Анри Труайя - Анн Предай

Она рассказывала о своей поездке с горделивой радостью, чувствуя всю ее неуместность, но не в силах сдержаться.

– Лоран ужасно ревнив, – подытожила она. – Ты для него – что красная тряпка для быка. Думаю, он и на полицейского набросился бы, пристань тот ко мне на улице с расспросами.

– То есть, нам не стоит встречаться, – грустно заметил Марк.

– Да нет же, только так, чтобы он об этом не знал.

Марк улыбнулся:

– Согласен, Анн. Но тебе не кажется, что это какая-то чушь?

– Пойми, Лоран – чрезвычайно чувствительная натура, ну просто до истеричности.

– А я думаю, что он плохо воспитанный мальчишка, который тобою пользуется.

– Никто не сможет мною пользоваться, Марк. Я вылечу его, я вытащу его оттуда. – Ей не сиделось на месте, казалось, по ее телу пробегали электрические разряды. – Ладно, мне пора бежать. Ты мне позвонишь в издательство? До скорой встречи.

– Да, в «Старине Жорже», как обычно и когда захочешь, – с кислой миной пообещал он.

Возвратившись домой, Анн застала в гостиной отца, хмурого и чопорного, поцеловала его в щеку и убежала на кухню, где Луиза деловито возилась с кастрюлями.

– Мадемуазель, я приготовила вашему приживальцу овощной бульон, как вы и просили. И с чем он только есть его будет?

– Оставьте, – приказала Анн, – этим я сама займусь.

Она поставила на поднос глубокую чашку с горячим бульоном, положила два ломтя только что отрезанного Луизой ростбифа и тарелочку с зеленым горошком.

– Ох, – вздохнула Луиза, – ну и скверные воспоминания вызывает у нас этот поднос, правда мадемуазель?

Анн не ответила. На кухню забрел отец и с безучастным видом принялся наблюдать за происходящим. Она плеснула себе в стакан белого вина, второй подвинула ему. Выпили молча. Пьер неожиданно спросил:

– Скоро на стол накроют?

– Как всегда, – ответила Анн.

И ушла, держа в руках поднос. Проходя комнату матери, она почувствовала, как сдавило сердце, и поспешила проскользнуть в конец коридора. Лоран спал, разметавшись на кровати, будто приготовленный к четвертованию. Одна его нога торчала из-под простыни. Он спал так крепко, что Анн, наверное, смогла бы стащить его с кровати и уложить обратно, не разбудив. Таблетки доктора Морэна подействовали на него, как на младенца. Какое-то время она смотрела на него с двойственной нежностью – как мать и как женщина, – затем вышла из комнаты, унося с собой и поднос.

Когда она села за стол – прямо напротив отца, – тот как бы ненароком спросил:

– Поел?

– Нет, спит.

Луиза поставила на стол ростбиф и молча ушла к себе на кухню.

– Ну а чем вообще этот юноша занимается?

– Ничем, сейчас ничем. Ищет.

Пьер, казалось, изучал содержимое своей тарелки. Он заметно боялся нарваться на резкий ответ, задав очередной вопрос.

– Да, молодежи сейчас тяжело, – вздохнул он.

После чего над столом повисла долгая пауза. Анн даже показалось, что воздух вокруг нее как бы затвердел. Напротив сидел отец, отупевший и закостенелый. Что общего между ними – им и ею? Ни общих сердечных порывов, ни совместных дерзновенных помыслов. Разве что воспоминания о Мили, не более… Только он уже задолго до ее смерти мумифицировался.

Луиза принесла салат.

– Вы его не досолили. В следующий раз…

– Нет-нет, мадемуазель, я все сделала аккуратно! – залепетала Луиза.

«Луиза меня боится, отец меня боится, меня Марк боится… Почему? Потому, что я знаю, чего хочу? Сколько же бесхребетных-то вокруг? Они сгибаются от малейшего дуновения ветра. Даже Лоран! Может, он даже беспомощнее других. Что же мне с ним делать?»

Ее внезапно накрыло всполохом радостного озарения. Он ведь здесь, в постели! Горячий, живой, пусть больной и невыносимый, но милый и необузданный… Она рассеяно накладывала себе салат, один листик упал на скатерть. И когда убирала его назад в салатницу, услыхала шепот Луизы:

– Мадемуазель, посмотрите!

Анн подняла глаза и увидела Лорана, прислонившегося спиной к дверному косяку. На нем были брюки и темно-зеленый пуловер с отложным воротом. Ноги босы, взгляд блуждал где-то вдалеке.

Она спросила чуть слышно:

– Зачем вы встали?

На «вы» она обратилась к нему инстинктивно – из-за отца и Луизы… Проявление собственного малодушия возмутило ее, но она нашла в себе силы сдержаться.

– Нельзя ли выпить чего-нибудь горячего? – попросил Лоран.

– Я приносила вам бульон, но вы спали, – сказала Анн.

– Могу я присесть здесь, с вами?

Он показывал на стул возле двери.

– Это не вполне то, что вам нужно, – ответила Анн.

– Мне надоело лежать.

– Присаживайтесь, – вставил свое слово Пьер.

И, поднявшись, подвинул к столу еще одно кресло. Получилось, что Лоран устроился между ними. Луиза поставила еще один прибор. Анн принесла из соседней комнаты покрывало и укутала Лорану ноги. Пьер предложил ему вина.

– Спасибо, не буду, – отказался Лоран.

И с аппетитом смел все, что ему предложили.

– Ну сегодня вид у вас получше, чем вчера, – сказал ему Пьер.

Анн растерялась. Отец показался ей излишне любезным, хоть и знал, что она не переносила демонстративных проявлений настроения. Она чувствовала, что внутренне Лоран напряжен, это мучило ее. А Луиза – что это она вздумала торчать здесь пеньком? Убиралась бы к себе на кухню. Все четверо словно разыгрывали сценку из водевиля. Анн попробовала что-нибудь сказать, но собственный голос не повиновался ей. Ей удалось взять себя в руки лишь после того, как заговорил Лоран:

– Что-то у меня голова закружилась. Это от лекарств, наверное. Пойду прилягу. – Она проводила его до самой комнаты. – А вот еда пошла мне на пользу, – добавил он.

В издательство Анн ушла встревоженной и обрадованной. Всю оставшуюся часть дня в толчее повседневных хлопот ее не покидала мысль о двух мужчинах, застрявших в ее жизни. Лоране и отце. Вечером, вернувшись домой, она увидела в гостиной Лорана, растянувшегося на канапе с подушкой под головой. Пьер сидел рядом с планом старого Парижа на коленях, и что-то ему объяснял.

– Я посоветовал ему перебраться сюда. Тут как никак веселее, чем в его каморке. Ты чаю не хочешь, Анн? Думаю, там еще осталось.

На круглом столике она увидела две чашки и поняла, что нарушила дружескую посиделку.

– Нет, спасибо, – отказалась она, натянув на лицо некое подобие улыбки.

На кухне она с раздражением плеснула себе в стакан белого вина. Луиза, чистившая столовое серебро, поинтересовалась:

– Вечером-то как мне быть, мадемуазель? Отнести ужин вашему постояльцу в комнату или накрывать три прибора?

– Накрывайте стол на троих, – равнодушно ответила Анн. И со стаканом в руках вернулась в гостиную.

– Ага! – воскликнул Лоран. – Анн и белое вино! Что ты в нем находишь?

Он впервые обратился к ней на «ты» перед отцом. Она почувствовала краску на щеках. Пьер складывал карту Парижа и на миг замер. На его простодушном лице отчетливо читалось удивление. Анн замешкалась всего на секунду, а затем с некоторой яростью бросилась спасать положение:

– А ты, Лоран, как можешь ты постоянно пить одну лишь воду? – парировала она. – Тоскливо, пошло и убого. Да если бы ты выпивал понемногу вина, выздоровел бы в два раза быстрее.

Смущение Пьера исчезло, и он дружески улыбнулся. «Молодежь, – должно быть, говорил он самому себе, – обращается друг к другу на „ты“ с первого знакомства».

– Но я же не водохлеб, Анн! – запротестовал он. – Где мой стакан, ты забыла про меня?

– А я подумала, после чая ты не сможешь ничего больше пить, – ответила она, смеясь.

И принесла ему стакан вина. Пьер, не спеша потягивая его, объяснял:

– Я тут рассказывал Лорану, как изменялся наш квартал после XIV века…

Анн покачала головой – вот он уже и называет его Лораном. Она удивлялась той легкости, с которой в последнее время в ее жизни происходили всяческие перемены. И при этом отдельные их частички, как в паззле, идеально подходили друг к другу. В чем же и где ловушка?

Пьер внимательно просматривал каждую страницу принесенной ею «Франс-Суар»

– Вечером по телевизору кое-что интересное, – сообщил он. – «Пыль в глаза» Лябиша. Великолепный состав исполнителей!

Анн бросила взгляд на Лорана – хулителя телевидения – и нарочито оживленно поинтересовалась:

– Это интересно. А в котором часу?

– В половине девятого, – отозвался Пьер.

– Тогда нужно быстрее ужинать!