– У нее был аппендицит,– объяснила Кира,– но, слава богу, сейчас уже все хорошо. Первое время после того как она выписалась из госпиталя, она еще неважно себя чувствовала, поэтому мне и пришлось съездить навестить ее.
– Да, отец говорил,– тихо произнесла Колли, сочувственно глядя на подругу.– Я так рада, что ей уже лучше.
– Я тоже,– сказала Кира.
В течение еще нескольких минут Кира и Колли продолжали оживленно беседовать об Анастасии и ее семье, а также об Ольге, третьей сестре, переехавшей недавно в Нью-Йорк.
Рози сидела, откинувшись на спинку стула. Одним ухом прислушиваясь к разговору, она ломала голову над тем, как бы перейти к теме Анри, ради чего они, собственно, и приехали. Вчера, договорившись с Кирой о встрече, Колли, конечно, не объяснила, почему они хотели бы ее видеть, а Кира не спрашивала.
Вчера вечером в разговоре с Колли Рози подчеркнула, что даже если они попытаются спросить Киру о причинах ее размолвки с Анри, она может и не сказать им всей правды. Колли с этим не согласилась, уверяя, что Кира всегда скрупулезно честна – иногда ее прямота доходит до резкости – и, конечно, она скажет им правду.
Звучала негромкая музыка. Это был один из редко исполняемых концертов Рахманинова, который, однако, был знаком Рози. Его звуки действовали успокаивающе. Наполненная солнцем гостиная была не слишком большой комнатой с высокими французскими окнами и выходящей в сад террасой. Беспорядочно украшенная французским и английским антиквариатом, находками с «блошиного рынка» и подобранными где-то Кирой непонятными обрывками и осколками, комната имела своеобразный богемный шарм и была весьма удобна несмотря на свой необычный вид.
Рози всегда нравилась Кира Арно. Сейчас, слушая, с какой любовью эта женщина рассказывает о своих сестрах, Рози прониклась к ней еще большей симпатией. Все три сестры были дочерьми русского дипломата, решившего остаться на Западе в 1971 году, когда Кире было пятнадцать лет. Ее отец тогда занимал пост атташе в советском посольстве в Вашингтоне. Он попросил политического убежища для себя, жены и трех дочерей, которое власти Соединенных Штатов ему незамедлительно предоставили. Затем под вымышленным именем он со своей семьей переехал жить на Средний Запад.
Когда в 1976 году отец умер, Кира с матерью и двумя сестрами перебрались жить во Францию, где у них были родственники по материнской линии. В двадцать семь лет Кира вышла замуж за Жака Арно, известного художника-импрессиониста. Но через два года их брак расстроился, и вскоре после этого, в 1980 году, Кира переехала из Парижа в долину Луары, где и поселилась в купленном ею старом особняке.
Кое-что из кириной истории Рози узнала от Колли, остальное рассказала сама Кира. И хотя Рози не очень часто общалась с этой русской, она всегда испытывала к ней теплое чувство.
– В общем я вернулась сюда в четверг днем,– говорила Кира в тот момент, когда Рози, оторвавшись от своих мыслей, выпрямилась на стуле и внимательно прислушалась.
– Не знаю, сколько я здесь еще пробуду. Но скорее всего, что недолго,– с сомнением в голосе сказала Кира.
– Но почему? – воскликнула Колли, вопросительно глядя на Киру.
Та промолчала. Рози спросила:
– Ты хочешь сказать, что не будешь здесь на Рождество?
– По-видимому, нет. Мне здесь, пожалуй, нечего делать. Да и Александру тоже. Лучше уж поехать обратно в Страсбург и провести праздники в семье сестры. Мама тоже будет там. И Ольга обещала прилететь из Нью-Йорка.
– Ты говоришь, что тебе здесь нечего делать на Рождество, но это неправда,– сказала Колли, нежно сжимая Кирину руку.– Ты можешь прийти к нам, как приходила все последние годы.
– Нет, я так не считаю,– покачала головой Кира. На секунду разговор прервался.
– Возникли какие-то проблемы, Кира? Я имею в виду, между тобой и Анри? – решила спросить напрямик Рози.
Опять возникла неловкая пауза.
– Именно поэтому ты хочешь вернуться в Страсбург? – настаивала Рози.
– Примерно так,– наконец согласилась Кира, слабо улыбаясь.
– Можем ли мы как-то помочь это уладить? – снова спросила Рози.
Кира отрицательно покачала головой. Тогда Колли сказала:
– Мы ведь из-за этого приехали сюда. Рози и я, мы подумали, что у тебя с отцом что-то не так, и решили стать, так сказать, посредниками ООН для улаживания конфликта. Мы хотим, чтобы между тобой и отцом наступил мир. Мы обе чувствуем, что между вами какой-то разлад. Но вы же так глубоко любите друг друга.
– Да, это так. И все же я не думаю, что здесь можно что-то исправить.
– Почему? – Рози впилась в нее глазами.– Когда ты кого-то любишь, а он любит тебя, всегда есть возможность помириться.
– Рози права,– поддержала подругу Колли.– Отец очень привязан к тебе, он любит тебя, Кира, я это знаю. Я даже думала, что мне удалось убедить его сделать тебе предложение. Теперь я вижу, что ошиблась, и все мои усилия пропали напрасно.
– Не совсем,– тихо сказала Кира с выражением чистосердечной прямоты на лице.– Твой отец, он... В некотором роде он сделал мне предложение...
Колли изумленно взглянула на Киру.
– Что это значит? Объясни как следует.
– Он сказал, что, по его мнению, мы должны подумать о том, чтобы узаконить наши отношения. Но он при этом не становился передо мной на одно колено и не делал предложения в классическом стиле. Он также не употреблял и самого слова «женитьба».
– Но ты же поняла, что он имеет в виду, правда? – тихо проговорила Колли.
– Конечно. Я не собираюсь утомлять вас подробностями, но в общем, не услышав от меня немедленного восторженного «да», он начал отступать. Бормотал что-то о своем преклонном возрасте, о том, что разница в двадцать восемь лет – это слишком много, и что было большой глупостью с его стороны надеяться, что я захочу связать свою жизнь со стариком. Он выбежал из комнаты, все еще бормоча про себя, что он старый дурак.
– Тебе нужно было догнать его, Кира,– мягко упрекнула ее Рози.– Сказать ему, что ты согласна выйти за нею замуж, что возраст не имеет значения. Разве не это ему хотелось услышать?
– Думаю, что да. Но я начала это понимать только сейчас.– Лицо Киры вдруг помрачнело; она сидела, закусив губу.
– Когда это произошло? – спросила Колли.
– Незадолго до того, как я поехала в Страсбург.
– Поэтому ты и поехала, да? – предположила Рози.
– Отчасти. Анастасия, конечно, в самом деле хотела, чтобы я была возле нее, но с ней была мама. Это стало просто хорошим оправданием для моей поездки. Я чувствовала, что мне нужно побыть одной, собраться с мыслями. И я решила, что расстояние поможет мне в этом.
– Но почему ты не позвонила отцу из Страсбурга, почему не сказала, что согласна выйти за него замуж?
Кира взглянула на Колли и покачала головой. Лицо ее стало замкнутым, лишенным эмоций. Глубоко вздохнув, она откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Потом встала и подошла к окну. Какое-то время она стояла, глядя в сад затуманившимися от слез глазами. Сквозь слезы она различала неясные очертания деревьев. Они стояли голые и окоченевшие, трава пожухла, а бордюрные цветы по краям клумб засохли. Ее сад всегда зимой выглядел сиротливым, так ей казалось. Сиротливым, грустным и покинутым. Она подумала об Анри де Монфлери и почувствовала, что к горлу подступил комок. Последнее время ей все труднее управлять своими эмоциями. Кира знала, что Анри сейчас страдает так же, как и она сама, потому что они действительно любили друг друга. Но что оставалось делать? Она ничем не могла помочь ему. Как не могла помочь и себе.
Прерывисто и глубоко вздохнув, она кончиками пальцев смахнула слезы и вернулась к камину, возле которого сидели Колли и Рози.
– Я не позвонила Анри, потому что не хочу выходить за него замуж,– солгала она.
От растерянности Колли на какое-то время лишилась дара речи. Потом, обретя его вновь, она воскликнула:
– Но я не могу в это поверить, Кира! Это невозможно! Ты любишь отца, ты сама в этом призналась!
– Да,– сказала Кира,– я люблю его. Но иногда одной любви мало, чтобы преодолеть серьезные преграды.
– Ты имеешь в виду разницу в возрасте?
– Нет.
– Ну хорошо. Может быть, есть какое-то «обстоятельство, препятствующее браку»? Та причина, по которой ты не можешь выйти замуж за Анри де Монфлери? – спросила Рози, пристально глядя на Киру.
– Если ты говоришь об официальных препятствиях – их нет. Я разведена с Жаком.