Слишком взволнованная, чтобы сидеть на месте, Антония, едва лакей ушел, поднялась и стала без устали ходить по комнате. Происшедшее вечером своей нереальностью напоминало назойливый кошмар. Нет, невозможно вот так просто оказаться замужем, на всю жизнь соединенной с человеком, о чьем существовании она узнала всего час назад. Однако кольцо на пальце, этот символ тирании, от которой теперь никогда не освободиться, было вполне реальным. Жить деду оставалось недолго, но он все же сумел заставить ее выйти за выбранного им человека, и теперь мечтам, лелеемым в последнее время, мечтам о побеге к свободе и счастью, уже никогда не суждено сбыться.
Дверь неожиданно распахнулась, и вслед за лакеем, недавно зажигавшим здесь свечи, в комнату вошел Сент-Арван. Резко обернувшись, Антония уловила на лице уходящего слуги ухмылку, и владевший ею страх перешел в гнев. Она метнула в Джеррена взгляд, полный такой яростной ненависти, что он, хоть и ожидал некоторой враждебности, невольно отшатнулся. Потом отвернулась и сделала вид, что поглощена выбором книги среди томов, расставленных по стеллажам вдоль стен. Джеррен остановился у камина, задумчиво рассматривая ее. И, когда молчание явно затянулось, тихо заметил: — В какую же дьявольски нелепую ситуацию попали мы с вами, мадам. Полагаю, не стоит надеяться, что вам о причинах всего этого известно больше, нежели мне?
На минутку ему показалось, что она даже не собирается отвечать. Но потом все же последовал презрительный ответ: — Можете не сомневаться! Ведь одним из условий вашей сделки с сэром Чарльзом, полагаю, было «Без вопросов?» Или же нет?
Он даже вздрогнул.
— Так вы знали об этом?
Антония взяла с полки книгу и наконец повернулась к нему лицом. Глаза их встретились, и взглядом, выражавшим пренебрежение, она окинула его с ног до головы, остановившись на лице, и сделала жест, полный такого же пренебрежения.
— Довольно странный опыт. — В голосе был лед. — Не сомневаюсь, что мало кому из женщин достаются мужья, выкупленные из Ньюгейтской тюрьмы.
От последних слов и сопровождавшего их взгляда щеки Джеррена вспыхнули, но он без всяких колебаний парировал насмешку: — Возможно, это и так, мадам, но уж коль скоро вы согласились, то не пристало и жаловаться.
— Согласилась? — Сверкая глазами, она шагнула вперед. — Да как вы осмелились даже предположить, будто я хоть что-то подозревала о готовящемся?
— Так, значит, не подозревали? А когда заговорили о моей сделке с сэром Чарльзом, я решил, что не только знали, но и одобряли его действия.
— Вы ошиблись. Он сообщил мне об этом за час до начала этой проклятой церемонии.
— Боже святый! — Взгляд его стал беспомощным, а потом слегка хмурым. — Но вы все-таки согласились на брак.
— Да! — горечь, море горечи послышалось вдруг в голосе Антонии. — Согласилась! Я по собственному опыту знаю: невозможно безнаказанно ослушаться сэра Чарльза.
Постояв еще с минутку нахмурившись, Джеррен повернулся и принялся мерить шагами комнату, сцепив руки за спиной и утопив подбородок в кружевном воротнике. Антония наблюдала за ним с некоторым смущением, которое, особенно когда он поворачивался спиной, и не пыталась скрыть, ибо у нее мелькнула пугающая мысль: Джеррен Сент-Арван тоже относился к людям, вступать в борьбу с которыми неразумно.
В нем чувствовалось нечто неопределенно опасное, какая-то неясная угроза ощущалась во всем облике: в широком развороте плеч, обтянутых сливового цвета бархатным камзолом, в ленивой грации движений, за которой угадывалась скрытая сила, в очерке красивого, несколько недоброго лица с ярко-голубыми глазами и твердой линией рта, свидетельствующей о непреклонном стремлении добиваться своего. Да и можно ли было сомневаться в этом! Уж дедушка постарался подыскать ей в мужья человека такого же, как и сам, безжалостного.
— У вас есть какое-нибудь разумное объяснение всей этой болтовне о наследстве и убийстве? — отрывисто спросил Джеррен, остановившись около нее. — Сэр Чарльз утверждает, будто его кузен, Роджер Келшелл, убил вашего отца в надежде унаследовать большое состояние.
Антония пожала плечами и, отойдя подальше, уселась у огня.
— Это он так считает. Роджер Келшелл убил моего отца на дуэли еще до моего появления на свет. Сэр Чарльз убежден, что убийство было преднамеренным, ради денег.
— Но Роджер Келшелл богат.
— Сейчас — да. Свое нынешнее состояние он получил от второй жены. А в год смерти Энтони Келшелла он бедствовал. Сэр Чарльз женился очень поздно, жена умерла родами, оставив ему сына. Говорят, он ее обожал и после ее смерти всю любовь перенес на ребенка. — Она снова пожала плечами. — Даже если это и так, то вся любовь и нежность, на какие он был способен, умерли вместе с сыном. С тех пор его душой владеет одно лишь чувство — ненависть, и светит одна лишь жизненная цель — помешать родственнику, лелеющему коварные планы завладеть состоянием Келшеллов. Только для этой цели он и воспитал меня. Только по этой причине и принял когда-то в дом.
— Принял? — Брови Джеррена удивленно поднялись. — Да ведь вы же и так — дочь Энтони Келшелла!
В возникшей паузе глаза Антонии пристально смотрели на него, светясь горьким удовлетворением.
— Значит, он не сказал вам всего, — с тихим смешком произнесла она. — Эх вы, глупец! Да зачем же, по-вашему, он пошел на все, чтобы добыть мужа своей наследнице? Да, я — дочь Энтони Келшелла. От цыганки, которую он встретил на сельском празднике в Михайлов день.
Теперь многое прояснилось для Джеррена. То было время, когда и среди дворян, и среди помещиков хорошее происхождение почиталось в той же, если даже не в большей, степени, что и богатство. В случае же с Антонией незаконнорожденность усугублялась дополнительным осложнением: не просто низкого рождения, но дочь цыганки! Да будь она наследницей хоть какого угодно состояния, никто из хорошего рода не взял бы такую в жены! Тем более что на всем ее облике лежал четкий отпечаток принадлежности к соплеменникам матери.
Глядя на нее, Джеррен недоумевал, как это он сразу не догадался. Орлиный нос, черные волосы и глаза, горделивость и грация поступи, естественные, как дыхание, — все это он уже встречал у смуглых, замкнутых людей, которые кочевали по дорогам, иногда останавливаясь на сельских ярмарках и праздниках. Среди них немало попадалось красавиц, но у Антонии красота стала мягче, тоньше, вероятно, за счет наследственности, а скорее, благодаря воспитанию. В общем, она оказалась одной из красивейших женщин, каких ему приходилось встречать, вполне способной своей красотой завлечь и привести в экстаз любого мужчину, но — более чем низкого происхождения, наполовину цыганкой.
И на ней его женили. То был ловкий трюк, приводивший в неописуемую ярость, ибо, невзирая на крайне затруднительное положение, он все же оставался человеком своего времени, преисполненным глубокой гордости за старинное родовое имя. Жениться, конечно, пришлось бы, но в надлежащее время, дабы исполнить долг перед предками и, дав свое имя девушке из хорошей семьи, продолжить род. Теперь же он попался в ловушку отчаянной нужды и хитроумно расставленные сети сэра Чарльза, вступив в своего рода мезальянс, на который в его кругу смотрят косо и на который он никогда бы не пошел по доброй воле.
— В таком случае, мадам, удивлен вашим жалобам на сэра Чарльза: худо-бедно, но он обеспечил вам замужество. — Тон был беспощадным. — К тому же ему хватило благоразумия держать все в полном секрете. Знай я правду!..
— То предпочли бы остаться в Ньюгейте, нежели взять в жены меня? — Антония говорила с таким же жгучим презрением и гневом. — Разве не мысль о свободе соблазнила вас или не возможность промотать мое состояние так же, как вы промотали свое? И вы хотите, чтобы я в это поверила? А сами-то верите?
Яростное презрение в глазах и голосе Антонии несколько охладило его гнев. В самом деле, верил ли он? Если бы ему все выложили, как есть, отослал бы Торнбери прочь, предпочтя мерзость и грязь Ньюгейта женитьбе на этой девушке, что сейчас смотрит с такой враждебностью, словно бросает презрительный вызов? Внутренне посмеиваясь над собой, понял, что нет, не предпочел бы.
— Наверное, нет. — Тон его был весьма принужденно сдержанным. — Теперь легко рассуждать, но тогда я, пожалуй, воспользовался бы любой возможностью вырваться, как, собственно, и поступил, согласившись на предложение сэра Чарльза.
— Да и какой пленник не согласился бы! — В голосе Антонии звучала горечь, а в глазах, устремленных на огонь, появилось выражение, не свойственное столь юному возрасту. — Думаете, только в таком месте, как Ньюгейт, можно понять весь ужас пожизненного заключения? Да весь этот дом — тюрьма для меня, а сэр Чарльз — тюремщик! А теперь, зная, что скоро я стану совершеннолетней и он уже не сможет насильно держать меня здесь, навязывает этот брак с человеком, которого специально подкупил. Так что отныне он может быть уверен, что его тюрьма никогда не опустеет.