Иова и Иеремию было сложно убедить в том, что князь апостолов — великий волшебник, ибо почти все из его «чудес» готовили и осуществляли они сами. Поэтому надежда на усмирение льва теми средствами, что предписал Петр, была призрачной. Кефас тоже понимал, что не пользуется у своих нынешних собеседников репутацией чудотворца и оттого испытывал к ним неприязнь. И это при том, что они никогда не высказывали вслух сомнений в способностях апостола как волшебника. Сам же Симон считал, что колдовство ему нередко удается. При неудаче же чуду надо немного подсобить, и нет в этом ничего зазорного, ибо сие делается к вящей славе Господней. Сейчас он внимательно смотрел на своих помощников и с каким-то садистским интересом ждал, как они станут увиливать от задания. Его несказанно радовала возможность испугать своих подчиненных.
— Рабби, — попытался возразить Иеремия, — зверинец хорошо охраняется.
— Пустое. Когда засыпает центурион, устраиваются на ночлег и легионеры. Римляне считают, что никому из нас и в голову не придет мысль похитить столь опасное животное, поэтому они следят в основном за исправностью клеток: чтобы звери не смогли освободиться и убежать (что очень плохо) или при этом ещё и полакомиться воинами императора (что ещё хуже).
Князь апостолов острил и надеялся услышать смех подчиненных, но лица Иова и Иеремии оставались угрюмыми. Видно, для восприятия того плоского и назойливого еврейского юмора, века спустя прозванного одесским, нужно было иметь иное настроение.
— Мне пора молиться, — взвизгнул Петр, обиженный равнодушием собеседников к своей шутке, — пошли вон!
Христианская церковь очень любит рассказывать байки о том, как дикие, свирепые звери подчинялись святым, служили им и работали на них. Например, святой Иероним однажды вытащил занозу из лапы льва, и зверь за это с ним подружился. Когда Иероним бил себя камнем в грудь, так усмиряя гордыню разума, предпочитавшего Цицерона Христу, лев жалостливо выл, сокрушаясь по поводу неразумного старикашки-членовредителя. Христиане не были здесь оригинальны: вспомним хотя бы расхаживавшую со львами фригийскую богиню Кибелу. Но из последователей Иешуа Назоретского первым додумался использовать зверей именно Петр. Трудно сказать, как в его голове зародилась идея о львах, но редко какая-нибудь мысль приходит без связи с предыдущими размышлениями. Скорее всего, апостол просто однажды сквернословил, именуя кого-то тварью, а так как был он человеком глубоко верующим, то в сознании его постоянно крутился эпитет «божий». Два слова соединились, получилось «тварь божия», то есть животное, зверь (хотя часто верующие так называют и людей), и отсюда уже было недалеко до мысли о львах.
Петр, собираясь усмирить диких и опасных царей зверей и заставить их служить общине к вящей славе Господней, хотел таким способом показать свою теологическую силу. Но где было взять льва для дрессировки молитвами и заклинаниями? Апостол не решился направить своих подчиненных в саванну, так как справедливо полагал, что при встрече со львом они могут не успеть прочитать молитву до конца, и даже, быть может, до середины. И, таким образом, святые слова не успеют подействовать на царя зверей, а это чревато уменьшением численности общины. Поэтому Симон решил поступить хитрее и выкрасть льва из небольшого зверинца в Иерусалиме. Здесь римляне держали отловленных зверей, «накапливая» их перед отправкой в те города, где проводились бои.
На следующий день Петр вручил Иову и Иеремии свиток с усмиряющими львов заклинаниями и дал несколько ценных указаний.
— Не волнуйтесь, я буду молиться за вас, — добавил апостол, глядя на трясущихся от страха звероловов.
Наступила ночь. Когда ловцы льва подошли к выходу, их окликнул Товия:
— Стой! Кто идет?
— Иов.
— Иеремия.
— Да, проходите, мне Кефас вроде говорил, что вас надо выпустить. Когда вернетесь?
— Мы не знаем, — жалобно ответил Иов.
— Тогда меня разбудите, — зевая, сказал Товия, и, слегка отворив калитку, осторожно выглянул наружу. Улица была пуста.
— Идите с Богом! — по-своему пожелал он удачи уходящим.
— И тебе дай всего Бог! — откликнулись звероловы. Щелкнул запор калитки, и они остались наедине с опасностями, подстерегавшими их и по пути в зверинец, и в нем самом. Скорбя, христиане двинулись в путь.
Иеремия посмотрел на небо. Иов решил, что его товарищ просит поддержки у Духа Святого, но тот промолвил:
— Какое чистое, без единого облачка небо! И луна так предательски светит!
— Да, издалека нас видно будет… Ни за что пропадем…
— И всё из-за Симона! Сам ко льву не пошел, нас послал. Ну зачем он ему понадобился?
— Может, станет с ним охотиться на Сатану?
Звероловы засмеялись, но, конечно, не потому, что считали дьявола дурацкой выдумкой, а по причине своей полной уверенности в непобедимости этой персоны, которую не может усмирить даже бог. Куда уж Петру со львом!
— Нет, не охотиться он будет, хочет силой своей волшебной похвастаться. Вон сколько заклинаний понаписал, — сказал Иеремия и похлопал по свитку, который висел у него на поясе.
— Помогут ли они?
— Вряд ли, — покачал головой Иеремия. — Как объяснить твари неразумной чистоту наших помыслов?
— Быть может, не объяснять надо, а немного поколдовать?
— Иов, о тебе сказано: «Утопающий и за соломинку хватается». Льва боишься, потому и хочется тебе в силу колдовских чар Симона уверовать. Забыл, как брата своего из дальнего селения приглашал, чтоб он хромым у храма притворился?
Иов тяжело вздохнул.
— Что же теперь с нами будет?
— А что Богу угодно, то и будет, — успокоил его Иеремия.
Когда христиане вышли на широкую улицу, Иов неожиданно схватил спутника за руку и шепнул: «Стражники!».
Действительно, вдалеке показался ночной дозор, бдительно высматривавший нарушителей общественного порядка. К счастью, римляне не заметили припозднившихся путешественников, но шли в их сторону. Звероловы испуганно прижались к стене дома.
— Иов, где они?
— Да прямо к нам идут!
— Бежим!
— Нет, они нас не увидели. Надо спрятаться.
— Куда ж тут спрячешься?
— Постой, возможно, здесь не заперто.
Иов, стараясь слиться со стеной, стал пробираться вдоль нее к углу здания, где мог быть вход во дворик. Он наивно надеялся, что хозяин дома не запер на ночь ворота. Но христианам на этот раз действительно повезло: когда Иов дошел до угла, то увидел очень узкую улочку, которую скорее можно было назвать проходом между домами. Сюда не проникал лунный свет.
— Иеремия, иди сюда! Мы спасены!
— Слава Тебе, Господи! — откликнулся зверолов и, прижимаясь к стене дома и с опаской наблюдая за приближающимся дозором, подобрался к товарищу. Ночные путешественники сломя голову кинулись в спасительный проход и, наткнувшись на какой-то хлам, упали. К счастью, грохот от их падения был невелик и уже вплотную подошедшие римляне ничего не услышали. Христиане притаились, даже попытались задержать дыхание. К ним донеслись голоса стражников:
— Луций, как тебе та рыжая сирияночка?
— Хороша, но плутовка окаянная! Все сестерции выманит!
— Но стоит того!
— Не знаю, Децим говорит, что знавал и получше. Да, друг?
— Еще бы!
— Просто Децим был пьян!
— Сам ты пьян, скотина!
— Эй, не ссорьтесь. Вы на службе.
— А чего он врет?
— Ладно, успокойтесь.
— Успокоишься тут. Всю ночь ходим, бродим, и хоть бы одну душу живую встретили. Спят все евреи, и нам пора на боковую.
— Днем отоспитесь. Прекратить разговорчики!
Голоса римлян постепенно становились всё тише и тише, пока, наконец, не смолкли. Иов, лежавший на каких-то глиняных черепках, осторожно приподнялся и присел на корточки. Иеремия встал во весь рост и, тяжело дыша, постепенно приходил в себя. Хотя будущие звероловы пока не совершили ничего противозаконного, они испугались не на шутку: если бы их выловил ночной дозор, то сперва пришлось бы объясняться с римлянами, а затем, что удручало их гораздо больше, с Петром. Ведь они бы просидели под стражей, по крайней мере, до утра, и в таком случае задание не было бы выполнено. А наказывал апостол всегда очень жестоко и изобретательно. Он хотел не только причинить боль, но и унизить провинившегося, и оттого в общине Симона боялись даже больше, чем бога.