— Мама… — неуверенно начала я. Не телефонный разговор, но надо срочно всё выяснить! — Я сейчас на даче, и мне очень надо знать, почему ты не любишь здесь бывать!
— Неля, это не телефонный разговор, — повторила мои мысли мама.
— Он срочный, мам! — воскликнула я. — У меня снял избушку одногруппник, а потом папа приехал помочь починить крышу и начал странные разговоры о тебе и о Викторе! А ещё я узнала, что и сам Виктор жил здесь!
— И что? — спокойно спросила мама. — Да, Виктор жил в Осётрино. И да, у Виктора есть сын, который учится с тобой — это разве преступление?
Нет, конечно, это не преступление… Преступление — не рассказывать мне об этом! Со мной всё время рядом учился сын моего отчима, а я об этом даже не догадывалась! А теперь мама так просто мне рассказывает такие вещи, словно это в порядке вещей! Определённо жизнь с Виктором накладывала на неё отпечаток…
— У меня есть ты, а у него от первого брака сын Глеб. — Продолжала мама. — Кстати, они не общаются. Совпадение, что он снял у тебя избушку, конечно, интересное, но я-то тут при чём?
Она всегда уходила от подобных разговоров, и я теперь догадывалась, почему именно:
— Тебе стыдно, что ты увела Виктора из семьи? И он продал дачу не для того, чтоб открыть своё дело?
Мама усмехнулась:
— Неля, мне не восемнадцать, чтобы уводить парня и стыдиться этого. Мы были взрослыми людьми и мы приняли непростое, но взвешенное решение создать свою семью. Да, ему пришлось оставить Глеба и Веру, а мне — твоего отца. Но, поверь, когда доживёшь до тридцати, вечные ценности перестанут волновать так, как желание пожить счастливой жизнью с тем, кого любишь.
Вечные ценности сейчас заботили меня меньше всего. Решили жить для себя и жить в любви — это их дело. Решили мне ничего не рассказывать, чтобы не подрывать свой моральный облик — тоже их право. Меня волновало другое.
— Глеб — это мой Грач? — спросила я прямо.
— Чего? — переспросила мама. — Глеб, насколько мне известно, взял фамилию матери, не помню, какую.
— Ивлев, — ответила я. — Он взял фамилию Ивлев… А Виктор… Грачинский?
— Грачинский, — ответила мама. — Странно, что ты не знала.
Ага, странно. Но с чего бы мне интересоваться его фамилией? Жили мы раздельно, да к тому же я никогда не считала Виктора своей семьёй. Помню, раньше вообще протестовала против него и запрещала говорить о нём и упоминать его имя… К Виктору я со временем привыкла, но запрет говорить о нём так никто и не отменил…
— И мать Грача продала дачу, потому что его отец замутил с тобой… — пробормотала я, пытаясь сложить воедино картину происходящего. — Почему ты не говорила мне?
— О чём? — переспросила мама. — Ты и слышать не хотела о Викторе!
— О Глебе! — начала терять равновесие я. — Грач был моим лучшим другом и первой любовью, а из-за вас я столько лет его не видела!
Некоторое время мама молчала, а потом её бодрый уверенный голос сделался виноватым:
— Нель, ну я-то откуда знала про этого… Грача?
Я вздохнула. И правда. Родители не видели меня с ним, наверно… Может, даже не знали, что он мой друг… Но его мама должна была знать! Она-то нормальная! В отличии от моих родственничков…
Хотя, какое ей дело до меня… До дочери женщины, разрушевшей её семью… Конечно, она не рассказала бы Глебу, как меня найти, если б даже тот хотел. Может, даже она и пустила его по ложному следу Илоны, лишь бы её сын не понял, что влюблён в ту, которую она наверняка ненавидит, как и мою мать.
— Нель, ну прости, — после долгого молчания раздалось в трубке. — Я правда не знала, что Глеб — твой друг.
Хм… Мои затяжные раздумья, похоже, пробудили совесть у родительницы. Только мой друг — не Глеб, а Грач — тот парень, каким он был и вряд ли будет снова…
— Приезжай, и мы поговорим обо всём, — предложила она. — Или я приеду в Осётрино, хочешь?
— Потом, мам. — Отмахнулась я. Ещё семейных разборок не хватало. — Пора мне. Пока.
И повесила трубку. Пусть знает, что я обиделась. Не осуждаю насчёт Виктора, но родной дочери можно было бы всё рассказать давным давно!
Следующим был Виктор — я должна была поговорить с ним. После разговора с мамой эта парочка начинала казаться мне какой-то неправильной и не заслуживающей того счастья, что у них было. И это всё Виктор! Мне казалось, что мама была лучше до того, как стала жить с ним, и потому хотелось услышать его голос и его версию. Хотелось понять, плохой ли он настолько, насколько мне казалось сейчас.
— Виктор, ты знал? — накинулась я на отчима, едва тот взял трубку. — Знал, что твой сын дружил в детстве со мной! Ты ведь не мог не знать — ты же жил здесь в отпуск, ты ездил на работу отсюда всё лето! Мы не виделись, но ты наверняка знал!
Он молчал с минуту. Не удивительно: вечно сдержанная я почти кричала.
Боже, из-за Виктора всё случилось именно так! Он лишил меня Грача, из-за него мой Грач стал таким, каким стал!
— Знал, Неля. Конечно, знал. — Раздалось в трубке, наконец. Тихий, грустный голос непривычно резал слух. Расчётливый Виктор мог быть ласковым с мамой и даже со мной, но никогда прежде я не слышала этот голос таким. Неужели эта история делает больно ему? — Я просил Веру остаться и жить летом здесь, когда она обо всём узнала и решила уехать. Уверял, что мы с Наташей тут больше не появимся. Но она решила, что нет. Потребовала вообще продать дачу. Сказала, что на этом мы разойдёмся, никаких алиментов, но и сына у меня больше нет. Она считала, что я предал их обоих, хоть я предал лишь её.
Я нервно сглотнула. Веру понять можно: я б тоже не хотела больше видеть Виктора и зависеть от него…
— И ты согласился? — поразилась я. — Согласился отказаться от собственного сына?
Виктор снова долго молчал, а потом начал как-то нерешительно, и от этой непривычной интонации у меня колотилось сердце и щемило в груди.
— Пойми, Неля… — неторопливо заговорил он. — Это было сложно: пытаться всем всё объяснить… Тебе, ему, Вере… Дети совершенно не желают понимать взрослых и пытаться принять новые условия… На тот момент Глеб ненавидел меня так же, как и Вера… Или сильнее. Он не желал видеть меня, говорить со мной… Не я отказывался от него, а он от меня. Даже фамилию сменить пожелал — это мне о многом сказало. Было глупо пытаться наладить отношения… Я был не нужен ему… предателем. Они с Верой хотели вычеркнуть меня из своей жизни, и я позволил им это сделать. Позволил нам с Наташей жить счастливо — ведь именно ради этого мы решились на такой шаг.
— Типа ты ещё и молодец?! — негодующе вопросила я.
— Нет, я эгоист. — Спокойно признал Виктор. — Как и все люди.
Да, он такой: не идеальный, но осознающий, что идеальных и не бывает.
Его голос сказал мне всё за него: он сожалел. Не поступил бы иначе, не попытался бы исправить — но ему и правда жаль, что с сыном не сложилось.
— Ладно. — Вздохнула я. — Но почему ты не рассказал мне про Грача? Скажи ещё, что не думал, что это важно для меня!
— Не скажу. Потому что знал — это важно. И Осётрино важно. Поэтому я и выкупил его для тебя… и для него…
Я нервно сглотнула. Для него?
— То есть? — переспросила я. Он что, знал, что мы учимся вместе? Знал, что не терпим друг друга? И при этом знал про Грача и Рыбку… знал, что мы хотели бы не терять друг друга тогда…
— Меня не было в жизни сына, но я наблюдал за ним. — Сказал Виктор. — Было странно, конечно, что вы не узнаёте друг друга. Как я понял, правда, в определённый момент Глеб понял, что ты как-то связана со мной…
— Так почему ты не рассказал мне? — перебила его я.
— Неля, есть вещи, которые должны происходить сами. Я любил твою маму с юности, но у нас бы ничего не получилось, если б мы решили сразу быть вместе… У нас, в общем-то, и не получилось… Но в итоге же всё закончилось хорошо, и мы счастливы.
Ага. Для вас-то хорошо, а для Веры? А для моего отца? А для Глеба, который всю жизнь ненавидел своего отца?
Мы молчали, пока я не решила завершить разговор:
— Ты прав. — Вздохнула я. — Прав в том, что ты эгоист. Но не все люди такие, мне хочется верить…
И я отключила телефон, поскольку по второй линии мне звонила мама.
Божечки, ну и люди вокруг меня! Не знаешь, что и думать теперь и как относиться к тому, что я узнала…