— ЧЕРТ! — рычу я. — Уйди с моего пути, женщина. — Неужели эта малявка думает, что она удержит меня, когда я буду разносить эту дверь в щепки? Я смотрю на Купа и Бека; кажется, они озадачены этим противостоянием так же, как и я. Господи, я попаду в этот долбаный офис, даже если мне придется физически устранить эту дамочку со своего пути. Я устал разыгрывать из себя милашку. У меня не было матери, но даже я знаю, что надо уважать женщин, хотя одна из них вывела бы из себя и гребаного святошу.

Когда я уже собираюсь схватить ее и убрать со своего пути, дверь открывается и из нее выходит раскрасневшийся, взбешенный Грег Кейдж.

— Ты, — он тычет пальцем мне в грудь, вторгаясь в мое гребаное пространство. — Проваливай отсюда. Ты может быть и крупнее меня, но когда речь идет о ней, я готов убить тебя на хрен.

Что. Мать. Его. Это за хрень такая.

— Кто, черт подери, дал тебе право, брат, указывать мне на то могу я с ней поговорить или нет? — я чувствую в себе поток непролитой ярости, стремительно мчащийся по венам. Даже с промелькнувшей у меня мыслью о том, что я бы на его месте поступил также, я по-прежнему не могу успокоиться.

Он глубоко вздыхает, одаривает меня убийственным взглядом и выплевывает слова, которые практически останавливают мое сердце.

— Если ты не свалишь прямо, мать твою, сейчас, то Из, в конечном итоге, уедет отсюда в машине скорой помощи… снова.

Что за черт?

— Что за херню ты несешь Грег, это звучит как шифровка.

Глубоко вздохнув, я могу представить, чего ему стоила эта небольшая стычка.

— Послушай Рид, ты знаешь, я чертовски тебя уважаю. Ты был моим братом охренительно долгое время, но Из… она сейчас не в лучшем состоянии. Вчера был довольно тяжелый день, но нам с Ди удалось привести ее в чувство. Черт, даже посылка от этого больного урода не задела ее так глубоко. Сейчас ты должен свалить. Если ты хочешь поговорить с ней, хорошо, но это будет на ее условиях, а не когда она сражается с каждым демоном, завладевшим ее душой. Не сегодня. Ты хорошо меня слышишь, Рид, я поговорю с ней и улажу кое-что, но сначала скажи как, черт подери, ты познакомился с моей девочкой.

— Что значит – твоей девочкой, Джи?

Наверное, я веду себя как чертов идиот, особенно после его нудной и бесконечной беспрерывной тирады. Грег пялится на меня так, словно пытается найти мирное решение проблемы или что-то на подобие этого дерьма. Он долго не спускает с меня глаз, и практически можно увидеть, как в его голове на всех парах вращаются шестеренки.

Наконец, жутким равнодушным тоном он спрашивает:

— Рид, как давно ты знаком с Из? — его вопрос может и звучит безразлично, но его глаза молча обещают, что если ему не понравится мой ответ, разговора с Иззи не будет.

Я опускаю взгляд на свои ботинки и, подняв руку вверх, тру шею, пытаясь снять часть напряжения, скопившегося в моем теле. Вопрос с подвохом.

— Какое это имеет значение, Джи?

— Просвети меня, брат, просто, мать твою, просвети меня. Как давно ты ее знаешь?

Выпрямившись в полный рост, на все свои шесть футов шесть дюймов и, пытаясь, по крайней мере, обеспечить себя небольшим преимуществом, я смотрю на него свысока с подходящим к случаю суровым выражением на лице. Что, черт возьми, здесь происходит? Они ведут себя так, словно Иззи какая-то раненая пташка, нет, черт подери, это не та девушка, которую я знал.

— Я знаю Изабель шестнадцать лет. Двенадцать лет назад, когда я уехал из дома, я оставил свое сердце в ее гребаной ладони. С тех пор я не видел и не получал от нее известий, — я ответил спокойно, хотя спокойствием тут и не пахло. Ничуть.

Глаза Грега тотчас же вспыхнули, и после минутного молчания он пробормотал:

— Не называй ее Изабель. Никогда, — затем он развернулся и оставил меня стоять в оглушительной тишине с Беком, Купом и Ди, прожигающей дыру в моей спине. За исключением Ди, они, кажется, были так же озадачены и потрясены, как и я.

Какого черта?

Оглядываясь вокруг, я отступаю и приземляюсь задницей на жесткий пол; готовясь ждать столько, сколько потребуется.


Такое ощущение, что я сижу в коридоре уже несколько часов. Моя задница онемела то ли он сидения, то ли от музыки, бьющий ритм которой вибрацией проходит сквозь пол. Я смотрю на часы и отмечаю, что прошло уже полчаса с того загадочного комментария Грега. Что там, на хрен, происходит? Мне не нравится это подавляющее чувство беспомощности; я давно себя так не чувствовал. Понятия не имею, что здесь на самом деле происходит. Такое чувство, что все это большая дурацкая головоломка с одним недостающим куском. Кусочком, который взяли и не вернули на место.

Что случилось с семнадцатилетней, лучезарной девушкой, которую я оставил двенадцать лет назад? Конечно, она была в отчаянье, когда я уезжал для прохождения основного курса боевой подготовки, но она знала, что я вернусь к ней. У нас были планы, мечты и тщательно распланированное будущее, готовое к воплощению в жизнь. Почему же сейчас она ведет себя как потерпевшая сторона? Это не она, а я приехал домой шесть месяцев спустя, уставший, но окрыленный тем, что наконец-то снова обниму свою девочку, а вместо этого обнаружил, что она исчезла. И не просто исчезла, а растворилась в гребаном тумане. Не осталось ни одного следа, который привел бы меня к моей девочке.

Я помню тот день, когда вернулся в наш родной город Дейл, штат Джорджия. Я был так взволнован тем, что, наконец, обниму свою девочку. Служба в морской пехоте была напряженной, но на некоторое время она стала моим домом. Теперь у меня была новая семья с нерушимыми братскими узами. Я не мог дождаться и ввести в этот круг Иззи, чтобы создать свою полноценную семью.

Основной курс боевой подготовки не был похож на то, что я ожидал. Я знал, что стану идеальным кандидатом для морской пехоты, когда записывался добровольцем в армию; просто я никогда не предполагал, что отличусь так быстро. Прибыть в первый день, чтобы на следующий оказаться в конференц-зале и получить задание, перевернувшее мою жизнь. Я был хорош, чертовски хорош, и они хотели меня заполучить. Единственная проблема, свойственная большинству внутриправительственных дел, заключалась в том, что я должен был держать рот на замке. Высший уровень секретности. Я получил первое письмо от Иззи в тот же день, и оно напомнило мне о том, как трудно будет скрывать что-то от моей девочки; даже, несмотря на то, что она знала меня и понимала, как важна для меня эта служба. Я написал ей чертовски сентиментальное письмо и отправил в день своего отъезда на специальную подготовку, зная, что оно дойдет до нее только после того, как я окажусь дома. Когда я наконец получил увольнительную, я отсутствовал три долгих, тяжелых месяца. Я до сих пор чувствую шок, когда оператор сообщал мне, что ее номер отключен. Мне было некого спросить, я просто должен был молиться, чтобы моя девушка знала меня и знала, что нашей любви достаточно для того, чтобы дождаться моего возвращения. Я не мог волноваться; мне нужна была ясная голова на плечах. Поэтому, преисполненный надеждой наивного подросткового мечтателя я верил, что все будет в порядке.

Нашу с Иззи историю некоторые окрестили бы сказкой, если бы верили в это дерьмо. Я встретил ее в первый день своего второго года обучения в старшей школе. Она была испуганным маленьким первокурсником, рыбкой, выброшенной из воды на сушу и обезумевшей от страха. Но думаете, она так явно это демонстрировала? Нет, не моя Иззи, она зашла в школу Дейла с расправленными плечами и высоко поднятой головой. Ее светло-зеленые глаза были устремлены вперед и готовы сразиться со всем миром. Я бросил на нее всего один взгляд и понял, что она будет моей. С этого момента она была моей, а я был ее.

Она родилась в обеспеченной семье, ее родители были мечтой любого ребенка, они принимали всех и каждого, независимо от того, кто он и где родился. Они не возражали, что их единственный ребенок, их единственная дочь влюбилась в приемыша из самых низов; она полюбила меня, поэтому они сделали то же самое. Я был потрясен, когда узнал об их смерти. Адам и Холли Уэст были удивительными людьми, и я знал, что для Иззи их смерть стала тяжелой утратой. Своим захмелевшим от любви разумом я все еще верил, что она меня ждала; меня интересовало, где именно. Я знал, что кроме родителей у нее была какая-то родня, но никто не знал, где они жили. Поверьте, я спрашивал. Все ее друзья говорили только, что она была раздавлена; когда они разговаривали с ней на похоронах ее родителей, она молчала. Они говорили, что она полностью ушла в себя, словно превратилась в зомби. Она просто сидела там и смотрела в одну точку. Осознание того, что ей больно и одиноко, убивало меня больше, чем что-либо. Я обезумел, пытаясь ее найти. У меня было не так много времени, ведь я должен был вернуться к тренировкам. Единственное, что мне удалось узнать — она находилась в Северной или Южной Каролине, живя с родителями ее мамы. Проблема в том, что никто не знал девичью фамилию ее матери. В отсутствии ответов и времени, мне пришлось вернуться домой, я возвращался на базу обеспокоенным, но по-прежнему полным решимости найти ее.