Он наносит еще один удар в правый глаз, и наконец я испускаю крик боли, который несколько мгновений назад был просто невозможен. Затем он уходит. Неимоверная боль, которую испытывает мое тело – единственное, что удерживает меня от мысли, что все это мне просто приснилось.
Я чувствую их, лежа на крыльце, слышу, как внутри дома раздается топот ног. Передняя дверь распахивается, и меня тут же подхватывают сильные руки. Я вздрагиваю от боли, когда моя спина соприкасается с огромной рукой.
— Какого черта! — возглас Грега раздается где-то позади меня.
— О, боже, Иззи! Она истекает кровью! Боже мой! — визжит Ди. Ее голос доносится с той же стороны, что и голос Грега.
Мои глаза застилает туманная пелена, я могу разобрать только то, что человек, который меня держит – мужчина. Если бы не насыщенный аромат его кожи и корицы, я бы не поняла, что именно Аксель держит меня так нежно в своих руках.
— Куп, Локк быстро найдите этого ублюдка, пока он не удрал далеко, — рявкает он. В его голосе ощущается убийственная беспощадность. — Кто-нибудь, ради бога, вызовите чертову полицию! Принцесса, кроме головы где-нибудь еще болит?
— Шея, — вздох. — Спина, — хрип. — Это был… Брэндон… Он был здесь, — я не могу разглядеть выражение его лица, мой правый глаз пульсирует от боли и так опух, что не открывается. Я даже не могу открыть левый глаз, потому что любое движение вызывает мучительнейшую боль, которая разрывает череп и словно молния раскалывает его на части. С опозданием я чувствую, как с затылка стекает что-то теплое, должно быть, – кровь.
При упоминании Брэндона руки, удерживающие меня, напрягаются. Это не то, что Аксель рассчитывал услышать, но с другой стороны он явно не планировал, что просмотр субботнего матча по футболу обернется такой бедой.
— Подожди, нужно зажать рану, — говорит Грег, приложив что-то к моему затылку.
Аксель принимает помощь Грега и встает с колен. Я чувствую, как он заходит в дом и направляется в гостиную. Я слышу голоса тех, кто передвигается по комнате. Аксель садится на диван, но не отпускает меня.
— Сядь, Принцесса. Давай, взглянем на твою спину, хорошо? — он помогает мне наклониться вперед, что вызывает у меня приступ тошноты, а затем я чувствую, как теплые руки сдвигают мою футболку вверх.
— Черт! — кричит Грег. — Как, мать вашу, это произошло? Из, у тебя след от удара во всю спину!
Я не отвечаю, потому что в этом нет смысла, думаю, и так очевидно, как я его заполучила.
Я слышу приближающийся вой сирен, вынуждающий меня еще ближе прильнуть к сильным рукам Акселя, которые даруют ощущение безопасности. Только я начала думать, что мне, наконец-то, удалось освободиться, как вся эта мнимая свобода оборачивается жестокой насмешкой… Мне начинает казаться, что я никогда не окажусь вне досягаемости Брэндона.
Ди показывает полицейским и парамедикам дорогу в гостиную. Я слышу, как Грег, стоящий где-то в стороне, вполголоса что-то говорит Мэддоксу, а тот ему что-то отвечает. Я не могу сказать, где находятся остальные, и не спешу открыть глаза и проверить.
— Мэм, — обращается ко мне то ли фельдшер, то ли полицейский. — Мэм, вы можете открыть глаза?
Аксель передвигается и лишает меня своего тепла, размещая мое тело таким образом, что незнакомцу удается прикоснуться к моему лицу. Я моментально отшатываюсь, прижимаясь к телу Акселя.
— Тише, Иззи, пусть тебя осмотрят, — его теплое дыхание щекочет мне ухо, а рука слегка сжимает плечи, напоминая о том, что он рядом, и я в безопасности. Он отводит голову от моего уха и обращается к незнакомому голосу. — Я думаю, она не может открыть глаза, не испытывая при этом боли. Она пыталась через секунду после того, как я добрался до нее, но тут же их закрыла. С тех пор она их не открывала. Ей тяжело дышать, и голос у нее был охрипший, когда она была в состоянии говорить. Правда с тех пор она не произнесла ни слова. У нее на спине след от удара, который выглядит как багровый кровоподтек, тянущийся от копчика до лопаток. Я не смог как следует оценить степень ушиба. Еще у нее травма шеи и рана на затылке, из которой идет кровь, но опять же это лишь поверхностное наблюдение, — скорее всего он обращается к фельдшеру, потому что, когда он замолкает, я чувствую, как теплые руки в перчатках начинают надавливать на мое лицо, шею и горло.
— Мэм, мне нужно, чтобы вы немного наклонились вперед так, чтобы я мог осмотреть вашу спину и голову. Медленно. Дайте мне знать, если вы почувствуете, что вам…
Но не дав ему закончить, я опустошаю содержимое своего желудка на пол.
— Хорошо. Все хорошо. Вас сильно тошнит?
— Д-да, — отвечаю я, снова не узнавая свой собственный голос, как будто последние несколько часов я беспрерывно кричала.
— Вы ударились головой?
— Нет… да, — шепчу я в ответ. — Я не помню. Я ударилась о дверной косяк, прежде чем он схватил меня за шею, после этого я практически ничего не помню.
— Ладно. Теперь давайте осмотрим вас тщательнее, хорошо?
Проходит несколько минут, пока теплые руки измеряют мне давление, продолжают ощупывать мою чувствительную кожу и давить на нее, удостаиваясь нескольких шипений от меня и рычаний от Акселя. Они снова наклоняют меня вперед, с осторожностью перебирая мои волосы, чтобы иметь возможность осмотреть кровоточащую рану, а затем проверить повреждения на моей спине. Я чувствую, как истерзанная кожа на спине натягивается и щиплет при каждом мельчайшем движении тела.
— Сэр, я не могу сказать наверняка, пока мы не доставим ее в больницу, но готов поспорить, что здесь сотрясение мозга, на рану в области затылка, безусловно, нужно наложить швы, повреждение спины тоже вызывает беспокойство, но я не могу гарантировать, что повреждение только лишь поверхностное, не считая травмы лица. Я настоятельно советую поехать в больницу.
— Хорошо, но я отвезу ее сам. Я глаз с нее не спущу.
Даже мне по его тону понятно, что его решение окончательно и бесповоротно. Бедный парень, стараясь выполнить свою работу, пытается объяснить ему, что я буду в полной безопасности в машине скорой помощи, но убеждать Акселя в этом бессмысленно. Аксель и его упрямство свидетельствуют о том, что существует только один вариант, при котором я сегодня могу добраться до больницы.
Крайне неохотно фельдшер прекращает эти препирательства и просит Акселя подписать документы об отказе в госпитализации. Затем он обрабатывает рану на голове и накладывает повязку на спину, предупреждая Акселя, что он должен продолжать зажимать рану на голове до тех пор, пока я не окажусь в больнице. Мне достаются пакетики со льдом, и я держу один у правого глаза, а другой покоится на моей воспаленной шее. После того как он сделал все от него зависящее, парамедики прощаются и уезжают.
Вскоре я начинаю клевать носом, прислушиваясь к окружающим меня голосам, рассказывающим о событиях, которые привели к моим крикам, доносящимся с крыльца. Я пытаюсь ответить на вопросы полицейских, но мой оцепенелый и затуманенный разум вгоняет меня в сон. Аксель будит меня несколько раз, и мне все-таки удается сказать им, кто на меня напал, но в очередной раз, уплывая в сон, я улавливаю, как Аксель просит их встретиться с нами в больнице, где они смогут задать какие угодно дополнительные вопросы. Несмотря на его спокойный и решительный тон, я слышу в его голосе нотки паники и страха.
Наклонившись, он осторожно подхватывает меня на руки и выпрямляется. После того как он говорит кому-то взять пикап и отвезти его в больницу, я практически ничего не слышу, поэтому безопасность его сильных рук и успокаивающий аромат, который присущ только Акселю, позволяют мне сдаться на милость всепоглощающего мрака.
Я просыпаюсь от надоедливого писка, тошнотворного запаха антисептика и чистящих средств. Смерть. Я всегда считала, что больница пахла смертью. Этот запах вы никогда не забудете, и это один из тех запахов, который я всегда ненавидела.
Я пытаюсь открыть глаза, но они не подчиняются моим приказам. Я стараюсь открыть рот и потребовать ответов, но ничего не выходит. Похоже, мое тело решило прикинуться трупом.
— Врач говорит, что нет каких-либо внутренних повреждений, кроме нескольких кровоподтеков и огромного количества плохо сросшихся старых переломов. Он убежден, что все эти травмы — следствие домашнего насилия. Я видел снимки сканирования, Рид, и они выглядели так, словно у нее все ребра сломаны в одной точке. Я бы с удовольствием убил этого ублюдка, попадись он мне в руки, — Куп. Я никогда не слышала, чтобы он был так зол. Как правило, он считался главным весельчаком в их дружной компании. — Потребовалось десять швов, чтобы зашить ее рану на голове, ничего серьезного, так что все должно быть в порядке. Ее шея слегка воспалена, наверно ублюдок чертовски крепко держал ее, но наибольшее беспокойство на данный момент вызывает сотрясение мозга и зрение, которое нужно будет проверить, как только она проснется.