Анастасия Енодина - Ангел для Рыбки

Он прижал меня к себе, обхватив руками и приподняв над землёй, я почувствовала его дыхание на своей шее, а тихий голос сказал самые важные слова. И именно так, как они и должны были звучать:

— Я люблю тебя, Рыбка. — Сказал Глеб.

Это было вроде бы и так понятно, но от услышанного захотелось радостно кричать, захотелось расцеловать этого парня и не думать больше ни о чём! Он был прав — не стоило никому звонить — лишние, ненужные мысли едва не испортили мне этот долгожданный день.

— А я люблю тебя, Грач. — Прошептала я то, что минуту назад думала, никогда не скажу ему.

Этот невзрачный, непохожий на сердце камешек помог мне осознать, что даже если Грач и изменился, то мой, родной и любимый мальчишка, всё равно существует в глубине души Ивлева. И если парень только позволит ему, то он снова явит себя и миру, и мне…

Я искала его. И нашла!

Глеб бережно отстранил меня, поставил на землю и заглянул в глаза осторожно. Я знала, что он хочет увидеть в них — отражение моих слов, подтверждение моих чувств.

Судя по вспыхнувшим счастьем серо-зелёным глазам, он увидел, понял и ощутил ту самую незримую нить, по которой наши эмоции порой так хорошо передавались друг другу.

— Поцелуй с Нелей Сомовой и с Осетриной Рыбкиной у меня уже какой-никакой был, — начал Глеб, с улыбкой глядя на мои губы. — А с Рыбкой — не было…

— Надо это исправить, — улыбнулась я, обвивая руками его шею.

Глеб наклонился ко мне и поцеловал. Коротко, одними губами.

— Мне нравится. — Поделился впечатлениями он, прежде чем продолжить поцелуй.

Наш первый, прекрасный и долгий поцелуй. Если кто-то типа наших детей однажды спросит про наш первый поцелуй — мы расскажем ему именно об этом моменте. О признании в любви, о жарком лете и о поцелуе, который был таким желанным и сладким. Так и должно быть — всё романтично и логично. Мы расскажем это, а сами переглянемся и вспомним о другом первом поцелуе — в избушке, когда Глеб пытался отобрать у меня свой телефон, а я хотела во что бы то ни стало узнать правду.

И, подумав, мы, конечно, расскажем всю историю нашей любви доподлинно, потому что кому, как ни нам, знать, что знать историю любви своих родителей и интересоваться их жизнью порой очень даже полезно. Тем более, когда история такая, как у нас: занятная и с хорошим концом.

В тот же день мы пошли на наше место, на высоковольтную линию, где выкопали молодую берёзу. Деревьям под проводами не место, и мы решили, что теперь она будет расти у нас — там, где раньше рос ориентир для Грача. И пусть теперь Грач всегда был рядом, воссоздать берёзу очень хотелось, как и воссоздать наши прежние отношения.

Мы оба знали, что у нас всё получится!

— Мммм, какая гадость! — промычал Глеб, морщась от кислого недоспелого яблока, которое сорвал с яблони по дороге к озеру.

Я весело рассмеялась: здорово, что как бы не менялись мы оба в течении этих лет, всё равно могли сейчас идти за руку и жевать эту кислятину с чужого огорода.

Мы шли купаться, хоть приближающаяся осень уже золотила листья на деревьях и они, отрываясь, плавно падали на воду и плавали в озере, напоминая, что лето подходит к концу.

Грустно от этого совершенно не было, потому что просто не может быть грустно, когда рядом тот, кого любишь и кого так долго ждала!

Пустынный пляж встретил нас спокойствием и тишиной, которую даже не хотелось нарушать плеском воды.

— Хочешь? — поинтересовался Глеб, протягивая мне надкусанное яблоко.

— Грач бы сорвал мне новое, — деланнно насупилась я.

— Точно! — кивнул Глеб, улыбаясь. — Отличный был парень, да? И в кого превратился?

— В не менее отличного парня, — ответила я, принимая угощение и откусывая кусочек.

Ужас! И правда редкостная гадость!

Я сморщилась от кислятины во рту, возвращая Глебу его яблоко. Всё-таки в детстве всё по-другому. Если уж яблоки мне тогда казались слаще, то неудивительно, что и Грач казался идеальным.

Но, надо признать, я больше не сравнивала их всерьёз. В смысле, не Грача с яблоком, а Грача с Глебом. Разве что иногда, в шутку могла припомнить Глебу, что мой Грач никогда бы не поступил так или не сказал эдак. Ивлев не обижался. Кажется, ему тогдашний он нравился тоже, и потому мой шутливый тон парень всегда легко подхватывал.

Мы дошли до пирса и разделись. Странно, но холодно не было — ветер дул южный, слабый, да и не до холода было мне, ведь Глеб обнял меня и развернул к себе лицом. О каком холоде может идти речь, когда мурашки по телу бегут от горячего дыхания любимого парня на губах, от тёплых ласковых ладоней, что легли на мою талию и от осознания, что хоть мы, может, и многое упустили, но зато сейчас стоим здесь, на этом пирсе, как и много лет назад, и собираемся занырнуть, когда никто уже не купается. И во рту ещё стоит привкус кислых яблок…

Стоило закрыть глаза, и я представила, что этих десяти лет и не было — вот он, тот яблочный год, когда я узнала Грача… заново…

И я думаю, что Виктор был прав, говоря, что всему своё время. Мы не потеряли любовь, а сохранили её, берегли, а потом отпустили, чтобы начать всё снова. Нам просто несказанно повезло, что начать снова посчастливилось друг с другом.

Это потрясающее чувство, что всё правильно, охватывало меня, и я счастливо улыбалась с закрытыми глазами, когда услышала тихий шёпот Глеба мне на ухо:

— Вот мы и снова тут, моя Рыбка, — сказал он.

Я улыбнулась шире, открывая глаза и обнаруживая, что лицо Глеба близко-близко к моему. Он наклонился и поцеловал меня — осторожно, одними губами… Так невинно и нежно, словно это был первый поцелуй, словно мы не жили и не спали вместе вот уже полтора месяца.

Ответила на поцелуй так же осторожно и нерешительно, потому что именно здесь и именно сейчас, на пустынном пирсе в преддверии осени целовались не Неля и Глеб, а Рыбка и Грач — изменившиеся, повзрослевшие, но неизменно любящие друг друга.

.