Молодая женщина предпочла промолчать, хотя изнутри рвался крик: «Никогда его не повесят! Нельзя поймать поэта с Нового моста. Он вспорхнет, как птичка, и усядется на башнях собора Нотр-Дам!»
Возбуждение Анжелики достигло предела. Обернувшись к огню, она поворошила угли. С прошлой ночи на лбу у нее остался след небольшого ожога. Почему Дегре все не уходит? Но ей ведь приятно его присутствие. Вероятно, еще по старой привычке.
– Какое имя вы там назвали? – вдруг встрепенулась Анжелика. – Дю Плесси-Бельер? Маркиз?
– Теперь вам угодно услышать титулы? Ну что ж! Действительно, это маркиз дю Плесси-Бельер, маршал королевских войск… Знаете, победитель Норжана.
– Филипп, – прошептала Анжелика.
Как она могла его не узнать, когда он снял маску и устремил на нее тот же холодный взгляд своих светло-голубых глаз, каким некогда окинул свою кузину в сереньком платьице? Филипп дю Плесси-Бельер! Перед ней возник белый замок Плесси, подобный кувшинке на глади пруда…
– Как странно, Дегре! Этот юноша – мой родственник, мой кузен, живший всего в нескольких лье от нашего замка. Мы вместе играли.
– А теперь, когда любимый кузен захотел поиграть с вами в таверне, вы решили его отвергнуть?
– Похоже. Но ведь их было тринадцать. С уходом маркиза де Торма счет сходится.
– Душа моя, не совершаете ли вы ошибки, рассказывая свои секреты чертову недотепе?
– Все, что я рассказываю, не поможет вам обнаружить типографию Грязного Поэта и не откроет, как памфлеты попадают в Лувр. Да к тому же меня-то вы никогда не предадите!
– Нет, мадам, ВАС я не предам, но и обманывать не стану. На этот раз ваш поэт угодит на виселицу.
– Еще увидим!
– Увы! Действительно увидим, – откликнулся тот. – До свидания, мадам.
После его ухода она с трудом справилась с охватившей ее дрожью. По улице Фран-Буржуа гулял осенний ветер. На сердце Анжелики тоже бушевала буря. Она никогда еще не испытывала такого глубокого волнения. Ей хорошо были знакомы тоска, страх и страдание. Но сейчас ею владело глубокое отчаяние. Слез не было. И она не искала ни облегчения, ни утешения.
Прибежал Одиже с перекошенным от волнения лицом. Он попытался ее обнять, но Анжелика его оттолкнула.
– Бедняжка моя, это настоящая драма. Но нельзя сдаваться. Не воспринимайте все так трагически. Вы меня пугаете!
– Это катастрофа, ужасная катастрофа! Сгорела таверна «Красная Маска». Как я соберу теперь деньги? Гильдия не склонна меня защищать, скорее наоборот. Мой контракт с господином Буржю потерял силу. Сбережения скоро растают. Я недавно вложила большие деньги в переделку общего зала и сделала солидный заказ на водку и ликеры для винного погреба. В крайнем случае Давид сможет потребовать возмещения через пожарную комиссию. Но всем известно, какие у них скудные средства. И во всяком случае бедный парень лишился наследства, и я не смогу потребовать с него денег, если он хоть что-то от них получит. Рухнуло все, чего я добилась с таким трудом… Что теперь со мной будет?
Одиже прижался щекой к шелковистым волосам Анжелики:
– Ничего не бойтесь, любовь моя. Пока я здесь, ни вы, ни ваши дети не будете нуждаться. Я не богат, но имею достаточно средств, чтобы вас обеспечить. И как только пойдет моя торговля, мы, как и договаривались, будем работать вместе.
Анжелика вырвалась из его объятий.
– Но я не этого хотела! – закричала она. – Я не хочу работать с вами в качестве служанки…
– Не служанки, Анжелика.
– Служанки или супруги, это, по сути, одно и то же. Я хотела вложить в это дело свою долю. Быть с вами на равных…
– Вот, Анжелика, в чем ваше больное место! Я начинаю думать, что Бог решил вас наказать за гордыню. Почему вы постоянно говорите о равноправии женщин? Это почти святотатство. Если вы будете скромно оставаться на месте, самим Господом предназначенном особам вашего пола, вы почувствуете себя куда счастливее. Женщина создана для жизни в семье под защитой супруга, которого она окружает заботой, так же как и своих детей, рожденных в этом союзе.
– Прелестная картина! – насмешливо фыркнула Анжелика. – Меня, представьте себе, никогда не прельщало такое защищенное существование. Я по собственному выбору ввязалась в борьбу, имея на руках всего два су. Ладно, Одиже, уходите! Теперь вы выглядите таким дураком, что меня просто тошнит.
– Анжелика!
– Прошу вас, убирайтесь.
У нее не было сил выносить его дольше. Так же, как не могла больше выносить вида хнычущей Барбы, ошалевшего Давида, перепуганной Жавотты и даже вида детей, которые, инстинктивно чувствуя, что рушится их мирок, капризничали и кричали. Ее все выводило из себя. Чего ради они к ней лезут? Она выпустила руль из рук, и буря завертела ее в своем вихре, а белые листочки с язвительными памфлетами Грязного Поэта кружили, как птицы.
Отлично сознавая, что придет и его черед, маркиз де Лавальер пошел исповедаться сестре в особняк Бирона, куда Людовик XIV поселил свою фаворитку. Перепуганная Луиза де Лавальер посоветовала младшему брату сдаться на милость короля.
Он так и сделал.
– Наказав вас слишком строго, я не простил бы себе, что заставил проливать слезы прекрасные глаза, которые мне так дороги, – отвечал его величество. – Покиньте Париж, сударь, и отправляйтесь в свой Руссильонский полк. Мы замнем скандал.
Однако все было не так просто. Скандал не хотел затухать. Проводились аресты, виновных заключали в тюрьму, подвергали пыткам, но каждый день, с неотвратимостью рассвета, всплывало новое имя. Вскоре ожидались и имена маркиза де Лавальера, шевалье де Лоррена и брата короля! Все типографии подверглись обыску, и за ними велось наблюдение. Большинство продавцов памфлетов с Нового моста уже сидели в темницах Шатле.
Но памфлеты появлялись даже в спальне королевы!
Все посетители Лувра были под контролем, входы охранялись, как в крепости. Все приходящие по утрам – водоносы, молочницы, прислуга и прочие – подвергались личному обыску. У окон и в коридорах стояли часовые. Ни один человек не мог незамеченным войти или выйти из Лувра.
«Человек – нет, а вот полчеловека – возможно», – думал полицейский Дегре, имея в виду карлика королевы Баркароля, сообщника Анжелики.
А ее сообщниками оказывались и нищие на углах улиц, прятавшие связки памфлетов под своими лохмотьями и разбрасывающие их на папертях церквей и монастырей, и бандиты, которые грабили по ночам запоздалых горожан, а «в обмен» оставляли им «в утешение» несколько экземпляров стихов, и цветочницы и хозяева оранжерей с Нового моста, и Большой Матье, распространяющий под видом бесплатных рецептов для любезной клиентуры новые сочинения Клода Ле Пти.
Ее сообщником оказался даже новый принц нищих по прозвищу Деревянный Зад, во владения которого Анжелика переправила в одну из безлунных ночей три ящика с памфлетами, оглашающими пять последних имен. Можно было не сомневаться, что полиция не рискнет сунуться в смрадные логовища предместья Сен-Дени. Не то было время, чтобы начинать осаду квартала, победа над которым требовала настоящего сражения.
Несмотря на неусыпную бдительность полицейских, стражников и сержантов, они не могли быть одновременно повсюду. И под покровом ночи Маркиза Ангелов со своими людьми смогла без труда переправить ящики из Латинского квартала во дворец принца нищих.
Двумя часами позже арестовали печатника и его помощников. Один из продавцов, заключенных в Шатле, в которого палач влил пять чайников холодной воды, выдал имя этого хозяина типографии. В его заведении нашли доказательства вины, но не нашли никаких следов будущих разоблачений. Кое-кто надеялся, что они еще не напечатаны. Но наступило разочарование: на следующее утро Париж узнал о подлом поведении маркиза де Торма, который, вместо того чтобы защитить маленького торговца вафлями, покинул своих приятелей со словами: «До свидания, господа. Я, как обычно, ухожу спать к маркизе де Ракно».
Маркиз де Ракно не подозревал о своем несчастье. Когда это прозвучало на весь город, у него не оставалось другого выхода, кроме как вызвать соперника на дуэль, которая закончилась для маркиза плачевно: он был убит. Утром, когда господин де Торм одевался, прибыл маркиз де Жевр и предъявил ордер на его арест.
Маркиз де Торм, еще не успевший прочесть свежий памфлет, подумал, что его везут в Бастилию за драку на дуэли.
– Осталось только четыре! Только четыре! – распевали мальчишки, водя хороводы.