— Ты не смогла бы избавиться от меня, даже если бы попыталась. — (Я подаюсь вперед и вглядываюсь в его лицо, запоминая каждую деталь, а затем трусь щекой о его щеку.) — Такое чувство, что у меня сердце из груди вырвали, когда я узнал, через что тебе пришлось пройти. Мне тяжело даже осмыслить все то, что мы потеряли. Это наш второй шанс, Иззи, и никто его у нас не отнимет, — его ласковый голос раздается около моей щеки, его теплые губы в нежном поцелуе прижимаются к моему уху, он снова перекатывается на меня и медленно соскальзывает с моего тела. Я слабо вскрикиваю от потери нашей с ним связи.

— Принцесса, я уже дважды не использовал защиту. Клянусь тебе, я чист, но могу показать справки, если ты мне не веришь. Это может стать проблемой? — он говорит непринужденно, но, судя по тому, как он смотрит на мой живот, мне не трудно догадаться, о чем идет речь. — Как бы сильно мне не хотелось, чтобы ты забеременела, мы еще не готовы. Будем готовы, но не раньше, чем я надену кольцо на твой пальчик, — добавляет он машинально, оставляя меня в полной растерянности.

— Хм ... — я несколько раз откашливаюсь и снова смотрю в его ласковые глаза. — Мы в порядке. Я на таблетках, — шепчу я.

— Хорошо. Тогда я думаю, мне не нужны все эти упаковки презервативов, да? — смеется он, направляясь в ванную и закрывая за собой дверь.

Я не могу не задуматься над тем, какого черта только что произошло. Было ли это своеобразным предложением руки и сердца? Нет, конечно же, нет. Мы прекрасно понимаем, к чему все идет, но брак?

Я постепенно отхожу от шока, когда он возвращается к кровати и нежно меня обтирает. Он отбрасывает полотенце в сторону ванны, тянет меня в свои объятия и крепко прижимает к себе. Моя голова покоится на его груди, и я чувствую, как у меня под ухом медленно бьется его сердце. Я обхватываю его одной рукой и закидываю ногу на его бедро, задевая в процессе все еще эрегированный член.

— Полегче, Принцесса, возможно, чуть позже он понадобится тебе в рабочем состоянии.

Я смеюсь, а затем позволяю его теплому телу и ровному дыханию утащить меня в самый безмятежный, лишенный сновидений сон, которого у меня не было уже двенадцать лет.

Глава 17

Я проснулась, ощущая самую восхитительную болезненность между ног и боль в мышцах, которые не испытывала многие годы. Потянувшись после сна, я вытягиваю руку рассчитывая обнаружить рядом с собой теплое тело Акселя, но соприкасаюсь лишь с холодными простынями.

Я открываю глаза и оглядываю комнату. Пусто. Встав, я подбираю футболку, которую сняла с себя прошлой ночью, вытаскиваю из сумки штаны для йоги и продолжаю поиски Акселя. В ванной комнате пусто, как и в остальных комнатах, которые я проверяю. Ни на кухне, ни в гараже, ни перед домом, где по-прежнему стоит его пикап, я его не нахожу.

Я стою на заднем крыльце, глядя на другой берег озера, где солнце едва достигает кончиков деревьев. Озеро спокойно в утренние часы, и кажется, что весь мир спит. Я уже собираюсь прекратить поиски Акселя, когда замечаю легкое движение в конце пристани. Часть пирса частично скрыта за деревьями, поэтому учитывая столь ранний час, я беспокоюсь, что зрение могло меня просто напросто подвести. Когда я снова улавливаю движение, только тогда понимаю, что наконец-то нашла его.

Крошечные камешки впиваются мне в ноги, когда я ступаю по холодной гравийной дорожке, ведущей к пристани. Я не спускаю глаз с его обнаженной спины. Он сидит на самом краю пирса, ноги согнуты в коленях, а руки лежат на них. Так мне кажется до тех пор, пока я не подхожу чуть ближе и не понимаю, что его голова покоится на руках, а спина вздымается от глубоких вдохов. Он, наверняка, слышит, как я иду по деревянному настилу пристани, но не меняет позу.

— Акс? — нежно зову его я.

Никакого ответа.

— Малыш? — пытаюсь я снова.

Тишина.

Глубоко вздохнув, я сажусь и придвигаюсь как можно ближе к нему. Оплетаю его своими ногами и прижимаюсь грудью к холодной коже спины. Он, наверное, замерз.

— Господи, Аксель, как давно ты здесь сидишь?

Тишина.

— Акс, малыш, пожалуйста, ты меня пугаешь. Что происходит?

Он молчит. Его тело едва заметно дергается, выдавая причину его молчания. Мой большой и сильный мужчина сломлен. Я прекрасно понимала, что прошлой ночью он с трудом сдерживал свою боль, пытаясь быть сильным ради меня. Пытаясь скрыть свое отчаяние.

Я обхватываю его руками и сцепляю пальцы на его груди; его сердце учащенно бьется под моей ладонью. Его тело остается неподвижным, когда я прикасаюсь губами к спине и шепчу единственное, что приходит на ум:

— Все в порядке, Акс. Ты не должен держать это в себе. Многие годы я делала то же самое, и это не помогло, — я замолкаю и крепко его обнимаю, надеясь, что он откроется мне.

— Я виноват, — наконец произносит он. Его голос переполнен эмоциями.

— Что? В чем виноват? — спрашиваю я.

— Во всем.

Мы снова замолкаем, пока я ломаю голову над его ответом. В данной ситуации мы оба стали жертвами в жестокой игре судьбы, которая нас разлучила. Я не понимаю, как он может винить в чем-то себя.

— Малыш, в том, что произошло, нет твоей вины, но ты должен выговориться. Пары слов недостаточно, — я буквально умоляю его.

Он выпрямляется, но не сдвигается с места и не поворачивается. Он опускает ноги так, что теперь они свисают с края деревянного настила, поворачивает голову и смотрит на солнце, медленно восходящее над верхушками деревьев. Он поднимает руки, до этого опущенные по бокам, и кладет их поверх моих, затем отводит их от своей груди и, сжимая, опускает на свои колени.

— Первое, что я сделал, когда уехал от Джун и Донни, — сообщил о них в органы опеки. Из-за условий, в которых они вынуждали нас жить, еды, в которой они нам отказывали, и мерзкого обращения Донни с маленькими девочками, прикрыть их лавочку не составило труда. Они потеряли всех детей, за которых им платило государство. Неудивительно, что она захлопнула дверь у меня перед носом, когда я разыскивал тебя, — из него вырывается горький смешок, после чего он продолжает: — Меня бы это даже не напрягло, Иззи… но я отчаянно пытался тебя найти. Она открыла дверь, а когда увидела, что это я, сучка плюнула мне в лицо. Я даже не успел слово произнести. Она рассказала мне о твоих родителях, но я избавлю тебя от подробностей этого разговора. Больше мне ничего не удалось разузнать. Ей наверно нравилась сама мысль, что она была ключом, который мог помочь отыскать тебя, ключом который мог разлучить меня с тобой.

Когда я чувствую, как на мою руку, лежащую у него на коленях, падает капля, я отрываю щеку от его спины, смотрю на безоблачное небо и понимаю, что она упала не с него. От внезапного осознания того, насколько глубоко в нем укоренилось страдание, мое сердце разрывается на части.

— Я никогда не получал твоих писем, Иззи. Ты знаешь, ты, черт возьми, знаешь, что я бы прибежал в ту же секунду. Но я не получил от тебя ни одной весточки. Я пробыл на базе недолго. Многого я рассказать тебе не могу, но они быстро взяли меня в оборот, и мне пришлось оттуда уехать. Сверхсекретное дерьмо и полная изолированность от внешнего мира, детка. Я написал тебе письмо, в котором объяснял все это, но смерть твоих родителей объясняет причину, почему ты его не получила. Черт, я понятия не имел, что ты писала, пытаясь меня найти, — он встряхивает головой, как будто это простое движение поможет стереть горечь его воспоминаний.

— Малыш… — я не знаю, что сказать. Он сжимает мои руки и дает понять, что ему нужно это. Ему необходимо выговориться.

— Иззи, меня убивает… мысль, что я был так близко к тебе, но в то же время так чертовски далеко. Знать, что ты и наш... ребенок, — он замолкает из-за всхлипа, который обрывает его речь. — Наш ребенок, боже, наш ребенок… Этот малыш был бы самым идеальным ребенком на свете, — согнувшись пополам, он безудержно плачет. По моим щекам текут слезы и падают ему на спину. Я обнимаю его еще крепче.

Ему нужно излить душу, поэтому я даю ему время, прижимаюсь к нему еще сильнее и нашептываю слова любви.

Мы сидим так какое-то время. Аксель постепенно освобождается от терзающей его боли, а я обнимаю его, стараясь утешить, как могу. Когда солнце, наконец, восходит над горизонтом, он снова выпрямляется и поворачивает ко мне голову. Глаза красные, а слезы все еще катятся по лицу. Мне тяжело видеть его в таком состоянии, это меня просто убивает.