В комнате, куда привратник ввел Анжелику, царил тот же мещанский комфорт. Но молодая женщина едва взглянула на просторную кровать под балдахином на витых колонках и на рабочий стол с прибором из позолоченной бронзы.
Ее не интересовал вопрос, откуда у адвоката взялись средства на новую жизнь. Дегре находился для нее одновременно и в прошлом, и в настоящем. У нее сложилось впечатление, что он знает о ней абсолютно все, и это успокаивало. Он человек жесткий и равнодушный, но надежный как скала. Она со спокойной душой передаст ему письмо с выражением своей последней воли, уверенная, что ее дети не будут забыты.
Открытое окно комнаты выходило на Сену. Слышался шум весел. Этот звук напоминал водопад, когда суда проходили под мостом.
Стояла прекрасная погода. Ласковое осеннее солнце играло на тщательно натертых черно-белых плитках пола.
Наконец Анжелика услышала в коридоре звон шпор. Она узнала шаги Дегре.
Он вошел, не выразив удивления ее ранним приходом:
– Приветствую вас, мадам. Сорбонна, собачка моя, останься там, у тебя грязные лапы.
Сегодня он вновь был одет если и не изысканно, то хорошо. Серебряный галун окаймлял ворот его широкого плаща, который он сбросил на стул. Но она узнала прежнего Дегре по тому естественному жесту, каким он снял шляпу и парик. Затем он отцепил шпагу. Дегре явно пребывал в прекрасном настроении:
– Я от господина д’Обре. Все складывается просто замечательно. Вы, моя дорогая, встретитесь с важными лицами в области коммерции и финансов. Возможно, будет присутствовать сам господин Кольбер.
Анжелика вежливо улыбнулась. Все слова казались ей пустыми и не задевали ее затуманенного сознания. Она не будет иметь чести познакомиться с господином Кольбером. В тот час, когда эти всемогущие лица соберутся в указанном месте, тело Анжелики де Сансе, графини де Пейрак, Маркизы Ангелов, будет плыть по течению мимо берегов Сены, позолоченных осенью. И тогда она будет свободна. И никто не будет над ней властен. И может быть, она соединится с Жоффреем…
Она вздрогнула, потому что Дегре все о чем-то говорил, а она не понимала о чем.
– Что вы говорите?
– Я говорю, что вы пришли на встречу слишком рано.
– Я пришла не на встречу. Я забежала к вам на минутку, потому что меня ждет один очаровательный щеголь, мы идем в галерею дворца, я хочу полюбоваться последними новинками. Возможно, потом я прогуляюсь до Тюильри. Так я без излишней нервозности дождусь назначенного часа встречи. Но у меня с собою конверт, и он мне мешает. Могу ли я оставить его у вас? Я заберу его, когда вернусь.
– К вашим услугам, мадам.
Он взял запечатанный конверт, открыл шкатулку, стоящую на консоли, и положил его туда.
Анжелика обернулась, чтобы взять веер и перчатки. Все как обычно, никаких затруднений. И так же спокойно, не торопясь, она пойдет дальше. Просто в какой-то момент надо свернуть к Сене… И солнце будет отражаться в воде реки точно так же, как на черно-белом полу…
Какой-то скрежет заставил ее обернуться – это Дегре повернул ключ в двери. Потом он невозмутимо положил ключ в карман и с улыбкой подошел к молодой женщине.
– Присядьте еще на несколько минут, – попросил он. – Я уже давно хочу задать вам два-три вопроса, и ваш визит предоставляет такую возможность.
– Но… Меня ждут!
– Подождут, – все так же улыбаясь, ответил Дегре. – Впрочем, я вас не задержу. Прошу вас, садитесь.
Он указал на стул перед столом, а сам сел по его другую сторону.
Анжелика чувствовала себя такой усталой, что не стала спорить. Уже несколько дней она двигалась как во сне.
Но что-то ее тревожило. Что же? Ах да! Зачем Дегре закрыл дверь на ключ?
– Сведения, которые я хочу от вас получить, касаются одного очень важного дела. Я им сейчас занимаюсь. И от этого зависит жизнь нескольких человек. Слишком долго и ни к чему пересказывать вам суть этого дела. Вполне достаточно, если вы просто ответите на мои вопросы. Так вот…
Он говорил, не глядя на нее, очень медленно и прикрыв глаза ладонью, словно погрузился в далекое прошлое.
– Почти четыре года тому назад, во время ночного вторжения к аптекарю Глазеру из Сен-Жерменского предместья, были задержаны два грабителя из низов. Насколько я помню, в воровской среде у них были клички Отмычка и Трус. Их повесили. Однако перед смертью, во время допроса, вышепоименованный Трус произнес какие-то слова, которые я только недавно обнаружил в Шатле в протоколах допроса. Они проливают свет на мое нынешнее расследование. Это касается увиденного Трусом в доме аптекаря Глазера во время того ночного посещения. К сожалению, выражения этого свидетельства очень неточны. Просто бессвязные слова, заставляющие многое подозревать, но ничего не доказывающие. Так вот, я хотел бы вас попросить внести ясность. Что там находилось, у этого старика Глазера?
Мир вокруг становился все более нереальным. Растворились стены комнаты. Светились только темные зрачки широко раскрытых глаз Дегре, от них исходили странные красные лучи, словно светилась прозрачная пелена.
– И вы задаете этот вопрос мне? – спросила Анжелика.
– Да. Что вы видели в ту ночь у старика Глазера?
– Откуда мне знать? Мне кажется, вы просто сходите с ума.
Дегре вздохнул, и свет погас в его глазах за опущенными веками. Он взял со стола гусиное перо и стал машинально вертеть его в руках.
– В ту ночь к старику Глазеру проникла и женщина. Она сопровождала взломщиков. И не кто-нибудь! В преступных кругах эта женщина носила прозвище Маркиза Ангелов. Вы никогда о ней не слышали? Нет? Эта женщина была подругой знаменитого столичного бандита Каламбредена, которого в шестьдесят первом году схватили на Сен-Жерменской ярмарке и повесили…
– Повесили!.. – повторила Анжелика.
– Нет-нет, – мягко поправил ее Дегре. – Не волнуйтесь, мадам… Его не повесили. По правде сказать, он вырвался, прыгнул в Сену и… утонул. Его тело нашли, оно раздулось, как бурдюк, а во рту два фунта песка. Жаль, конечно, такой красивый мужчина! Так я возвращаюсь к Маркизе Ангелов, достойной подруге этого бедняги, который слыл, как вам небезызвестно, отчаянным налетчиком и убийцей. Приговоренный к галерам, он сбежал… Ну и так далее. А ее царствие было кратким, но громким: она участвовала во многих налетах, вооруженных нападениях на кареты, как, например, на карету дочери самого начальника полиции. На ней несколько убийств, в том числе полицейского из Шатле, которому она весьма умело – уж поверьте мне на слово – вспорола живот…
Анжелика вышла из своего оцепенения. Она почувствовала, что ловушка захлопывается.
Ее взгляд упал на открытое окно, откуда доносился шум реки. Внизу Сена!.. Последний побег! «Я погружусь на самое дно! И покончу с миром людей, с этим омерзительным миром!..»
– Маркиза Ангелов была вместе с Трусом в доме Глазера, – продолжал Дегре, – она видела то же, что видел этот человек. Она…
Одним прыжком Анжелика оказалась у окна. Но там уже находился Дегре – он действовал быстрее. Дегре схватил ее за запястья, оттащил от окна и грубо швырнул на стул.
– Ну нет! – прорычал он. – Со мной такие игры не пройдут! А ну-ка, говори! – Над ней склонилось его свирепое лицо. – Да пошевеливайся, если не хочешь, чтобы я тебе помог. Что ты видела у старика Глазера?
Анжелика пристально посмотрела на него. Ее раздирали два противоречивых чувства – страх и гнев.
– Я вам запрещаю мне «тыкать».
– Я всегда «тыкаю» девкам, которых допрашиваю.
– Мне кажется, вы совсем рехнулись?
– Отвечай! Что ты видела у Глазера?
– Я позову на помощь.
– Ори сколько хочешь. В доме живут полицейские, и им запрещено входить ко мне, даже если кричат, что убивают.
Пот заструился по вискам Анжелики. «Нельзя, нельзя потеть, – подумала она. – Никола говорил, что это плохой признак. Это значит, что ты заглотнул наживку…»
– Ты будешь говорить? – повторил Дегре и, чтобы взбодрить, залепил ей пощечину. – Что ты видела у Глазера?
– Мне нечего вам сказать. Вы скотина! Дайте уйти.
Дегре подошел поближе, взял ее за локти и очень осторожно, словно тяжелобольную, заставил встать.
– Не хочешь говорить, золотко? – спросил он неожиданно ласково. – Это нехорошо. Тебе, верно, хочется, чтобы я рассердился?..
Он крепко держал ее. Его руки скользнули вдоль рук молодой женщины и завели ей локти за спину. И вдруг ее пронзила невыносимая боль, она громко вскрикнула. Казалось, железными клещами вырывают руки. Хватка полицейского не позволяла сделать ни одного движения, казалось, будто в ребра вонзается нож. Но главную боль причиняли его пальцы, его растопыренные пальцы, легкое нажатие которых делало пытку еще невыносимей.