— Вы уже готовы завтракать, хозяин? — спросила она. улыбаясь.

Жан-Пьер покачал головой.

— Пожалуйста, Калли, только кофе. И больше ничего.

— Да, хозяин.

Калли вышла из комнаты. А Жан-Пьер со смущенным видом занял свое место и убрал со лба прядь спутанных волос. В душе он радовался. Его хитрость удалась. Ролан подумал, что он в тяжелом похмелье. Хотя на самом деле Жан-Пьер чувствовал себя вполне нормально. Он даже специально намазал мылом глаза, чтобы они покраснели, так ему было проще разыграть это представление.

— Ну и какие же у тебя планы на сегодняшний день, кузен? — беззаботно спросил Жан-Пьер. Ролан печально улыбнулся и ответил:

— Не беспокойся, дорогой Жан-Пьер. Я недолго буду злоупотреблять твоим гостеприимством. Сегодня утром я закончу дела с Морисом Миро, приглашу его, Эмили и Филипа на ленч, а затем сяду на речной пароходик и отправлюсь домой.

— Понятно, — кивнул Жан-Пьер.

Он знал Эмили, бывшую невестку Ролана. Хотя она вступила в новый брак после гибели Жюстена, Ролан по-прежнему считал ее родней, помогал ей и Филипу, своему юному племяннику.

Калли вернулась в столовую с подносом. Жан-Пьер потянул носом воздух, когда служанка поставила перед ним чашку ароматного кофе. Он сделал глоток крепкого напитка, сдобренного цикорием, и спросил:

— А могу ли я поинтересоваться, в какое время ты встречаешься с Морисом?

— Не раньше одиннадцати, — ответил Ролан, пробормотав слова благодарности Калли. Негритянка поставила перед ним завтрак — жирную луизианскую колбасу и дымящийся кус-кус, африканское блюдо из крупы, баранины и овощей.

— Тогда все складывается отлично, — с облегчением сказал Жан-Пьер.

Ролан, задержав у рта ложку, удивленно приподнял бровь.

— То есть?

Жан-Пьер нерешительно взглянул на него.

— Дорогой кузен, я хотел бы, чтобы ты оказал мне услугу сегодня утром.

— В самом деле?

— Ну, ты понимаешь, у меня не тот вид, чтобы показываться на улице.

— Вижу, — сухо ответил Ролан.

Жан-Пьер изобразил смущение.

— Дело вот в чем, милый кузен… Ах, тут нечего хитрить, дело касается леди.

— Леди?

— Ну, просто женщины. Моей новой любовницы.

Ролан фыркнул с отвращением.

— Твоей новой любовницы? Мне казалось, в прошлом году ты получил хороший урок. Эмиль Дарси едва не вызвал тебя на дуэль. Вот был бы позор, если бы ты дрался с этим квартероном. — Не дав брату возможности ответить, Ролан с презрением продолжил: — И которой будет эта новая любовница? Восьмой? Девятой? Я потерял счет.

Жан-Пьер смущенно улыбнулся.

— Ролан, какая польза от твоего сарказма…

— А может быть, это доставляет мне удовольствие, — ответил Ролан с неприятной улыбкой, откидываясь на спинку кресла. — Так скажи мне, кузен, какое же затруднение возникло у тебя с этой… женщиной?

Жан-Пьер ответил, взвешивая каждое слово:

— Это очень простое дело, Ролан. Мне нужно, чтобы кто-то встретился с ней в половине десятого на Французском рынке и привез сюда.

Ролан разразился смехом:

— Ты теперь находишь любовниц на Французском рынке!

Жан-Пьер схватился за виски, будто бы у него и в самом деле раскалывалась голова.

— Пожалуйста, кузен, — прошептал он дрожащим голосом. — Тебе нетрудно будет сделать это.

— Но меня продолжает изумлять глубина твоего распутства, — сказал Ролан, нахмурившись. — Забудь об этом новом предмете страсти, кузен. Почему бы тебе не приложить свои старания к чему-нибудь другому, более полезному?

Жан-Пьер уронил руки на стол.

— Более полезному?

— Да, приступай к работе, приятель.

— К работе? — тупо повторил Жан-Пьер.

— Да, к работе. Постарайся стать полезным хотя бы для одного из банков, которыми владеет твой отец, или в его торговле хлопком…

— Но, Ролан, все предприятия отца прекрасно работают и без меня…

— Это не причина, мой друг. Я говорю о принципе.

— Принцип? — будто не понимая, повторил Жан-Пьер. Ролан только жестом выразил свое презрение.

— Мне нечего и пытаться обсуждать серьезные вещи с таким распутником, как ты.

— Ролан, пожалуйста. — Жан-Пьер изобразил на лице страдание. — Не надо мне читать мораль сегодня утром, умоляю. У меня раскалывается голова, и…

— И ты хочешь, чтобы я поехал на Французский рынок и привез тебе оттуда новую шлюху?

— Она не шлюха, Ролан, она…

— Тогда, прошу, скажи, кто она?

Жан-Пьер лихорадочно соображал, как ему ответить.

— Она… она была некоторое время… ну… связана с Жилем Фремоном.

Ролан подался вперед, и на его губах заиграла сардоническая усмешка:

— С этим развратником?

— Я понимаю. Ты помнишь Жиля Фремона по тому приему, который он устроил на Новый год, — сухо ответил Жан-Пьер. — Вчера в гостях у Жиля я увидел девушку, и мне пришлось приложить все усилия, чтобы убедить его…

— Ты хочешь сказать, что перекупил любовницу Фремона для собственных нужд?

— Хватит, Ролан, — резко оборвал его Жан-Пьер. — Я знаю, что ты совсем разочаровался во мне, но это не дает тебе права нападать на эту… э… молодую женщину. А что, если я скажу что-то подобное о Каролине Бентли?

— Тогда я убью тебя, — сказал Ролан с улыбкой.

— Так как же? Ролан вздохнул.

— Я все понял. Не буду больше делать замечаний, умаляющих достоинства этой… твоей новой любовницы.

— Благодарю, — натянуто улыбнулся Жан-Пьер. — Но ты согласен поехать в Старый квартал и привезти девушку?

Ролан рассмеялся.

— Едва ли я на это соглашусь.

— Ролан, я прошу. Если ты не поедешь, молодая женщина просто пропадет.

— И кто в этом будет виноват?

— Только не она сама!

Ролан нахмурился и погрузился в раздумье. Наконец он спросил:

— А почему ты сам не привез ее сюда вчера вечером? Что, Фремону захотелось воспользоваться ею в последний раз?

Жан-Пьер внутренне сжался. Это была ужасная мысль. Он только пробормотал:

— Мне показалось, что ты обещал мне не делать больше оскорбительных замечаний по поводу этой молодой женщины…

— Ну хорошо, хорошо, — нехотя согласился Ролан. — Привезу тебе девушку. — Он с усмешкой посмотрел на Жан-Пьера. — А ты возвращайся в постель, ради всего святого. От одного твоего вида эта молодая женщина с криком сбежит отсюда.

— Благодарю, Ролан, — ответил Жан-Пьер. — Как всегда твою доброту превосходит только твоя тактичность.

* * *

Анжелика Фремон стояла в своей маленькой каморке, расположенной в задней части дома дяди на авеню Сен-Шарль. Она уже прочитала утреннюю молитву и позавтракала у себя в комнате. Девушка была полуодета — только в пеньюаре, накинутом на нижнее белье. Она укладывала свои жалкие пожитки в потрепанную дорожную сумку.

Анжелика обдумывала странные слова пьяного дяди Жиля, произнесенные им вчера вечером. Как только удалились его гости, он позвал ее. Она даже задрожала, вспомнив его хитрый взгляд.

— Девочка, мне завтра надо уехать, у меня дела на Миссисипи, — сказал он, обдавая ее своим зловонным дыханием. — А ты побудешь здесь, в Новом Орлеане, у моих друзей, пока я буду в отъезде. Уложи вещи и приготовься покинуть дом завтра рано утром. Можешь взять с собой Коко.

Когда Анжелика попыталась было спросить его, чем вызвано такое решение, он грубо оборвал ее.

— Хватит! Не хочу больше слышать твое нытье, девчонка! — крикнул он и направился к лестнице.

Анжелика нахмурилась. Дядя Жиль часто бывал груб с нею, а когда напивался, становился просто невыносим. Она вспомнила, как ее отец — да хранит Бог его душу — как-то сказал ей, что никогда не прикасается к спиртному, потому что эта склонность губительна для их семьи. Похоже, дядя Жиль стал жертвой этого недуга.

И все же она не могла не ощущать некоторой обиды на него. Ведь она прожила у него всего пару недель, а он уже хочет отдать ее в какую-то другую семью! Она вздохнула. Зачем только дядя Жиль привез ее сюда, если теперь собирается выбросить из дома, словно вчерашнюю газету!

На глаза у нее навернулись слезы. Как много перемен в ее жизни произошло за последние недели. Казалось, только вчера она безмятежно сидела дома, вычесывая хлопок или занимаясь прядением вместе с мамой. Трудно поверить, что она лишилась родителей — отца с его добрым юмором и мамы с ее ласковой улыбкой. Уже не петь ей больше на кухне или в саду вместе с мамой.

Она осталась совсем одна. Что ж, придется провести некоторое время у друзей дяди. Может, так будет лучше. Тем более что она часто ловила на себе какие-то странные взгляды дяди. В такие моменты он обращался с ней с тошнотворной лаской, а его дыхание и голос становились сбивчивыми и хриплыми.