Он сунул парик и повязку в карман.
— Я переоденусь внизу.
— Николя, — снова позвала она, — я поранила ногу. Взгляни. Может быть, этот лекарь с Нового моста, Большой Матье, что-нибудь сделает?
— Я зайду к нему.
И он порывисто схватил обеими руками ее маленькую белую ножку и поцеловал.
Когда Николя ушел, она свернулась калачиком и попыталась снова заснуть. Опять похолодало, но Анжелика была тепло укрыта, и ей было хорошо. Бледное зимнее солнце бросало на стену блики света.
Тело Анжелики налилось усталостью и даже болью, но вместе с тем она испытывала какое-то умиротворение, расслабление.
«Это хорошо, — сказала она себе, — это как еда для голодного. Не нужно больше ни о чем думать. Как приятно ни о чем не думать».
Возле нее сверкал искрами бриллиант на перстне, подаренном ей Николя. Что бы ни случилось, она всегда заставит его плясать под свою дудку.
Через зарешеченное окно до нее доносился отдаленный шум, словно эхо утренней бодрой и кипучей жизни, царивших на другом берегу Сены, в Тюильри и в Лувре.
А здесь, у самой реки, в старой полуразрушенной Нельской башне засыпала Анжелика, вконец измученная после всех выпавших на ее долю тревог.
Уснуть! Забыть! Забыть обо всем в этом спартанском убежище, которое не вызовет ни у кого подозрений, укроет ее от опасности, защитит от врагов.
На большее Анжелика не надеялась.
