Едва итальянец исчез за дверью, как Конде, словно ребенок, опять достал ларец и открыл его.
— Покажи, — прошептала женщина, протягивая руку.
Пока длилась беседа, она не вмешивалась и развлекалась тем, что снимала и снова надевала на пальцы кольца. Но, очевидно, она не упустила ни единого слова из разговора.
Конде подошел к кровати, и они вместе склонились над флаконом с изумрудной жидкостью.
— Ты думаешь, это и впрямь такая опасная вещь, как он утверждает? — прошептала герцогиня де Бофор.
— Фуке заверил меня, что на свете нет более умелого аптекаря, чем этот флорентийский монах. А мы в любом случае вынуждены действовать через Фуке. Это ведь ему в прошлом апреле пришла в голову мысль о сотрудничестве Парижского парламента с Испанией. Это вмешательство никому не нравилось, но зато позволило ему наладить контакт с испанским королем. Без него я могу потерять свою армию.
Дама вновь откинулась на подушки.
— Итак, монсеньор Мазарини мертв, — произнесла она медленно.
— Да, пожалуй, ведь его смерть у меня в руках, и она может настичь кардинала, где бы он ни находился.
— Он сейчас в бегах, будет ли в этом необходимость?
— Он вернется. Мы еще не покончили с этим итальянцем.
— Но разве не он приехал в Гавр и своими руками открыл двери вашей тюрьмы?
— Да! Но это его проворство меня и настораживает. Он освободил меня и тем дал понять, что королева никогда не сможет обойтись без него и что я никогда не смогу занять в управлении королевством его место. Поэтому теперь нам предстоит весьма серьезный выбор: он или я.
Тут принц вновь засмеялся своим саркастическим смехом.
— Значит, надо начинать действовать, когда он вернется… Благодаря донесениям моих шпионов я уверен, что это должно произойти в самом ближайшем будущем.
Женщина оставалась задумчивой. Затем она произнесла:
— Не говорят ли, что он иногда приезжает пообедать вместе с королевой-матерью, которую он так страстно любит?
— Да, так и говорят, — ответил принц после непродолжительного молчания. — Но я не поддерживаю ваш план, душенька. Я думаю о другом маневре — более подходящем и эффективном. Кто такая королева-мать без своих сыновей? Испанке останется только запереться в монастыре, чтобы оплакивать их…
— Отравить короля? — произнесла, вздрогнув, дама.
Принц радостно захохотал. Затем подошел к секретеру и поставил ларец на место.
— Вот что значит женщины! — воскликнул он. — Король! Вы таете, потому что речь идет о милом ребенке, который мучается проблемами взросления и, когда вы бываете при дворе, смотрит на вас глазами преданной собаки. Вот что для вас значит — король. А для нас король — значит опасное препятствие, мешающее всем нашим планам. Что касается его брата, маленького Месье, уже развращенного, который одевается, как девчонка, и охотно принимает мужские ласки, — то его я представляю себе на троне еще меньше, чем вашего королевского девственника. Нет, поверьте мне, в лице герцога, который имеет нрав мене суровый, каким в избытке был наделен его брат Людовик XIII, — мы получим короля, который нас устроит. Он богат и не уверен в себе. Чего нам еще желать?
— Моя дорогая, — снова начал Конде, закрыв секретер и положив ключ в карман своего широкополого плаща, — я думаю, нам пора предстать перед нашими гостями. Скоро ужин. Хотите, я позову вашу горничную Манон?
— Буду вам весьма признательна, мой дорогой сеньор.
Анжелика уже начала чувствовать сильную усталость. Она догадывалась, что отец ее уже давно ищет, однако никак не решалась покинуть свой насест. В комнате принц со своей любовницей облачались в наряды. Им помогали горничные, слышался шорох тканей и изредка проклятия монсеньора, который не отличался терпением. Когда Анжелика оторвала взгляд от ярко освещенного окна и осмотрелась, то обнаружила только окружающую ее непроницаемую темноту ночи, из которой доносились еле слышные завывания ветра между деревьями в лесу.
Наконец она поняла, что комната опустела. Ночник все еще горел, но комната вновь показалась девочке таинственной.
Анжелика осторожно перелезла через подоконник и очутилась внутри. Аромат духов и помады смешивался с дыханием ночи, от которого веяло запахами влажного леса, мхов и зрелых каштанов. Девочка не знала точно, что она будет делать. Ее могли застать в чужой комнате, однако этого она не боялась. Все казалось ей чудесным сном. Как отъезд в Америку, безумная дама из Монтелу и злодеяния Жиля де Реца…
Стремительным движением она достала из кармана плаща, брошенного на стул, ключик, открыла секретер и вынула ларец. Он был из сандалового дерева, и от него исходил душистый запах. Закрыв секретер и положив ключик на место, с ларцом в руках Анжелика снова вскочила на подоконник. Ей было необыкновенно весело. Она представляла себе лицо принца, когда тот обнаружит исчезновение яда и компрометирующих писем.
«Это не воровство, — подумала она, — ведь я предотвращаю преступление».
Она уже знала, куда спрячет свою добычу. Угловые башенки, которые итальянский архитектор расположил по четырем углам прекрасного замка дю Плесси — являлись не более чем украшением, однако они были оснащены амбразурами и миниатюрными бойницами, повторяющими военный декор средневековых замков. К тому же внутри они были пустыми и испещрены крошечными слуховыми окошками.
Анжелика опустила ларец в ближайшую башню. Надо быть очень умным, чтобы догадаться искать потерянный предмет здесь!
Затем она осторожно спустилась по стене и наконец ощутила под ногами землю. Только сейчас она почувствовала, как сильно замерзли ее босые ноги.
Надев старые туфли, девочка вернулась к замку.
В это время все собрались в салоне. Никого не вдохновляла темная туманная ночь.
Очутившись в прихожей, Анжелика уловила аппетитный запах ужина. Она увидела целую вереницу слуг в ливреях, которые с важным видом несли большие серебряные блюда. Фазаны и гуси, украшенные своими же перьями, молочный поросенок, увенчанный цветами, словно невеста, куски прекрасной косули, уложенные на артишоки и приправленные укропом, — весь этот парад яств дефилировал перед Анжеликой. Из комнат и галерей, где вокруг небольших столиков, накрытых кружевными скатертями, собралось все общество, доносился звон фаянса и хрусталя. За каждым столиком сидело около десяти человек.
Анжелика, остановившись на пороге одного из самых просторных залов, заметила принца Конде в окружении мадам дю Плесси, герцогини де Бофор и графини де Ришвиль. Маркиз дю Плесси и его сын Филипп тоже сидели за столом принца, впрочем, так же как и некоторые другие молодые дамы и сеньоры. Коричневая ряса итальянца Экзили выделялась среди моря кружев, ленточек и дорогих тканей, вышитых серебром и золотом. Впрочем, если бы барон де Сансе был в зале, его наряд вполне бы сочетался с монашеским облачением. Однако, как Анжелика ни искала, отца она не увидела.
Вдруг один из пажей, который нес серебряный позолоченный поднос, узнал ее. Это был тот самый паж, который так грубо посмеялся над ней из-за буре.
— О! А вот и баронесса Печального Платья! Чего желаете выпить, Нанон? Домашней настойки из яблок или простокваши? — пошутил он.
Она неожиданно показала ему язык и, оставив пажа в замешательстве, направилась к столику принца.
— Боже, кто к нам идет? — воскликнула герцогиня де Бофор.
Мадам дю Плесси обратила взгляд в сторону, куда указывала герцогиня, и, заметив Анжелику, вновь призвала на помощь сына:
— Филипп! Филипп, дружочек, будь так любезен — отведи свою кузину за стол, где сидят фрейлины.
Молодой человек поднял на Анжелику угрюмый взор.
— Вот табурет, — сказал он, указывая на свободное место рядом с собой.
— Не сюда, Филипп, не сюда. Вы оставили это место для мадемуазель де Санлис.
— Мадемуазель де Санлис следовало поторопиться. Когда она к нам присоединится, то увидит, что ей нашли замену… удачную, — заключил он с иронической улыбкой.
Его соседи прыснули от смеха.
Все же Анжелика села на указанное место. Все равно было уже поздно отступать, раз она здесь появилась. Она не осмеливалась спросить, где ее отец, и отблески света, отбрасываемые бокалами, графинами, серебром и бриллиантами дам, ослепляли ее, доводя до головокружения. Пытаясь прийти в себя, она выпрямилась, чуть откинулась назад и убрала со лба тяжелую прядь волос. Ей показалось, что некоторые сеньоры с интересом разглядывали ее. Напротив нее сидел принц Конде, который в течение нескольких секунд всматривался в нее высокомерным взглядом хищной птицы.