– Мистер Рокуэлл обнаружил его. Вошел и сразу же вышел. Сказал, что только дурак пойдет дальше. Мы ждем, когда рассветет. – Блейкли кашлянул. – Рад сообщить, что у вас больше не будет неприятностей с пропавшей почтой или украденными телеграммами, – с нескрываемой гордостью продолжал Блейкли. – В этой конторе все поголовно боятся меня гораздо больше, чем Неллиса Манро. – В тусклом свете блеснул его золотой зуб.
Дэвид пристально посмотрел на него:
– Признайся, ты кого-нибудь покалечил или убил?
– Пальцем ни до кого не дотронулся.
Зная, что лучше не вникать слишком глубоко в методы Блейкли вести дела, Дэвид потер ладонью висок и прогнал одолевавшие его тяжелые мысли.
Блейкли переступил с ноги на ногу.
– Вам что-нибудь еще нужно?
– Пришли ко мне Рокуэлла. Я буду около дома.
– Я не видел его после того, как он вышел из подземного хода.
– Где моя жена? – спросил Дэвид.
– У старика, он заболел. Они с мальчуганом провели ночь в коттедже. Мы послали с ней двух человек. Почему бы вам не поехать домой?
Домой.
Это слово уже не было для него чужим, когда полчаса спустя он стоял посередине комнаты Мэг и чувствовал прежнюю тяжесть на сердце. Он не снимал пальто, воротник натирал ему шею, его мужское присутствие было лишним среди аромата лаванды и кружев, заполнявших комнату. Дотронувшись до ее подушки, Дэвид ощутил, как глубоко она проникла в его сердце. Он не чувствовал себя пленником ее мечтаний и чувств, словно освободился для новой жизни.
Он выдвинул ящичек ее ночного столика, где, как он знал, она хранила медальон, и вынул его. Бледный рассвет помог рассмотреть выгравированные лилии. Дэвид опустился в кресло у камина и закрыл глаза, наслаждаясь царившей вокруг тишиной.
Кинли знал о попытке Дэвида добиться помилования Мэг. Дэвид не сомневался, что эти сведения он получил либо от Неллиса, либо от кого-то, кто поддерживал с Неллисом связь. Неллис не только платил телеграфисту за содержание писем Дэвида, которые тот посылал последние несколько недель, но каким-то образом получил также послание Рейвенспуру.
Однако Дэвид знал от человека, которого послал наблюдать за Неллисом, еще до посещения его Мэг, что встречи с Кинли у того не было.
Памела была единственной ниточкой, связывавшей все эти события.
Виктория поставила чашку с дымящимся бульоном перед сэром Генри и сдержала улыбку, когда он застонал:
– Не надо больше, Виктория.
Она взбила ему подушки.
– Хочешь уморить меня голодом? – спросил он.
– Считайте, что вам повезло, я не сделала вам укол полной дозы морфия. – Она похлопала его по колючей щеке. – Будь я мстительной и злопамятной, вы бы не спорили.
Накануне вечером Эсма вызвала ее из большого дома, опасаясь, что сэр Генри заболел. Но, проведя с ним в коттедже вечер и утро, Виктория поняла, что здесь что-то совсем другое.
– Чедвик не дал мне ответа относительно завещания, – сказал он.
– Вам не следовало все сразу взваливать на него, сэр Генри. Это слишком большая ответственность.
Старик бросил на нее пронзительный взгляд.
– Обещайте, что больше не будете обсуждать эту тему.
– Гм... Больше не буду.
Если уж сэр Генри поставил перед собой цель, он обязательно добьется своего. Виктория не сказала старику, что Дэвид накануне уехал на встречу со своим родственником и еще не вернулся.
– Я перевезу вас в большой дом, сэр Генри.
– Я только буду там путаться под ногами. – Он задумался, глядя на кусок хлеба. – А теперь оставь меня. Если тебе надо морить меня голодом, я пообедаю один.
Виктория дала ему в руку ложку.
– К сожалению, – она встала и расправила юбки, – вы говорите неправду, сэр Генри. Эсма сказала, что вчера вы съели кусок клубничного пирога, а потом вам стало плохо. Неужели вы думаете, что я приехала бы в такой дождь лишь для того, чтобы составить вам компанию? – Виктория раздвинула занавески.
На дороге появилась лохматая лошадь, тащившая тяжело груженную телегу. Виктория раздвинула занавески на еще одном окне и увидела, как телега, громыхая, въехала во двор. Выглянувшее из-за вершин деревьев солнце осветило возницу в широкополой шляпе. В городе был базарный день. Кто-то привез уголь, который Виктория заказала на прошлой неделе. Из конюшни вышел Натаниел, чтобы помочь мистеру Шелби разгрузить телегу, и Виктория отвернулась от окна.
– Завтра я снова приду, – сказала она, укутывая одеялом йоги сэра Генри. – Я могу или опять накормить вас бульоном, или, если вы решите, что чувствуете себя достаточно хорошо, мы сыграем в карты. Но если вы желаете поговорить с лордом Чедвиком, вам придется приехать в большой дом.
Старик заворчал, и Виктория поцеловала его в щеку. Закрыв за собой дверь спальни, Виктория прошла на кухню. Эсма, с закатанными до локтей рукавами, склонилась над стиральной доской. Виктория сняла с плиты кофейник.
– Я хочу перевезти сэра Генри в большой дом, поближе ко мне, Эсма. – Она налила кофе в чашку.
– Он не будет вам обузой, мэм. – Эсма бросила в ведро с водой одну из рубашек сэра Генри.
Виктория снова поставила кофейник на слабый огонь. Услышав во дворе смех, Виктория подошла к окну.
Бетани и Натаниел болтали с возницей. Бетани несла корзинку с яйцами. На ней была накидка. Солнечные лучи золотили ее волосы. Она весело улыбалась вознице, который показывал фокус Натаниелу. Возница ловким движением вытащил из-за уха Натаниела конфету и отдал ему.
– Кто это приехал на телеге? – спросила она Эсму.
Эсма посмотрела в окно:
– Он вместе с мистером Гибсоном привозит из города товары. А мальчика непременно потчует сладостями.
Это казалось странным для человека, у которого, судя по его виду, не было и двух шиллингов за душой. Когда Натаниел и Бетани вернулись в конюшню, Виктория вспомнила, что собиралась отнести вознице кофе. Набросив накидку, она вернулась на кухню за кофе и, прикрыв чашку ладонью, пересекла двор. Мистер Шелби и человек, которого Рокуэлл прислал охранять их, разгружали ведра с углем.
Возница сидел на корточках у заднего колеса телеги и большим ножом счищал грязь со спиц. Она не видела его лица. Его руки были замотаны тяжелой шерстяной тряпкой, но пальцы ничто не спасало от холода или дождя.
– Возьмите горячего кофе, согреетесь, – сказала Виктория.
Сначала она подумала, что он не слышит ее. Но через мгновение он медленно поднялся, повернул голову, и Виктория увидела его глаза.
– Привет, дочка.
Сердце Виктории громко застучало. Она выронила бы чашку, если бы он осторожно не взял ее. Отец постарел лет на двадцать с тех пор, как она в последний раз видела его. Черты лица обострились, борода поседела, только взгляд светло-карих глаз оставался острым. Никого не удивляло его присутствие, значит, он появлялся здесь уже не в первый раз. Впрочем, его никто не знал, к тому же отец был мастером изменять внешность. В данный момент он принял вид возницы.
– Улыбнись, Мэгги. – Он понюхал пар, поднимавшийся от чашки. – За нами наблюдают. Если ты меня выдашь, сын Донелли никогда не станет взрослым. Я не работаю в одиночку.
В его словах была угроза. Если что-то случится с отцом, кто-нибудь рано или поздно выполнит эту угрозу.
Ее отец по-прежнему не выпускал из рук ножа; хотя рукав скрывал его лезвие, требовалось лишь небольшое усилие, чтобы вонзить его в человека.
– Если ты тронешь хотя бы волосок на голове моего сына, клянусь, я убью тебя своими руками.
– Вот это характер. – Ее отец пил кофе, глядя на нее поверх чашки. На костяшках его пальцев были заметны следы недавней драки. – Хороший мальчик – мой внук, несмотря на ублюдка отца. Ты знаешь, Мэгги, зачем я здесь.
Вдруг из конюшни, где они с Бетани искали яйца, выбежал Натаниел и побежал к ней. У нее перехватило дыхание.
– Пожалуйста, не обижай его.
– Мама! – Из его волос торчала солома. Глаза сияли. Он протянул ей два яйца. – Бетани сказала, если я заверну их в одеяла, из них вылупятся цыплята.
Виктория встала между отцом и сыном.
– Бетани просто дразнила тебя.
– Она сказала, что делала это сотню раз и что надо положить яйца около печки в моей комнате.
– Она пошутила, Натан. – Виктория положила руки ему на плечи и легонько подтолкнула. – А теперь иди в дом, и пусть Эсма приготовит тебе завтрак из этих яиц.
По выражению его лица было видно, что он готов взбунтоваться. Мальчик посмотрел на ее отца. Краем глаза она заметила, что он зацепился локтем за телегу.