— Забудь об этом. То, что я должен тебе сказать, не будет произнесено на людях. Приготовься, Принцесса, больше никаких игр. Мне наплевать, даже если это займет вечность, но ты, мать твою, со мной поговоришь.
Я замолкаю и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на город, проносящийся мимо, лихорадочно пытаюсь найти выход из сложившейся ситуации; возможность убежать. Я не готова к разговору, и еще больше убеждаюсь, что никогда не буду.
Такое чувство, что мое сердце в любую секунду разорвется на части, просто взорвется, выскочив из груди. Стук сердца, даже вызывающий такой неимоверный шум в ушах, не может заглушить тихие всхлипывания, доносящиеся с другой стороны салона. Сколько бы я не пытался ожесточить свое сердце, звук ее рыданий рвет меня на части. У меня не должно было остаться к ней никакого сострадания, оно должно было умереть давным-давно.
Вновь увидев ее в прошлую субботу, я понял по своей реакции, что этот разговор будет не из простых. У меня остались к ней чувства; чувства, которые, я думал, давно были в прошлом, и исчезли без следа, погребенные в том ящике вместе с моим сердцем. Эта девочка разорвала мое сердце в гребаные клочья, и я не знал почему. Было бы намного проще, если бы она не ушла, а выстрелила прямо в сердце, по крайней мере, я бы умер мгновенно, а не исходил кровью последние двенадцать лет.
Господи, я не могу выкинуть из головы образ ее стройного тела и груди, прикрываемой этим маленьким подобием полотенца. Когда она ослабила хватку и позволила ему упасть, я думал, что проглочу свой язык. Ее сиськи всегда были чертовски идеальными, но увидев их вот так, с торчащими сосками, выставляющими напоказ две сексуальные штанги, я чуть не кончил в штаны. Как бы я не хотел броситься на колени и сосать ее дерзкие розовые соски, я не мог отделаться от мысли, что ублюдок прикасался к ней руками. Он трогал ее грудь. В тот момент моему разуму невозможно было втолковать, что она не моя; все заволокло красной пеленой.
Эти чертовы сиськи мои, а она, черт подери, моя девушка. Не важно, что с тех пор, как я ими наслаждался, прошло более десяти лет; кто-то посмел прикоснуться к тому, что принадлежало мне. Если бы меня не беспокоило, что она опять сорвется с крючка и сбежит, я бы убил этого говнюка на месте.
Всю неделю я думал о ней. Она стала неизменным стрессом, который мне был совсем не нужен, если учитывать, что я пытаюсь навести в своей жизни идеальный порядок. Мы с Грегом были по горло заняты, разбираясь со всеми юридическими документами и спорными вопросами, которые неизменно всплывали при работе с новой компанией. Плюс встречи и переезд в офис, затем брифинги с ним и парнями, и консультации с новыми клиентами. У меня не было времени, чтобы прогуливаться по закоулкам воспоминаний.
Так продолжалось до вечера среды, когда я вспомнил, как Грег приезжал поговорить со мной о своей подруге Из, угрозе в ее адрес и муже, который не хотел ее отпускать. Ярость – это первое, что я почувствовал. Помню, когда я впервые увидел ее в клубе, у меня промелькнула мысль об этой связи, но она мгновенно испарилась, когда весь ад разверзся при нашем столкновении. Мне нужно больше информации, и она мне была нужна еще вчера, потому что я не знаю, что именно ей угрожает, и многого не знаю о ее замужестве. На протяжении нескольких лет я считал, что она счастлива. Я был раздавлен и зол, потому что просто не мог заставить себя ворваться в ее жизнь и разрушить ее счастье.
Даже сейчас, так отчаянно нуждаясь в ответах, моя основная цель – выяснить, что происходит с этой стервой. Время на то, чтобы получить ответы еще будет, но сначала мы поговорим о ее муже.
Вчера я ждал ее звонка, предчувствуя, что последуют какие-нибудь дерьмовые оправдания, поясняющие, почему она не сможет сегодня встретиться. Я не ожидал, что она выкинет какой-нибудь фокус и скроется на весь день. Я должен был это предусмотреть. Сегодня, когда обеденное время подошло к концу, а от нее не было никаких известий, я отправился к ней домой. Когда я пришел туда и обнаружил, что дверь заперта, и дома никого нет, я рассвирепел.
Я позвонил Грегу, чтобы посмотреть смогу ли я перетянуть на свою сторону хотя бы одного гребаного сторонника в этом сражении, но он сказал: «И не рассчитывай, она знает, как я отношусь к этой ситуации и поговорит с тобой, когда будет готова. Я не согласен с этим, но поддержу ее, потому что она – моя девочка». Он не очень-то обрадовался, когда я начал орать и чуть не оглушил его. Она не его девочка, черт подери. Неважно, сколько раз я спрашивал или требовал, но он так и не сказал, где она находится. Каково же было мое удивление, когда меньше чем через час мне звонит Грег, извергая проклятия, и раскрывает ее местоположение. Когда я зашел в главный зал тату-салона, моя ярость стала соразмерна с его собственной.
Бл*ть, эти сиськи выглядели чертовски сексуально.
После очередных пяти минут в пути и единичных тихих всхлипываний Иззи, я подъезжаю к воротам моего дома. После ввода кода, я веду пикап по подъездной аллее и чувствую, что смотрю на дом другими глазами, пытаясь предугадать, как она воспримет мой успех. Хоть я и взрослый, тридцатиоднолетний мужик, но даже это не лишает меня надежды на то, что она увидит, чего я добился; как я, сирота без гроша в кармане, пришел к этому достатку. Когда-то мы вместе строили планы на будущее, только вот сейчас мой дом – это не двухкомнатная квартира, на которую у нас в свое время были виды. Несмотря на ее слезы, которые не оставляют меня равнодушным, крохотная часть меня надеется, что она почувствует хотя бы долю зависти к тому, как хороша моя жизнь, каких высот я достиг без нее.
Какая нелепая мысль. Я бы с радостью отдал каждый пенс, чтобы избавиться от всех своих регалий и заслуг, если бы это помогло, и моя Иззи была бы со мной все эти годы. Но той Иззи уже нет, а эту Иззи я не знаю.
Я знаю, что дом, который я купил, был слишком велик, но черт меня подери, если я когда-нибудь снова буду жить в тесноте или там, где даже развернуться негде. Я уверен, что найдется немало психотерапевтов, которым захочется покопаться в моей голове, вытаскивая оттуда кучу дерьма. Я знаю, почему купил этот дом, и не нужно мне говорить, что я тем самым восполняю все то, что недополучил в приемных семьях.
Мы проезжаем мимо последних встречающихся по пути грушевых деревьев сорта «брэдфорд», которые тянутся на полмили вдоль подъездной аллеи и наконец перед нами предстает дом. Большой и внушительный. Темно-красный кирпич кажется практически черным на фоне ночного неба, свет рядом с красной, двустворчатой, парадной дверью сияет ярко и весело, приглашая внутрь. Очередная нелепость. Дом в колониальном стиле создан для семейной жизни, а не того фарса, который меня ожидает. Огромное крыльцо выглядит уютно с креслами-качалками расположенными между четырьмя большими колонами и цветами, придающими дополнительный уют. Это лишь поверхностная оболочка моей жизни. Внешний вид не соответствует внутреннему. Дом такой же пустой, каким я чувствую себя в данную минуту, и мне это совсем не нравится.
Пришло время покончить с этим.
Пришло время выяснить, что у нее за проблема с мужем и узнать какого хрена с ней произошло.
Иззи по-прежнему смотрит в окно, но так как машина стоит в темном гараже, думаю, это ее попытка игнорировать меня. Не понимаю, как она рассчитывает этого добиться, пока находится в моем чертовом доме и уехать отсюда может только, если я ее отвезу.
Я чувствую, как во мне закипает гнев. Я сражаюсь за свое самообладание, пытаюсь подавить чувство бессилия, стараюсь контролировать боль, которой больше не должно быть места в моем сердце, и пытаюсь сдерживать растущую эрекцию, которая нацелена прямо на Иззи. У меня никогда не возникало столько проблем по контролю над ситуациями.
Наконец она поворачивается ко мне, должно быть, почувствовав на себе мой взгляд.
— Что теперь? — вопрос звучит слишком приглушенно, и если бы я не смотрел на нее, то возможно и не услышал бы его.
— Выходи из машины, и мы поговорим. Все просто. Это лишь тогда похоже на детский сад, когда ты начинаешь все усложнять. Помоги мне, потому что я уже устал от этих долбаных игр, — думаю, я был весьма тактичен до тех пор, пока по ее бархатным щекам не начинают струиться слезы.
Черт побери!