— Сейчас я точно слышал, там кто-то кричит.
— Это в деревне.
Николя быстро собрал снасти и повесил короб себе за спину. Анжелика взяла фонарь. Они возвращались в деревню, бесшумно ступая по узкой, обросшей мхом, тропинке. Как только показалась опушка, их внезапно остановили розовые отблески, проникающие сквозь чащу и освещающие стволы деревьев.
— Но… но ведь еще не утро, — прошептала Анжелика.
— Нет, это пожар!
— Боже мой, а если горит твой дом? Пошли быстрее!
Но он не дал ей сдвинуться с места.
— Подожди, на пожаре так не кричат. Что-то стряслось.
Они крадучись добрались до последних деревьев. Чуть дальше широкий пологий луг спускался до первого дома, хижины Мерло, а через пятьсот шагов на краю дороги невдалеке друг от друга стояли остальные три хижины. Одну из них охватил пожар. Пламя, вырываясь из крыши, освещало суетящуюся толпу людей, которые кричали и бегали, то ныряя в хижину, то вновь выбегая оттуда с грузом окороков или пытаясь вытащить из огня упирающихся коров и ослов.
Целое войско текло, словно густая черная река, со стороны римской дороги к низине. Поток, ощерившийся палками и рапирами, подошел к ферме Мерло, наводнил ее, а затем двинулся в сторону Монтелу. Николя услышал, как закричала его мать. Грянул выстрел — папаша Мерло все-таки успел снять с крюка старый мушкет и зарядить его. Но вот его вытащили во двор, словно мешок, и стали бить палками. Анжелика увидела, как женщина в одной рубашке пронеслась через двор и побежала прочь, крича и рыдая. Разбойники бросились вслед за ней. Женщина пыталась спрятаться в лесу. Анжелика и Николя, взявшись за руки, отступили и, путаясь в кустах ежевики, помчались под прикрытие леса, но вскоре опомнились и вернулись на опушку, зачарованные помимо собственной воли пламенем пожара и монотонным воем, сплетающимся из множества голосов, поднимающихся в ночное небо. У них на глазах женщину настигла погоня, и теперь ее тащили через лужайку.
— Это Полетта, — прошептал Николя.
Крепко прижавшись друг к другу, широко раскрыв глаза и почти не дыша, они смотрели из-за ствола огромного дерева на этот ужасный спектакль.
— Они забрали нашего осла и свинью, — добавил мальчик.
Наступал рассвет, бледнели отблески почти догоревшего пожара. Разбойники не стали поджигать остальные лачуги. Большая часть даже не остановилась в этой маленькой жалкой деревушке, сразу направившись в Монтелу. А те, кто все же занялся грабежом четырех хижин, уже покидали место своих злодеяний. Можно было разглядеть их изорванную одежду, худые лица и темные бороды. На некоторых были шляпы с плюмажами, а один, вероятно бывший солдат, носил на голове что-то вроде каски. Но на остальных красовались только выцветшие бесформенные лохмотья. В пришедшем с болот утреннем тумане они то и дело окликали друг друга. Теперь их оставалось немного, не больше пятнадцати. Чуть в отдалении от фермы Мерло они задержались, чтобы рассмотреть трофеи. По жестам и тону разговора можно было понять, что добыча невелика: немного сукна и несколько платков, обнаруженных в сундуках, горшки, хлеб, сыры. Один из разбойников нес окорок, на ходу откусывая от него куски. Украденный скот угнали вперед. Последние грабители собрали в два или три тюка скудную добычу и удалились, даже ни разу не оглянувшись.
Анжелика и Николя долго не решались покинуть свое укрытие за деревьями. Когда они отважились спуститься к непривычно молчаливой деревушке, роса на лужайке уже сверкала от солнечного света.
Как только они приблизились к ферме Мерло, воздух прорезали громкие крики ребенка.
— Это мой братишка, — прошептал Николя, — хорошо, что хотя бы он не умер.
Опасаясь, как бы кто-нибудь из бандитов не задержался в деревушке, они, держась за руки и останавливаясь на каждом шагу, бесшумно прокрались во двор. Почти сразу же им под ноги попалось тело папаши Мерло, который лежал, уткнувшись носом в навоз. Николя наклонился, пытаясь приподнять голову отца.
— Папа, папа, скажи, ты жив?
Затем паренек выпрямился.
— Похоже, он умер. Посмотри, какой он бледный, а ведь обычно у него пунцовое лицо.
В лачуге ребенок надрывался от крика. Лежа на развороченной кровати, он отчаянно махал ручками. Николя подбежал к нему и обнял.
— Спасибо Пресвятой Деве, с маленьким все в порядке.
Анжелика расширенными от ужаса глазами смотрела на Франсину. Маленькая девочка, бледная как смерть, с закрытыми глазами, распростерлась на полу. Ее платье было задрано до живота, а по ногам текла кровь.
— Николя, — глухо прошептала Анжелика, — что, что они с ней сделали?
Николя увидел сестру, и его лицо исказила страшная гримаса.
— Будь они прокляты, прокляты!..
Он резко протянул ребенка Анжелике.
— Держи его.
Он встал на колени около сестры, стыдливо опустил разорванную юбку.
— Франсина, это я, Николя. Ответь, ты жива?
В соседнем хлеву кто-то застонал. Согнувшись пополам и охая, в дом вошла мать Николя.
— Это вы, дети? Ах! Мои бедные крошки, мои бедные детки! Какое горе! Они украли осла и свинью, и весь наш маленький запас экю. Я же говорила муженьку, что нужно было их зарыть.
— Мама, тебе больно?
— Ничего. Я — женщина, я многое повидала. А бедняжка Франсина еще такая нежная, она может умереть после того, что они с ней вытворяли.
Она качала дочь в больших крестьянских руках и плакала.
— Где все остальные? — спросил Николя.
После долгих поисков они обнаружили троих детей — мальчика и двух девочек — в опустошенном грабителями хлебном ларе, где они прятались, пока насиловали их мать и сестру.
Тем временем пришел сосед с новостями. Жители бедной деревушки собрались, чтобы подсчитать урон. Убитых оказалось только двое: папаша Мерло и один старик, тоже пытавшийся пустить в дело свой мушкет. Других крестьян лишь крепко привязали к стульям и немного поколотили. Ни одного ребенка не зарезали, а один из арендаторов даже сумел открыть дверь хлева и выпустить коров, которых, без сомнения, будет легко отыскать. Но сколько отличного белья и одежды, оловянной посуды для очага, сыров, окороков и с трудом накопленных денег унесли грабители!
Полетта продолжала плакать и причитать.
— Их было шесть, они вшестером повалили меня на землю!
— Заткнись, — грубо прервал ее отец. — Тебе небось понравилось, ведь ты вечно шляешься с парнями по кустам. А наша корова должна была отелиться! Мне не найти новой коровы так же легко, как тебе поймать кавалера.
— Надо уходить отсюда, — сказала матушка Мерло, все еще держа на руках бесчувственную Франсину, — сюда могут заявиться те, что отстали от отряда.
— Давайте вместе с оставшейся скотиной спрячемся в лесу, как делали раньше, когда проходили армии Ришельё.
— Давайте пойдем в Монтелу.
— В Монтелу! А что, если они уже там?
— Тогда мы спрячемся в замке, — сказал кто-то.
Все тотчас согласились:
— Конечно, давайте пойдем в замок.
Древние как мир инстинкты влекли их под защиту хозяина, к господскому дому, который веками бросал тень своих стен и башен на их жизни.
Анжелика, державшая на руках ребенка, почувствовала, как ее сердце сжалось от неясных сомнений.
«Наш бедный замок, — подумала она. — Он скоро превратится в руины. Как он сможет защитить этих несчастных? Кто знает, может быть, бандиты уже у его стен? Старый Гийом со своей пикой не сможет помешать им проникнуть внутрь».
— Да, — произнесла она уверенно, — давайте пойдем в замок. Но не по дороге и не напрямик через поля. Если кто-нибудь из бандитов замешкался, мы не сможем добраться до входа. У нас есть только один шанс — спуститься к высохшим болотам и подойти к замку со стороны рва. Там есть маленькая дверца, которой никто не пользуется, но я знаю, как ее открыть.
Она не добавила, что часто удирала из дома через эту маленькую дверцу, ведущую в наполовину заваленный мусором подземный ход, и что в одном из подземелий, о существовании которых нынешние бароны де Сансе едва ли знали, был тайник, где она, по примеру колдуньи Мелюзины, готовила травы и настои.
Крестьяне доверчиво слушали. Некоторые только сейчас заметили ее присутствие, но, поскольку привыкли видеть в Анжелике фею, совсем не удивились ее появлению в час беды. Одна из женщин взяла у нее ребенка. А затем Анжелика повела свой маленький отряд окольным путем, через болота, под палящим солнцем, вдоль крутого высокого отрога, который некогда возвышался над заполненным океанскими водами заливом Пуату. Ее лицо было измазано пылью и грязью, но она не забывала ободрять крестьян.