– Это неправда! – вскрикнула Элен Редан. – И идея с письмом не его. Я хорошо его знаю.
– Мне известно, что вы хорошо знаете его, мадам. Я осведомлена о вашей интрижке.
Щеки Элен Редан зарделись густым румянцем, взгляд зажегся яркими искорками ущемленной гордости.
– Речь идет не об интрижке, – парировала она. – Ваш отец и я собираемся пожениться.
Обескураженная услышанным, Анн всматривалась в эту светловолосую женщину в сером, вызывающе несчастную, которая не побоялась вторгнуться на чужую территорию. «Он сделал это… Он осмелился… За моей спиной… После тридцати пяти лет воркования на плече у Мили…» У нее перехватило дыхание, мысли ее заледенели, голос стал необычно звонким:
– Отец ничего не рассказывал мне о ваших планах. Если вы не возражаете, мы сейчас обсудим все это втроем.
Анн сделала четыре шага и резко открыла дверь в комнату отца. Сидевший в глубине, возле камина отец повернул к ней лицо, и она увидела перед собой переполненные ужасом глаза зверя, загнанного в капкан. По его лицу струился пот.
– Папа, – начала Анн с беспощадным спокойствием. – Мадам Редан настаивает на встрече с тобой.
Его рука проделала в воздухе жест, означавший, что он не желает даже двигаться. Анн повысила голос, чтобы ее было слышно в соседней комнате:
– Ну же, папа! Смелее! В последний раз!
Пьер поднялся. На нем был его старый жилет цвета морской волны с перламутровыми пуговицами, повседневные брюки, вздувшиеся на коленях пузырями, и старые, потертые шлепанцы. Перед висевшим над камином зеркалом он трясущейся рукой поправил галстук.
– Сойдет, папа! – резко бросила Анн. – И так хорош!
Пьер прошел следом за Анн в гостиную. Увидев Элен Редан, едва приметным движением попытался втянуть голову в плечи и невнятно буркнул:
– Добрый день, мадам.
Элен Редан вздрогнула.
– О, Пьер! – воскликнула она. – Вы называете меня «мадам»?
Анн испытала горькую радость, смешанную с редкостной брезгливостью. Она уселась в кресло и смотрела на них, стоящих друг перед другом, словно скованных одной цепью или склеенных, и таких забавных. Она ощущала себя в театре и ждала продолжения действия.
Элен Редан достала из кармана пальто сложенный вчетверо лист бумаги:
– Пьер, это письмо… Я не могу поверить!.. Вам его продиктовали…
Пьер скользнул взглядом по дочери, словно желая набраться у нее смелости, прокашлялся и ответил:
– Вовсе нет. Все как есть…
В глазах Элен Редан мелькнул слабый проблеск и требования, и мольбы. Она умоляла его проснуться и вспомнить, она требовала от Пьера стать самим собой.
– Значит, вы хотите все порвать? – спросила она срывающимся голосом. – После того, что между нами было? После всего, что вы мне говорили?
– Постыдитесь, мадам, – с презрительной усмешкой встряла Анн.
– Помолчите, вам не дано этого понять!
– Ну что ж, отвечай ты, папа, – приказала Анн. – Давай, давай…
– Да, – забормотал Пьер, – я был… был тогда в не совсем обычном состоянии, вы понимаете… С моей стороны это было минутной слабостью, глупостью… Я сожалею… Все прошло… Я прошу вас забыть…
Он словно отвечал у доски плохо заученный урок. Отвечал своей же дочери. Краем глаза он искал ее одобрения. Элен Редан развернулась и встала прямо перед Анн, которая не поднялась с кресла.
– Мадам, то, что вы сейчас делаете, омерзительно. Между мною и вашим отцом нет ничего низкого, ничего постыдного. И он, и я – мы оба уважаем память о вашей матери. Обстоятельства, при которых мы встретились, стали залогом нашей глубокой привязанности. Кроме нежности, которую я испытываю к вашему отцу, я еще и нуждаюсь в нем, он нужен мне как помощник в моем деле. В магазине он обрел себе занятие, у него появился интерес, вкус к жизни. Вы все это разрушаете. В кого вы его теперь превратите? В развалину! Смотрю на него и с трудом его узнаю. После нескольких дней, что мы не виделись, он не осмеливается даже рот раскрыть! Вы – очень злая женщина!
– Уходите, Элен, уходите, умоляю вас…
– Да, Пьер, – неожиданно спокойным голосом сказала Элен Редан. – Я ухожу. Я не хочу усугублять ваши страдания.
Про себя Анн вынужденно призналась, что, потерпев поражение, Элен Редан не потеряла присущего ей достоинства. «Сильная женщина. Он был бы игрушкой в ее руках».
И все же незваная гостья в сопровождении Анн направилась к выходу. Переступая порог, Элен Редан замедлила шаг, черты лица ее напряглись, но, даже не обернувшись, она устремилась по ступенькам лестницы к выходу.
Анн прикрыла за нею дверь и прислонилась спиной к стене. Она не ожидала, что этот неожиданный визит так потрясет ее. Да, она вышла из сражения победительницей, но на подгибающихся ногах. Наступившая в доме тишина тяжелой ношей давила на плечи. Отец вернулся к себе. Анн прошла на кухню и застала там Луизу, помечавшую в блокноте потраченное на продукты.
– Не желаете ли проверить, мадемуазель?
– Завтра все посмотрю, Луиза. Можете идти.
Анн наполнила два бокала белым вином и направилась к комнате отца. Тот сидел в кресле, запрокинув голову. Ресницы его были влажны от слез, взгляд потух и будто подернулся свинцовой пеленой. Дышал он неровно, словно раненый, в такт собственному пульсу.
– Ну хватит, папа, – заговорила она. – Пойдем!
– Это куда же?
– В гостиную. Мы сейчас с тобой выпьем, вместе.
– Нет, Анн, оставь меня.
– Ты должен пойти со мной!
Он поднялся. Он пошел за ней. И взял протянутый ею стакан.
– Ну давай же, пей!
Они чокнулись. Стоя перед ней, Пьер пил вино и плакал, всхлипывая на каждом глотке. Когда он покончил со своим стаканом, Анн сходила за бутылкой и вновь наполнила его до краев.
После ужина молчаливый Пьер удалился в свою комнату, а Анн устроилась в гостиной в кресле, возле бюро эпохи Людовика XIV с бумагами, переданными ей для изучения мсье Куртуа. Рядом на канапе охотничьим псом пристроился Лоран и поигрывал кистями абажура. Всякий раз, отрываясь от бумаг, она видела это маниакальное мельтешение. А немного погодя, погрузившись в свое занятие с головой, она и вовсе перестала его замечать. Она перелистывала страницы кляссера, делала пометки о распоряжениях на завтра…
Его вопрос прозвучал неожиданно:
– У тебя это надолго?
– Да, – ответила она. – А ты что делаешь?
– Смотрю на тебя и жду.
– Меня ты не дождешься. В понедельник я улетаю в Болонью.
Он вздрогнул и сел, выпрямившись и опустив ноги на пол.
– Что?
– Да, Лоран.
– За каким чертом тебя туда несет?
– Там будет проходить международная ярмарка книг для юношества. У издательства «Гастель» свой стенд. Ну а поскольку наследство мадам Бурьез досталось мне, шеф попросил меня…
Он ее перебил:
– И ты согласилась?
– Конечно! Да и выбора у меня не было.
– На сколько ты уезжаешь?
– Думаю, дней на пять.
– Это невозможно!
– Почему?
– Ты не бросишь меня!
– Перестань, Лоран.
Он вскочил на ноги, зрачки его превратились в два кусочка агата.
– Ты едешь с Марком! – взвизгнул он.
– Какой же ты глупый, – тихо, с улыбкой ответила она. – Я еду с мсье Куртуа.
Он ухмыльнулся:
– Прекрасно! По правде говоря, я предпочел бы знать, что ты едешь с Марком. Выглядит приличнее. По крайней мере, я бы знал, что ты уезжаешь от меня удовольствия ради. Не из-за работы, твоей дрянной работы… Она тебя сожрала! Отравила тебя! Шеф свистнул, и ты тут же к нему побежала. За ним ты рысью по пятам носишься, а меня бросаешь!
Он перевел дыхание, о чем-то подумал, и его лицо стало по-детски мечтательным:
– А что если я с тобой туда отправлюсь? – радостно спросил он.
– Вот об этом не может быть и речи! – возразила Анн.
– Я буду тебя стеснять?
– Чрезвычайно.
Брови Лорана слились в одну густую линию. Неожиданно для нее он заговорил высокопарным слогом, за которым угадывались усмешка и необузданная злость:
– Ах, ну да, шефу это не понравится! Мое присутствие тебя скомпрометирует в его глазах и поставит под сомнение твое будущее!
– Нет, Лоран, – возразила она. – Но ты должен понимать одну простую вещь. Я не могу повсюду таскать тебя, словно свой крест.
– Что-что? А ну повтори!
Она закрыла уши руками. Его вопли ее утомляли. Ей казалось, что ее за лодыжку хватает лающая шавка. Лоран умолк неожиданно, глаза его потухли, словно он понял тщетность всех своих протестов. С плоским, ничего не выражающим, как газета, лицом он стоял перед нею и переминался с ноги на ногу. После несколько затянувшейся паузы она услышала: