И, подхватив поднос с двумя чашками чая, скрылась за дверью, обитой черным дерматином на мягкой подложке. Повертел головой. Портреты каких-то людей в форме на стене и огромное панно с тремя профилями — африканец, монголоид и семит в полевых фуражках, видимо, пытаются прочесть мудреные строки:
«По зову партии родной
Бойцов на штурм столпов колониальных
Наш Центр готовит боевой,
Учебный Центр интернациональный».
Шакиб уже достаточно хорошо понимал по-русски, но смысла этих слов пока постичь не смог. Он успел изучить лежавший на столике журнал «Советский Союз» на арабском, когда телефон на столе грозной секретарши мягко заурчал, и она, выслушав указание из трубки, бровью показала курсанту на черную дверь.
За огромным письменным столом под портретами Горбачева и маршала Жукова никого не было. Хозяин кабинета, полковник Калашник и незнакомый усатый блондин в светлом костюме пили чай за журнальным столиком у окна.
Шакиб, подражая советским офицерам-преподавателям, командным голосом проорал:
— Товарищ полковник, курсант Халиль по вашему приказанию…
Калашник, фанатик уставов и субординации, на этот раз почему-то остановил его взмахом ладони:
— Проходи, боец. Не стесняйся, — и похлопал по кожаному дивану рядом с собой.
— Ну, не буду вам мешать? — почему-то вопросительно обратился начальник к мужчине в светлом костюме.
— Благодарю вас, — коротко ответил тот.
— Мой кабинет в вашем распоряжении, — засобирался Калашник, — если что — Анна Семеновна вам чаю организует.
Когда дверь за начальником училища закрылась, незнакомец протянул руку Шакибу и поздоровался:
— Салам алейкум. Кейф халак?
— Алейкум ассалам, — ответил курсант. — Ана бехайр, шокран.
— Меня зовут Владимир. Хотел бы с тобой поговорить. Ты не против? — Арабский у блондина был безупречным, с сильным иракским акцентом.
— Да, конечно.
— Ты, наверное, уже знаешь о захвате самолета TWA?
Шакиб неопределенно пожал плечами. Обычно в часы самоподготовки курсанты слушали транзистор, но в последние несколько недель по распоряжению Калашника в расписание ввели ночные занятия, так что время «сампо» использовали, чтобы выспаться, лежа на столе.
— То есть, пока не знаешь?
— Пока что нет.
— Тогда расскажу, — Владимир ослабил узел галстука и откинулся на спинку дивана. — Вчера авиалайнер, летевший из Рима в Афины, был захвачен и посажен в аэропорту Бейрута. В заложниках 145 пассажиров и 8 членов экипажа.
— А что хотят люди, захватившие самолет? — осторожно спросил Шакиб.
— Требуют освободить несколько сотен заключенных из израильских тюрем.
— То есть, это…
— То есть это — члены «Хизбалла», — собеседник пристально посмотрел в глаза Шакиба. — И нас этот факт сильно тревожит.
— Там, в самолете наши братья с оружием в руках выполняют свой долг. Почему вас должны беспокоить интересы Израиля? Это государство вообще не должно существовать!
— Видишь ли… — Владимир отхлебнул остывший чай. — Во-первых, дело получило международный резонанс. В заложниках — граждане разных стран, в том числе, известный певец Демис Руссос. Знаешь такого?
Шакиб кивнул.
— А во-вторых, СССР хоть и не имеет дипломатических отношений с Израилем, но позиция нашего МИДа такая: Израиль должен вернуть незаконно захваченные арабские территории, но право на его существование гарантировано ООН.
— А я чем вам могу помочь?
— Западные газеты сейчас публикуют фотографии захваченного лайнера. На некоторых видны лица… — Владимир, видимо, хотел сказать «террористов», но после маленькой заминки произнес, — вооруженных людей. Посмотри — может, ты знаешь кого-нибудь из них?
Он достал из лежавшей рядом папки пачку фотографий и выложил ее на стол. Шакиб с интересом стал перебирать снимки. Разобрать лица на них было очень тяжело — они были сделаны с большого расстояния с очень сильным увеличением. Человека, стоявшего на трапе вполоборота, узнать было невозможно. Еще на нескольких фотографиях был изображен кто-то в матерчатой маске в дверном проеме. Следующий снимок: открытое окно пилотской кабины, напряженное лицо члена экипажа, а из-за его плеча выглядывает хорошо различимый человек с пистолетом. Адиль?! Он подвинул фото поближе. Точно — он!
Внимательно наблюдавший за Шакибом Владимир оживился:
— Узнал кого-нибудь?
Моментально взяв себя в руки, Шакиб покачал головой:
— Нет. Показалось.
— Очень жаль, — Владимир убрал фотографии в папку. — Теперь — вторая часть нашей беседы. Как я уже сказал, мировая общественность сильно обеспокоена захватом заложников-европейцев. А для западных разведок уже давно не секрет существование нашего, то есть, вашего тоже, училища. Знают они и о том, что здесь проходят обучение некоторые члены «Хизбалла». Под видом туристов в Крым часто приезжают иностранные корреспонденты. Нам бы не хотелось в свете последних событий привлекать их внимание к самому факту пребывания палестинцев здесь.
— Территория училища хорошо охраняется, — беспечно махнул рукой Шакиб, — сюда не проникнут.
— Сюда конечно не проникнут. Но по договоренности с вашим руководством, курсанты-палестинцы имеют право на увольнительные в Симферополь. К сожалению, несмотря на строгий запрет, твои товарищи регулярно появляются в ресторанах и Ялты, и Алушты, и даже закрытого для иностранцев Севастополя.
Шакиб помрачнел. Он и сам несколько раз ездил в складчину на такси в Ялту. Все каждый раз обходилось благополучно — даже к отбою он успевал вовремя.
— Так что же — нам теперь запретят увольнительные?
— Нам бы не хотелось вступать в дискуссию с вашим руководством по этому поводу. Поэтому решили найти компромиссное решение. Сейчас ведь лето, время отдыха. Согласен?
Шакиб кивнул, еще не понимая, куда клонит гость.
— Почему бы не устроить курсантам-палестинцам небольшие каникулы? Недельки на три, пока все не забудется. И преподаватели ваши тоже с удовольствием отдохнут.
— И куда же нас отправят?
— В СССР много замечательных мест для отдыха, кроме Крыма. Байкал, Карелия, Абхазия… — гость мечтательно закатил глаза и, перейдя на русский, запел. — Какие па-а-альмы в Гаграх!
* * *
На третий день пребывания в санатории имени Челюскинцев Аллу разыскала усатая медсестра и устроила скандал:
— Ты что, сюда загорать и купаться приехала?!
— В общем-то, да… — растерянно подтвердила Алла.
— Сюда людей лечиться направляют, а не задницу на камнях греть! — возмущению медсестры не было предела. — Санаторно-курортную карту не оформила, на процедуры не записалась; завтра у тебя давление подскочит — кто отвечать будет? А? Может, тебе на солнце лежать нельзя.
Пришлось вместо пляжа тащиться на прием. В очереди в душном коридоре компанию ей составили две шумные тетки, громко обсуждавшие южные приключения общих знакомых, периодически восклицая: «Да ты шо!» и тихий парень восточного вида, одетый во все яркое и импортное. Алла долго рассматривала его новенькие пластиковые кроссовки на липучках, а потом неожиданно поймала пристальный взгляд владельца диковинной обуви. Она еще никогда не видела таких глаз у мужчин. Огромные, карие… И ресницы, будто приклеенные — густые и длинные, с роскошно загнутыми кончиками. Если бы не загар, то, наверное, стало бы заметно, как она покраснела. Пришлось опустить взгляд в пол и усилием воли заставить себя не смотреть на незнакомца. К счастью, как раз подошла ее очередь.
— Соколовская? — доктору с чеховской бородкой на взгляд было лет восемьдесят. — Чем страдаешь?
— Ничем не страдаю, — пожала плечами Алла.
— Так-таки и ничем? — дедушка-доктор взял со стола стетоскоп. — Майку задери — я тебя послушаю.
С видимым удовольствием он оглядывал Аллину грудь и даже аккуратно приподнял ее, чтобы прослушать сердце. Со спины слушать не стал, а, усадив пациентку на стул, принялся измерять давление. Накачивать воздух в манжету дрожащими пальцами ему было тяжело, поэтому, чтобы не терять времени, он задавал вопросы: