Мелоди Томас - Ангел в моей постели

Она очень боялась отца, но еще больше боялась своего прошлого.

– В глубине души я знала, что отец не любит меня. Я была вылитой матерью. И характеры очень похожи. Впечатлительная, порывистая, своевольная. Я старалась не замечать, что он чудовище, пока в моей жизни не появился ты. И я поняла, что такое красота. Когда твой партнер рассказал мне, кто ты, я хотела умереть. И если бы ты не пришел в тот момент, я могла бы это сделать. Но вместо этого направила пистолет на тебя. Если бы ты просто ушел, если бы не отступил тогда...

– Тебя не должно было быть в доме, когда начался рейд. Но ты изменила распорядок дня. Тебя не было в консульстве...

Виктория покачала головой, вспоминая кошмар, заставивший ее скрываться девять лет. Ее не было в консульстве, потому что она пошла к врачу.

– Я поняла, что мне передалось все, что я ненавидела в моем отце. Я не хотела, чтобы мой ребенок страдал, если пойдет в меня. Но даже тогда, когда я решила выдать отца, мне по-детски хотелось верить, что он не всегда был изувером.

Или в то, что она ничем не походила на него. Девять лет она делала все для Натаниела, чего бы никогда не сделал для нее отец.

– Твой отец не любил тебя, потому что не знал, что такое любовь.

Она склонила голову набок:

– Ты это знаешь по собственному опыту?

– Разве кто-нибудь из нас знал, что такое любовь? Тебе было восемнадцать, когда мы поженились. Несмотря на твой жизненный опыт, ты оказалась невинной.

– И все было ложью?

После долгого молчания он ответил:

– Нет, Мэг.

Сквозь слезы она не могла рассмотреть его лица. Он как-то незаметно оказался рядом с ней, и, когда она выпрямилась, перед ней были его глаза.

– Ты просишь меня сделать первый шаг вместе с тобой, – сказала она. – Я его уже сделала десять лет назад. И ты подарил мне Натаниела.

Некоторое время они молчали. Что-то происходило с ними, очень медленно, казалось, прошедшие годы рассыпались на горько-сладкие песчинки, падая к ее ногам. Ей стало трудно дышать.

Зачем оправдываться, когда ей хочется его целовать? Хочется чувствовать прикосновения его рук к ее телу. И в сердце шевельнулась надежда.

Он положил руку на косяк двери позади нее, и она растерянно на негр посмотрела.

– Поцелуй меня, Виктория.

Охваченная желанием, Виктория обвила его шею руками.

Когда они отшатнулись друг от друга, в его глазах не было насмешливого огонька, не было ничего, что могло бы остановить все возраставшее напряжение. Дыхание обоих участилось. Виктория прижалась к Дэвиду и раскрыла губы для поцелуя. Его отросшая борода царапала ей кожу, он приподнял ее лицо и ответил таким глубоким, долгим поцелуем, что у нее закружилась голова.

Потеряв власть над своим телом, Виктория не сознавала, насколько сильна ее страсть, и не заметила, как он повернул ключ в замке.

– Я слишком податливая и мягкая, – прошептала Виктория, когда Дэвид прижался губами к ямочке на ее шее.

Его жезл упирался ей в живот, и она слышала улыбку в его голосе, когда он сказал:

– А вот я не мягкий. – Он снова овладел ее губами. – Если ты не остановишь меня, я уложу тебя в свою постель и сделаю то, что хочу.

– Внизу нас хватятся, Дэвид.

Их взгляды встретились.

– Ну и пусть. Ты чего хочешь?

Виктория опиралась спиной о дверь и чувствовала себя пойманной, но не дверь преграждала ей путь. Жар его рук, сжимавших ее запястья, и буря страсти, бушевавшая в его глазах.

И все же слишком многое разделяло их, препятствовало их физической и эмоциональной близости. Они шли с разных концов длинной дороги, и до середины, где им предстояло встретиться, оставалось по тысяче миль. Но это расстояние уже не было таким длинным, каким казалось в это утро, когда Виктория проснулась. Она принадлежит ему. При мысли об этом сердце ее наполнилось ощущением радости и безграничного счастья.

Они стали друг друга раздевать, и, когда остались в чем мать родила, Дэвид подхватил ее на руки и перенес на кровать.

– Ты не боишься, что я причиню тебе боль? – спросил он едва слышно.

Виктория понимала, что он опасается потревожить не только ее телесную рану, но и сердечную. Он просил ее верить в него, словно предчувствуя, что их обоих ждут испытания.

Перевернув Викторию, он положил ее себе на бедра и продолжал говорить, перемежая слова поцелуями.

Одной рукой поддерживая ее спину, он положил другую ей на грудь и взял в рот сосок другой груди. Он провел рукой по спине, ноге и бедру, приближаясь к ее горячему, влажному лону. Она опустила ресницы, затем выгнулась, ощущая его язык и влажные губы на груди.

Виктория вся дрожала от нахлынувших эмоций.

– Я тебе верю, – услышала она собственный голос.

Он смотрел на роскошные волосы, обрамлявшие ее лицо, его взгляд проникал ей в душу.

Приподнявшись на локте, Дэвид сказал:

– Время лечит все.

Для Виктории эти слова Дорогого стоили.

У Дэвида тоже были шрамы. Она провела пальцем по шероховатой линии на его груди.

Он прижал руку к влажному углублению между ее бедер и дразнил ее прикосновениями так, как умел делать только он один. Она закрыла глаза и чувствовала, как ее голова погружается в подушку. Ее сердце откликалось на его ласки. Она инстинктивно приподняла бедра, подстраиваясь под ритм его движений.

– Люби меня, Дэвид, – прошептала она. И он понял, что любил ее всегда.

Он жаждал искупления лишь для того, чтобы вернуться к началу, как будто изменить свою и ее жизнь было в его силах.

Продолжая ласкать ее, он приподнялся над ней и раздвинул ей бедра. Прежде чем войти в нее, посмотрел ей в глаза и стал двигаться.

– Не останавливайся.

Но даже при желании Дэвид не смог бы этого сделать. Она двигалась в одном ритме с ним.

Распущенные волосы рассыпались по плечам. Виктория следила за каждым его движением. Последний яростный толчок, и он излил в нее семя.

Они вместе взлетели на вершину блаженства. Потом, усталые и умиротворенные, лежали в объятиях друг друга и не заметили, как уснули.

А как только проснулись, снова предались страсти.

Виктория медленно просыпалась, лениво потягиваясь па пуховой постели Дэвида. Это утро она провела в объятиях ангела. Глядя на пылинки, кружившиеся в луче солнца, падавшем на одеяло, Виктория улыбнулась. Шорох возле кровати заставил ее повернуть голову, и она увидела Бетани, сидевшую возле нее на стуле.

Мойра убирала комнату, Девушка выпрямилась и, увидев, что Виктория наблюдает за ней, вздрогнула.

– Прошу прощения, мэм.

– Все хорошо, Мойра. – Виктория облокотилась на подушку.

– Лорд Чедвик позавтракал час назад и уехал к сэру Генри, – сообщила Бетани. – Он взял с собой Натаниела. Сказал, чтобы я не будила тебя.

Виктория чувствовала себя очень неловко.

– Который час?

– Четвертый час дня.

Придерживая на груди одеяло, Виктория попыталась сесть.

– Ох! – простонала она. Каждое движение причиняло боль.

– Я приготовлю ванну, мэм, – предложила Мойра. – Где желаете, в вашей комнате или здесь?

Завернувшись в одеяло, Виктория спустила ноги на пол.

– В моей комнате, пожалуйста.

Все, включая кота, вероятно, знали, что в три часа дня она находилась в спальне Дэвида. Нетрудно было догадаться , что она делала в его постели.

– Я потрясена, – сказала Бетани, жестом указав на постель. – Ты взрослая женщина, Виктория. Не думала, что ты позволишь мужчине использовать тебя, как какую-нибудь содержанку. Да как ты могла увлечься им?

Бетани направилась к двери, но Виктория ее остановила:

– Останься!

– Час назад доставили почту, – произнесла Бетани и показала конверт. – Я – единственная, кого не пригласили на новогодний вечер Тори Бирмингем. Скандальные слухи о твоих похождениях, вероятно, уже дошли до Лондона. Но то, что я не приглашена, меня нисколько не огорчает. Да и кто я такая, чтобы меня приглашали? Я даже не могу познакомиться с мужчиной, которому могла бы понравиться.

– Как ты можешь так о себе думать, Бетани?

– Не понимаю только, почему тебе все сходит с рук? Виктория! Тебя любят, оберегают. Ты не боишься забеременеть? Или надеешься, еще один ребенок спасет тебя от тюрьмы?

Виктория побледнела.

– Я все знаю. – Бетани вытерла рукавом глаза. – Ты мне не мачеха. Когда дедушка умрет, у меня никого не останется. Даже Натаниела. Он мне не брат.