Попрощались они вечером. После нескончаемых ласк долго лежали на матрасе, брошенном на пол, и молчали. А потом он проводил Аллу до метро. Утром на вокзал, по обоюдному согласию, поехал один. Прошел вдоль поезда с металлическими табличками «Ленинград — Адлер», присматривался к проводникам и репетировал непринужденную фразу: «До Адлера без багажа возьмете?» У одного из вагонов услышал знакомый голос. Проводница повернулась в профиль — Настя!
— Шурка, ты?
— Я.
— Неужели опять к своей крале собрался?
— Да… — замялся он, — соскучился.
— Ну, давай — полка твоя свободна, — Настя подмигнула ему заговорщически. — А то, глядишь, и у нас с тобой стерпится-слюбится.
Забросил сумку на верхнюю полку. Посидел, полистал журнал «Работница» на столике, съел забытую Настей конфету. До отправления оставалось пятнадцать минут. Встал. Стащил сумку с полки. Вышел на перрон.
— Шурка, ты куда? — удивилась проводница. — Передумал?
Поцеловал Настю в щеку.
— Передумал, — сказал твердо и зашагал по перрону в сторону вокзала.
Через два дня он должен был вернуться в Перевальное.
* * *
— Али, на что ты живешь?
Шакиб говорил достаточно тихо, чтобы не услышала Таня, которая оставила их на кухне и ушла в комнату смотреть телевизор.
— Можешь говорить нормально, — успокоил его Али, — Таня по-арабски не понимает. А почему тебя это интересует?
— В училище мне платили стипендию и кормили. Сейчас мне не на кого рассчитывать. Есть доллары, которые я привез из Ливана, но они кончаются. Кроме того, в конце августа придется уйти из общаги — квартиру придется снимать. Ты, насколько я понимаю, в той же ситуации?
— Меня Таня выручает. Во всяком случае, крыша над головой есть.
— Только не говори, что ты живешь за ее счет.
Али протестующе поднял ладони:
— Я этого не говорил.
— Тогда помоги мне с работой.
— С работой… работой это назвать сложно.
Он испытующе посмотрел на Шакиба:
— У тебя паспорт не просрочен?
— Оба не просрочены.
— У тебя их два? — удивился Али.
— Да. Израильский «лессе-пассе» и ливанский, совсем новый. Мне перед отъездом сделали. Правда, в израильском написано «иорданец»…
— У меня — то же самое, — успокоил Али. — Ты в Европе бывал когда-нибудь?
— Конечно — Ленинград же в Европе.
— Я Западную Европу имею в виду.
— Пока что нет. А почему ты спрашиваешь?
— Видишь ли, СССР — довольно закрытая страна. Мало кто из его жителей может выехать за границу. А вот потребность во всяких товарах существует. Тот, кто их привозит, неплохо зарабатывает.
— Я знаю, — согласился Шакиб, — сам старые джинсы в Симферополе продал дороже, чем новые в Бейруте стоят.
— Джинсы… — улыбнулся Али, — есть товары и поинтереснее.
— Мой двоюродный брат лекарства в Иордании закупает и в Хевроне продает. Но для этого начальный капитал нужен, деньги на дорогу… Да и как я в Европу попаду?
— Есть в Ленинграде люди, которые мне верят. Они и дают мне деньги на дорогу и на товар. А Таня помогает с выездной визой — она же в деканате для иностранцев работает.
— Это что за виза такая? Европейская? — не понял Шакиб.
— Да нет же, — поморщился Али. — Чтобы выехать временно из СССР, студенту-иностранцу нужна такая бумажка. Это разрешение на выезд и возвращение. Там сроки указываются и страна, куда едешь. Половинку при выезде забирают, а другую — при въезде.
— А в Европу по ней же пускают?
— В Европу, брат, виза нужна. Ее получить очень сложно.
— Так как же быть?
— Есть такая территория посреди Восточной Германии. Называется Западный Берлин. Слышал?
Шакиб отрицательно покачал головой.
— Историю учить надо, — важно сказал Али. — После Второй мировой войны государства-победители поделили столицу Германии на зоны оккупации. Половина Берлина досталась Советскому Союзу, а другая половина — Англии, Франции и США. В результате получилось два Берлина — Западный и Восточный. В Западном все товары, как в ФРГ и деньги тоже западные. А в Восточном — такой же социализм, как здесь. Так вот, по четырехстороннему соглашению граждане этих государств-победителей и легально находящиеся на их территориях иностранцы могут посещать территорию всего Берлина без визы. Только контроль очень жесткий — для жителей СССР нужна выездная виза и приглашение из Западного Берлина.
— А приглашение где взять?
— Приглашениями торгует один сомалиец в твоей общаге — у него брат в западной зоне уже лет десять живет. Так что Таня займется визами, а ты приглашения добудешь. Сам понимаешь — мне в общаге появляться опасно. Слушай, а почему ты у своей девушки не поселишься?
Шакиб покачал головой:
— Она живет с мамой и бабушкой.
— Ну, и что? Почти все советские люди так живут. Здесь проблема с отдельным жильем.
— Нет, я люблю ее и не хочу позорить. Нельзя жить с мужчиной без брака.
Али рассмеялся:
— Отвыкай от палестинских обычаев. Сам же сказал — здесь Европа.
* * *
Студент-сомалиец лишних вопросов не задавал — просто вписал данные Али и Шакиба в приглашения, спрятал тридцать долларов в карман и предложил:
— Обращайся еще — скидка будет.
Таня тоже не подвела — через три дня принесла заветные серые бумажки с фотографиями.
— Теперь на вокзал, за билетами? — спросил Шакиб. — Или с проводниками поедем?
Али долго смеялся.
— Ну, ты даешь! Тебе что в Гагры, что в Германию — никакой разницы. Это же ЗАГРАНИЦА! Туда билет даже не на вокзале продают, а в специальной кассе.
Специальная касса находилась в гостинице «Москва». Хмурая женщина в кабинете проверила паспорта, приглашения, выездные визы и только после этого выписала им билеты до Восточного Берлина. И предупредила:
— В день приезда и в день отъезда ваши плацкарты действительны в метро Западной зоны.
Шакиб ничего не понял, но вопросов задавать не стал.
Дебаркадер Варшавского вокзала впечатлял своими размерами и застекленной крышей. Только поезда почему-то туда не доходили — перроны обрывались, не доходя до здания, и посадка в вагоны происходила на улице, под дождем.
Поезд №25 «Ленинград-Варшава-Берлин» уже стоял у платформы, и посадка началась, но Али все не появлялся. Алла, пришедшая провожать бизнесменов в заграничный вояж, даже бегала искать его вдоль состава. Появился он в последний момент с огромной сумкой через плечо. К вагону подбежал, тяжело дыша и вытирая пот со лба. Проводник молча выхватил у билет из рук и посторонился. В этот момент поезд дернулся с грохотом, Шакиб поцеловал Аллу и вскочил в тамбур уже на ходу. Выглянув из-за плеча проводника, увидел, как она мелко крестит его, стоя под зонтиком на уплывающем вдаль перроне. «Все здесь перепуталось, — подумал он. — Хотя, какая разница? В конце концов, и мусульмане, и иудеи, и христиане, все они — дар-аль-китаб, то есть, мир Книги. У них есть Коран, Тора или Библия. Все-таки не язычники…»
Купе было не похоже на те, что он видел в адлерском поезде. В углу была раковина, а три полки располагались на одной стене, друг над другом.
— Будет еще пассажир? — поинтересовался Шакиб
— Нет, в эти купе продают только два места, так что поедем с комфортом.
— А зачем тебе столько вещей? — спросил он у Али, когда тот водрузил свою сумку на полку.
— А ты думал, только оттуда в Союз вещи на продажу возят? Там тоже есть, чего продать.
Он расстегнул молнию на своем бауле.
— Два фотоаппарата «Зенит-ЕТ», два телеобъектива, два бинокля, две банки икры, две коробки кубинских сигар и два утюга, — перечислял он, раскладывая вещи на одеяле.
— А почему все по два?
— Потому, что половину ты сейчас к себе переложишь, чтобы таможня не отняла.
Шакиб вздохнул и стал выкладывать из сумки пакет с яблоками, пирожки и вареную курицу, которые дала ему в дорогу заботливая Анна Соломоновна.