— Это не имеет значения, — сказал он, — и все же… так намного лучше.

Его строгий взгляд снова стал мягким, едва стоило ему скользнуть по этому юному и прелестному лицу, красота которого была совершенна и в минуты задумчивости, и в минуты волнения. В этих прекрасных глазах редкого оттенка во время разговора отражался живой и пытливый ум. Эти удивительные глаза, на которые то и дело падали пряди золотых волос. Это глаза не просто молодой девушки, которая постепенно превращается в удивительно красивую женщину. Эти глаза говорят о много большем. В тот миг, когда он увидел, как Анжелика скачет галопом на лошади, как она ловко и проворно спрыгивает на землю, легко и непринужденно бросает слуге узду, он подумал: «Она еще совсем ребенок», но вот сейчас он стал сомневаться в том, что вывод его был верным. Разумеется, в ней сохранились прежняя пылкость и непосредственность, но теперь она была более сдержанной, словно укрощенной монастырским воспитанием. Годы, проведенные в монастыре урсулинок, не прошли даром. В ее манерах, жестах появился шарм и изысканность, и хотя внешне она стала более сосредоточенной, то внутри она так и осталась свободной и раскованной маленькой феей болот.

Он решил разговаривать с ней открыто.

Анжелика с удивлением отметила, что для Молина этот разговор имеет не меньшее значение. Она с нетерпением ждала, что же скажет управляющий, поэтому любопытство и нетерпение победили в ней те чувства разочарования и смущения, что не давали ей покоя с самого вечера. Она даже не удивилась этому слегка непринужденному тону, в котором протекал их разговор.

— Почему вы думаете, что со мной можно разговаривать иначе, чем с моим отцом?

— Это довольно сложно объяснить, мадемуазель. Я не философ, и все мои знания я приобрел в процессе работы. Простите меня за откровенность, но хочу сказать вам, что дворяне никогда не поймут, что меня в моей деятельности вдохновляет именно жажда труда.

— Но я думаю, крестьяне работают больше вас.

— Они тянут лямку, а это не одно и то же. Они тупы, невежественны, и не осознают собственного интереса, как, впрочем, этого не понимают и люди вашего круга, которые ничего не создают. Знать не приносит никакой пользы, единственное, что она способна производить — это разрушительные войны. Ваш отец, хотя и начал сейчас хоть что-то делать, но тем не менее он никогда не поймет, что такое труд!

— Вы считаете, что он не сможет добиться успеха? — с беспокойством спросила Анжелика, и тут же почувствовала, как сжалось ее сердце. — Я считала, что его дела идут совсем не плохо, что лишний раз доказывает ваш интерес к ним.

— Если бы мы продавали по несколько тысяч мулов в год, и наши годовые доходы постоянно увеличивались, вот это было бы явным признаком того, что дела идут не плохо.

— Но ведь мы этого добьемся рано или поздно?

— Нет, и только потому, что разведение мулов, пусть даже с большим размахом, даже при хорошем денежном резерве для всяких непредвиденных обстоятельств как эпидемии или война, так и останется всего-навсего разведением мулов. Это как земледелие — очень долгое и очень не прибыльное дело. Между прочим, ни земля, ни скот никогда и никого не обогащали по-настоящему: припомните, какие большие стада были у библейских пастухов и насколько бедно они жили.

— Но если вы в этом так убеждены, господин Молин, то тем более я не понимаю, как вы, человек весьма осмотрительный, могли затеять такое дело, которое, по вашим словам, не только не прибыльное, но и долгое.

— Вот именно поэтому мессиру барону, вашему отцу, и мне нужна ваша помощь.

— Но я же не могу заставить ваших ослиц приносить приплод в два раза чаще.

— Но вы можете помочь увеличить доходы от них в два раза.

— Не могу уяснить, каким образом.

— Вы легко меня поймете. Чтобы любое дело было прибыльным, капитал должен оборачиваться быстро, и так как на законы Божьи мы влиять не можем, то нам приходится пользоваться человеческим недомыслием. Мулы для нас всего лишь ширма. Именно они покрывают наши текущие расходы, и мы можем поддерживать самые лучшие отношения с военным интендантством, которому мы поставляем кожу и рабочий скот. Но самое главное то, что караваны мулов перевозят по дорогам большое количество грузов, и мы при этом не платим ни дорожных, ни таможенных пошлин. И вот, используя эти льготы, мы с караванами мулов отправляем в Англию свинец и серебро. Назад мулы привозят якобы мешки черного шлака, его еще называют «флюсом», который необходим для работ на руднике, но на самом же деле это золото и серебро, которые переправляют нам через Лондон из воюющей с нами Испании.

— Вот теперь я совершенно запуталась, господин Молин. Зачем же отправлять в Лондон серебро, если потом его привозят обратно?

— Но назад я привожу его в два-три раза больше. Что же касается золота, то граф Жоффрей де Пейрак владеет в Лангедоке золотым прииском. Когда ему будет принадлежать рудник Аржантьер, эти обменные операции, которые я произвожу для него с этими двумя благородными металлами, не будут вызывать подозрений, потому что все будут думать, что и серебро и золото добыты на его рудниках. Вот в этом и кроется наше настоящее дело. Понимаете, количество золота и серебра, которое можно добыть во Франции, ничтожно мало, а мы, не нанося ущерба ни фиску, ни налоговому управлению, ни таможне, сможем привозить много золота и серебра из Испании. Слитки, которые я сдаю менялам, говорить не умеют. Они никому не смогут рассказать, что они родом не из Аржантьера или Лангедока, а из Испании и привезены к нам через Лондон. Так что государственная казна получает свою долю, а мы, под прикрытием работы на рудниках, можем ввозить большое количество драгоценных металлов, но при этом мы не тратимся ни на рабочую силу, ни на таможенную пошлину, ни на оборудование для рудников, ведь никто не может проверить, сколько золота и серебра мы добываем на рудниках, поэтому все вынуждены верить нам на слово…

— А если ваши махинации раскроют, вас отправят на каторгу?

— Почему? Мы же не фальшивомонетчики. И не собираемся ими становиться. Наоборот, мы регулярно пополняем королевскую казну настоящим золотом высокого качества и серебром в слитках, она их пробирует и чеканит из них деньги. Когда же прииск в Лангедоке и Аржантьер будут собственностью одного хозяина, мы получим возможность, прикрываясь работами на прииске, быстро увеличить ввоз драгоценных металлов из Испании. Испания буквально наводнена золотом и серебром, которое привезено из Америк, эта страна почти забыла, что такое труд, и живет лишь благодаря продаже своего сырья другим странам. Лондонские банки служат для нее посредниками. Испания одновременно и самая богатая и самая убогая страна в мире. Если же говорить о Франции, то наши торговые операции, которые невозможно вести открыто из-за порочной экономической системы, смогут обогатить страну чуть ли не против ее воли. Но главное, что эта торговля обогатит нас самих, ведь вложенные деньги будут возвращены в более короткие сроки и со значительными прибылями. Ведь ослицы носят приплод десять месяцев и не могут дать больше десяти процентов прибыли с вложенного капитала.

Анжелика почувствовала, что заинтересовалась этими хитроумными вычислениями.

— А что вы собираетесь делать со свинцом? Он будет лишь прикрытием или он входит в круг ваших коммерческих интересов?

— Свинец очень прибыльный. Он нужен и для охоты, и для войн. За последние годы он очень сильно поднялся в цене и все благодаря королеве-матери, которая пригласила мастеров из Флоренции для оборудования ванных комнат во всех своих дворцах, как это сделала в свое время ее свекровь Мария Медичи. Возможно, вы видели такой зал с римской ванной и свинцовыми трубами в замке дю Плесси.

— Скажите, а сам маркиз, ваш хозяин, в курсе всех этих дел?

Молин снисходительно улыбнулся, устремив свой взор к небесам.

— Увы! Но господин маркиз совершил большую ошибку, когда последовал за принцем Конде против короля. Кажется, сейчас он одумался и отдалился и от принца Конде, и от его окружения, но ведь принц Конде заранее приговорен к смертной казни. Но даже этот факт не мешает принцу Конде все еще воевать против армии короля. Что же касается маркиза дю Плесси, то он сейчас снова всеми способами пытается заработать милость короля при его дворе. Мы очень редко видимся. Я неустанно охраняю его владения, и он знает, что именно благодаря мне его замок не постигла участь замка господина де Ларошфуко, который разрушили по приказу королевы-матери. Но рудник Аржантьер никак не связан с этими событиями. Он имеет отношение только к вам и к вашей семье. Когда-то владения рода де Сансе были гораздо обширнее, чем нынешние земли дю Плесси.