не взиралъ ни на что за сею цѣлью, и я былъ искрененъ въ моихъ обѣщаніяхъ.
Глава пятая
Разрывъ Элеоноры съ графомъ П… произвелъ въ обществѣ дѣйствіе, которое легко было предвидѣть. Элеонора утратила въ одну минуту плодъ десятилѣтней преданности и постоянности: ее причислили къ прочимъ женщинамъ разряда ея, которыя увлекаются безъ стыда тысячью поочередныхъ склонностей. Забвеніе дѣтей заставило почитать ее за безчувственную мать, и женщины имени безпорочнаго твердили съ удовольствіемъ, что небреженіе добродѣтели, нужнѣйшей для ихъ пола, должно вскорѣ распространиться и на всѣ прочія. Между тѣмъ жалѣли объ ней, чтобъ не упустить случая винить меня. Видѣли въ поведеніи моемъ поступокъ соблазнителя неблагодарнаго, который поругался гостепріимствомъ и пожертвовалъ, для удовлетворенія бѣглой прихоти, спокойствіемъ двухъ особъ, изъ коихъ одну долженъ былъ почитать, а другую пощадить. Нѣкоторые пріятели отца моего строго выговаривали мнѣ на мой проступокъ; другіе, менѣе свободные со мною, давали мнѣ чувствовать неодобреніе свое разными намеками. Молодежь напротивъ восхищалась искусствомъ, съ которымъ я вытѣснилъ графа; и тысячью шутокъ, которыя напрасно я хотѣлъ остановить; она поздравляла меня съ моей побѣдою и обѣщалась подражать мнѣ. Не умѣю выразить, что я вытерпѣлъ отъ сихъ строгихъ осужденій и постыдныхъ похвалъ. Я увѣренъ, что если бы во мнѣ была любовь къ Элеонорѣ, я успѣлъ бы возстановить мнѣніе о ней и о себѣ. Такова сила чувства истиннаго: когда оно заговоритъ, лживые толки и поддѣльныя условія умолкаютъ. Но я былъ только человѣкъ слабый, признательный и порабощенный. Я не былъ поддерживаемъ никакимъ побужденіемъ, стремящимся изъ сердца. И потому я выражался съ замѣшательствомъ; старался прервать разговоръ; и если онъ продолжался, то я прекращалъ его жесткими словами, изъявляющими другимъ, что я готовъ былъ на ссору. Въ самомъ дѣлѣ, мнѣ пріятнѣе было бы драться съ ними, нежели имъ отвѣчать.