Только когда за ним и его спасенным мужским достоинством закрылись тяжелые ворота тюрьмы, де Бриенн вздохнул свободно.
Но на следующий день новый поток белых листочков хлынул на Париж. И – верх наглости! – король нашел эпиграмму под тарелкой с закуской, которую он собирался съесть перед охотой на лань в Булонском лесу.
Охоту отложили, и господин д’Олон, первый ловчий Франции, отправился совсем в другом направлении. То есть, вместо того чтобы ехать в леса Кур-ла-Рен, он отправился в Кур-Сент-Антуан, а оттуда в Бастилию.
Потому что в новом выпуске уточнялось, что именно он удерживал господина Буржю, когда его убивали.
Последним прозвучит убийцы имя,
Кто честь и знатность грязью запятнал,
Кто смел с головорезами своими
Убить дитя, что вафли продавал.
Затем наступил черед де Лозена. Он направлялся в карете в Версаль, чтобы присутствовать при пробуждении короля, когда на улицах начали выкрикивать его имя. Тогда Пегилен приказал развернуть лошадей и отправился прямиком в Бастилию.
– Подготовьте мои апартаменты, – попросил он коменданта крепости.
– Но, господин герцог, у меня нет приказа на ваш счет.
– Не беспокойтесь, вы скоро его получите.
– Где же указ о вашем аресте?
– Вот он, – ответил Пегилен, протягивая господину де Ваннуа листок с напечатанным текстом, только что купленный за десять солей у нищего мальчишки.
Фронтенак намеревался сбежать, но Вард горячо его отговаривал:
– Ваше бегство будет приравнено к признанию. Оно выдаст вас с головой. А продолжая изображать невиновного, вы, возможно, и не попадете в этот поток изобличений. Взгляните на меня: разве я выгляжу встревоженным? Я шучу и веселюсь. Никто меня не подозревает, даже сам король поделился со мной, как беспокоит его это дело.
– Вы сразу перестанете смеяться, когда придет ваш черед.
– А я думаю, что он не придет: «Их было тринадцать», – распевают на улицах. Пока названо только три имени, а арестованные продавцы стишков уже открыли под пыткой имя хозяина типографии. Через несколько дней поток новых памфлетов иссякнет и все придет в норму.
– Я не разделяю ваших надежд на кратковременность этих прискорбных событий, – отвечал маркиз де Фронтенак, поднимая воротник дорожного плаща. – Лично я предпочитаю тюрьме ссылку.
Маркиз де Фронтенак уже достиг германской границы, когда открылось его имя, но прошло это почти незамеченным. Потому что накануне обнародовали имя де Варда, и против него обратилось общественное возмущение, ибо в листке содержались такие разоблачения, что сам король пришел в негодование. Грязный Поэт называл этого «светского негодяя» ни много ни мало автором испанского письма, найденного два года тому назад в покоях королевы и имеющего целью – из соображений милосердия! – информировать королеву о неверности ее супруга и о его связи с мадемуазель де Лавальер. Обвинение вновь коснулось сердечной раны государя, потому что он так и не смог найти виновных и не раз обсуждал это с де Вардом и даже спрашивал его совета. И пока король допрашивал капитана швейцарских гвардейцев, призывал мадам де Суассон, свою любовницу и соучастницу, пока Генриетта Английская, также замешанная в истории с испанским письмом, бросалась к его ногам, а де Гиш и младший Месье ругались наедине с шевалье де Лорреном, список преступников из таверны «Красная Маска» продолжал пополняться новыми именами. Лувиньи и Сен-Тьерри, заранее смирившиеся и приготовившиеся, узнали одним прекрасным утром, что Париж оповещен о точном количестве их любовниц и об интимных подробностях их любовных отношений. За этим следовал обычный припев:
Кто смел с головорезами своими
Убить дитя, что вафли продавал?
Им повезло: король был поглощен сведениями, открывшимися о де Варде, а потому Лувиньи и Сен-Тьерри было предложено только сложить с себя обязанности и удалиться в свои поместья.
Ветер возбуждения гулял по Парижу.
– Чей черед? Чья очередь? – орали по утрам продавцы этих песен. Листочки рвали у них из рук. По улицам и из окон домов называлось «сегодняшнее имя».
У людей высшего общества вошло в привычку обращаться друг к другу с вопросом, произносимым с таинственными интонациями:
– Кто смел убить дитя, что вафли продавал?
После чего следовал взрыв хохота.
Потом пронесся некий слушок, и всякие шуточки прекратились. В Лувре воцарились паника и замешательство. Смолкли насмешки тех, кто, уверенный в своей невиновности, весело наблюдал за чередой разоблачений. Сама королева-мать не раз ездила в Пале-Рояль, чтобы морально поддержать своего второго сына. Вокруг дворца, в котором проживал младший Месье, слонялись молчаливые недоброжелательные группы зевак. Еще никто этого не произнес, никто не утверждал, но уже распространился слух, что брат короля тоже участвовал в оргии в «Красной Маске» и что это ОН убил маленького торговца вафлями.
О первой реакции двора Анжелика узнала от Дегре.
Уже на следующее утро после событий, пока Бриенн, препровожденный в Бастилию, еще только устраивался там, в маленький домик на улице Фран-Буржуа, где укрылась Анжелика, постучал полицейский.
С непроницаемым видом она слушала рассказ о реакции короля и о принятых им решениях.
– Он полагает, что пожертвует одним Бриенном, – пробормотала она сквозь зубы. – Но берегитесь! Это только начало. Первыми назовут менее виновных. А потом будут забирать все выше, пока не разразится скандал, и тогда капли крови Лино запятнают ступени трона.
Она до боли стиснула мертвенно-бледные холодные руки.
– Я только что проводила его на кладбище Святых Мучеников. Все кумушки с Центрального рынка оставили свои лавки и следовали за гробом несчастного малыша, которого судьба только и одарила что миловидностью и привлекательностью. И надо же было случиться, чтобы порочные принцы отняли единственное его достояние – жизнь! Но на похоронах его провожала самая прекрасная процессия.
– А сейчас дамы с рынка сопровождают господина де Бриенна.
– Пусть бы они его повесили, пусть бы подожгли его карету, пусть сожгли бы Пале-Рояль! Пусть бы сожгли все дворцы в округе – Сен-Жермен и Версаль…
– Ну, вы настоящая поджигательница! А где вы будете танцевать, когда вновь превратитесь в знатную даму?
Она посмотрела на него в упор и покачала головой:
– Никогда, никогда уже я не стану знатной дамой. Я все перепробовала и снова все потеряла. Они сильнее. Вы узнали те имена, о которых я вас просила?
– Вот они! – сказал Дегре, вытаскивая пергаментные свитки. – Секретное расследование, результат которого известен только мне одному: в таверну «Красная Маска» в тот октябрьский вечер вошли: принц Орлеанский, шевалье де Лоррен, герцог де Лозен…
– О! Прошу вас, без титулов! – вздохнула Анжелика.
– Это сильнее меня, – со смехом возразил Дегре. – Вам ведь известно, что я уважаемый государственный чиновник. Итак, мы сказали: вошли господа де Бриенн, де Вард, дю Плесси-Бельер, де Лувиньи, де Сен-Тьерри, де Фронтенак, де Кавуа, де Гиш, де Лавальер, д’Олон, де Торм.
– Лавальер? Брат фаворитки?
– Он самый.
– Просто великолепно! – прошептала она. Ее глаза сияли в надежде на возмездие. – Но… Постойте, здесь четырнадцать, а я их насчитала тринадцать.
– Вначале их было четырнадцать, ибо с ними находился еще и господин де Торм. Этот старичок любит участвовать в молодежных гулянках. Однако, когда он понял намерения Месье по отношению к мальчонке, он удалился со словами: «Добрый вечер, господа, я не хочу следовать за вами по кривой дорожке. Мне нравится моя прямая дорожка, и пойду-ка я баиньки под бочок к маркизе де Ракно». Ведь всем известно, что эта толстуха его любовница.
– Прекрасная история для объяснения подлости!
Дегре с минуту разглядывал искаженное гневом лицо Анжелики, потом улыбнулся:
– Как красит вас злость! Когда я с вами познакомился, вы выглядели скорее трогательно, как возможная жертва травли.
– А вы, когда я с вами познакомилась, выглядели приветливым, веселым, открытым. Теперь я иногда готова вас ненавидеть.
Она метнула на него взгляд своих зеленых глаз и проворчала:
– Чертов недотепа!
Полицейский развеселился:
– Вас послушать, мадам, так можно подумать, что вы посещали школу воров и нищих.
Анжелика пожала плечами, отошла к камину и, чтобы успокоиться, поправила поленья.
– Вы ведь боитесь, да? – продолжал Дегре с протяжными интонациями уроженца парижских предместий. – Вы боитесь за парнишку – Клода Ле Пти? Считаю нужным вас предупредить: он кончит виселицей.