Мне предложила вступить; с сокрушением сердца вступил я.

Введши в покои меня и на стул посадив среброгвоздный

(315) Редкой работы (для ног же была там скамейка), богиня

В чашу златую влила для меня свой напиток; но прежде,

Злое замыслив, подсыпала зелье в него; и когда он

Ею был подан, а мною безвредно отведан, свершила

Чару она, дав удар мне жезлом и сказав мне такое

(320) Слово: «Иди и свиньею валяйся в закуте с другими».

Я же свой меч изощренный извлек и его, подбежав к ней,

Поднял, как будто ее умертвить вознамерившись; громко

Вскрикнув, она от меча увернулась и, с плачем великим

Сжавши колена мои, мне крылатое бросила слово:

(325) «Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Где обитаешь?

Я в изумленье; питья моего ты отведал и не был

Им превращен; а доселе никто не избег чародейства,

Даже и тот, кто, не пив, лишь губами к питью прикасался.

Сердце железное бьется в груди у тебя; и, конечно,

(330) Ты Одиссей, многохитростный муж, о котором давно мне

Эрмий, носитель жезла золотого, сказал, что сюда он

Будет, на черном плывя корабле от разрушенной Трои.

Вдвинь же в ножны медноострый свой меч и со мною

Ложе мое раздели: сочетавшись любовью на сладком

(335) Ложе, друг другу доверчиво сердце свое мы откроем».

Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я:

«Как же могу, о Цирцея, твоим быть доверчивым другом,

Если в свиней обратила моих ты сопутников? Мне же,

Гибельный, верно, замысля обман, ты теперь предлагаешь

(340) Ложе с тобой разделить, затворившись в твоей почивальне, —

Там ум еня, безоружного, мужество все ты похитишь.

Нет, не надейся, чтоб ложе твое разделил я с тобою

Прежде, покуда сама ты, богиня, не дашь мне великой

Клятвы, что вредного замысла против меня не имеешь».

(345) Так я сказал, и Цирцея богами великими стала

Клясться; когда ж поклялася и клятву свою совершила,

С нею в ее почивальне я лег на прекрасное ложе.

Тою порою заботились в светлых покоях четыре

Девы, служанки проворные, все учреждавшие в доме;

(350) Все они дочери были потоков, и рощ, и священных

Рек, в необъятное лоно глубокого моря бегущих.

Дева одна, положивши на кресла подушки, постлала

Пышные сверху ковры, на ковры ж полотняные ткани.

К каждым креслам другая серебряный чудной работы

(355) Стол пододвинула с хлебом в златых драгоценных корзинах.

Третья смешала в кратере серебряной воду с медвяным,

Сладким вином; на столы же поставила кубки златые.

Светлой воды принесла напоследок четвертая дева:

Яркий огонь разложив под треножным котлом, вскипятила

(360) Воду она; вскипятивши же воду в котле, осторожно

Стала сама, из котла подливая воды вскипяченной

В свежую воду, плеча орошать мне и голову теплой

Влагой: и тем прекратилось томившее дух расслабленье

Тела. Когда ж и омыт я и чистым натерт был елеем,

(365) Легкий надевши хитон и косматую мантию, с девой

В светлый покой я вступил, и она к среброгвоздным, богатым

Креслам меня проводила, – была там для ног и скамейка.

Тут принесла на лохани серебряной руки умыть мне

Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня,

(370) Гладкий потом пододвинула стол; на него положила

Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса,

Выданным ею охотно, и стала меня дружелюбно

Потчевать вкусною пищей; но пища была мне противна.

Думой объятый, сидел я с недобрым предчувствием в сердце.

(375) Видя, что думой объятый сижу и что к лакомой пище

Рук не хочу протянуть я, печалью объятый, Цирцея,

Близко ко мне подошедши, крылатое бросила слово:

«Что у тебя на душе, Одиссей? Отчего так уныло

Здесь ты сидишь, как немой, ни еды, ни питья не вкушая?

(380) Или еще ты страшишься какого коварства? Напрасен

Страх твой; ты слышал, тебе поклялась я великою клятвой».

Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я:

«О Цирцея, какой же, пристойность и правду любящий,

Муж согласится себя утешать и питьем и едою

(385) Прежде, пока не увидит своими глазами спасенья

Спутников? Если желаешь, чтоб пищи твоей я коснулся,

Спутников дай мне спасенье своими глазами увидеть».

Так я сказал, и немедля с жезлом из покоев Цирцея

Вышла, к закуте свиной подошла и, ее отворивши,

(390) Их, превращенных в свиней девятигодовалых, оттуда

Вывела; стали они перед нею; она ж, обошед их

Всех, почередно помазала каждого мазью, и разом

Спала с их тела щетина, его покрывавшая густо

С самых тех пор, как Цирцея дала им волшебного зелья;

(395) Прежний свой вид возвратив, во мгновенье все стали моложе,

Силами крепче, красивей лицом и возвышенней станом;

Все во мгновенье узнали меня и ко мне протянули

Радостно руки; потом зарыдали от скорби; их воплем

Дом огласился; проникнула жалость и в душу Цирцеи.

(400) Близко ко мне подошедши, богиня богинь мне сказала:

«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

Медлить не должно; поди на песчаное взморье и верным

Спутникам всем совокупно втащить повели на зыбучий

Берег корабль твой; потом, все богатства и снасти в пещере

(405) Скрыв и товарищей взявши с собою, сюда возвратися».

Так мне сказала, и я покорился ей мужеским сердцем.

Шагом поспешным пришед к кораблю на песчаное взморье,

Близ корабля я на бреге нашел всех товарищей верных,

Стонущих громко, из глаз изобильные слезы лиющих.

(410) Как запертые в закутах телята, увидя идущих

С паствы коров, напитавшихся сочной травой луговою,

Все им навстречу бегут, из заград вырываяся тесных,

Все окружают, мыча, возвратившихся с пажити маток:

Так побежали толпою, увидя меня издалека,

(415) Спутники все мне навстречу; и сильно проникла их сердце

Радость, как будто б в родную они возвратились Итаку,

В наше отечество милое, где родились и цвели мы.

Горько заплакав, они мне крылатое бросили слово:

«Радостно нам возвращенье твое, повелитель, как будто б

(420) В наше отечество, в нашу Итаку мы вдруг возвратились.

Но не скрывайся, скажи, где товарищи? Что их постигло?»

Так говорили они, вопрошая; им так отвечал я:

«Прежде, друзья, совокупною силой корабль на зыбучий

Берег втащите; в пещере потом все богатства и снасти

(425) Скройте; потом соберитесь и следуйте смело за мною.

К спутникам вас поведу я в святую обитель Цирцеи.

Всех их, питьем и едой веселящихся, там вы найдете».

Было немедля мое повеленье исполнено ими.

Но Еврилох, вопреки мне, хотел удержать их; он смело,

(430) Голос возвысив, товарищам бросил крылатое слово:

«Стойте: куда вы, безумцы? За ним по следам вы хотите

В дом чародейки опасной идти? Но она превратит вас

Всех иль в свиней, иль в шершавых волков, иль в лесных густогривых

Львов, чтоб ее стерегли вы жилище; там с вами случится

(435) То ж, что случилось в пещере циклопа, куда безрассудно

Наши товарищи следом за дерзким вошли Одиссеем.

Он, необузданный, был их погибели жалкой виною».

Так говорил Еврилох, и меня побуждало уж сердце

Меч длинноострый схватить и его обнаженною медью

(440) Голову с плеч непокорного сбросить на землю, хотя он

Был мне и родственник близкий; но спутники все, удержавши

Руку мою, обратили ко мне миротворное слово:

«Если желаешь, божественный, пусть Еврилох остается

У моря здесь с кораблем и его сторожит неусыпно;

(445) Мы же пойдем за тобою в святую обитель Цирцеи».

Всех их от моря повел я, корабль наш покинув на бреге;

Но Еврилох не остался один с кораблем и за нами

Следом пошел, приведенный моими угрозами в трепет.

Тою порой остальные товарищи в доме Цирцеи

(450) Баней себя освежили; душистым натершись елеем,