– Вот теперь мы вдвоем! – воскликнул он.
Падение на тряпье и торжествующий смех, исказивший сияющее в полумраке лицо молодого человека, заставили Анжелику выйти из пассивного безразличия, в которое она погрузилась в кабаке. После приступа рвоты Анжелика уже немного отрезвела. Она вздрогнула, встала, бросилась к окну и, сама не зная зачем, судорожно вцепилась в прутья решетки.
– Что ты хочешь сказать этим своим «мы вдвоем», глупец? – в бешенстве воскликнула Анжелика.
– Я… я хочу сказать… – промямлил он в полной растерянности.
Анжелика разразилась оскорбительным смехом:
– Уж не думаешь ли ты, что волею случая станешь моим любовником, а, Никола Мерло?
Он молча сделал два шага в ее сторону. Его лоб перерезала суровая складка.
– Я не думаю, я уверен в этом!
– Это мы еще посмотрим.
– Уже посмотрели.
Анжелика вызывающе смотрела на него.
Красные огоньки лодочников на пляже у подножия башни освещали их.
Никола глубоко вздохнул.
– Послушай, – с угрозой в голосе тихо сказал он, – я хочу с тобой поговорить, потому что это ты, и необходимо, чтобы ты поняла. Ты не имеешь права отказать мне в том, о чем я прошу. Я дрался за тебя, я по твоему желанию убил человека, принц нищих соединил нас… Все по законам королевства нищих. Ты моя!
– А если я не хочу подчиняться этим законам?
– Значит, ты умрешь! – закричал Каламбреден, и глаза его заблестели. – От голода или чего другого. Тебе не спасти свою шкуру, даже не думай. Теперь выбирай! Ты что, все еще ничего не поняла? – Он ткнул кулаком в висок молодой женщины. – Пораскинь своими куриными мозгами, графиня. Разве ты не поняла, что́ сгорело на Гревской площади вместе с твоим муженьком-колдуном? Все то, что прежде разделяло нас. Нет больше лакея и графини! Я – Каламбреден, ты – ничто! Твои близкие отказались от тебя. Те, что на другом берегу…
Он вытянул руку, показывая на противоположный берег Сены, где во мраке ночи вырисовывались темная громада Тюильри и мерцающие огнями галереи Лувра.
– Для них ты теперь тоже не существуешь. Теперь ты одна из нас… Ты часть отверженных… Здесь у тебя всегда будет еда. Тебя будут оберегать, за тебя отомстят. Только никогда не предавай…
Никола умолк, ему не хватало воздуха.
Анжелика ощущала его горячее дыхание. Он прикоснулся к ней, и жар его желания мучительным волнением передался ей. Никола раскрыл объятия, потом опустил руки, спрятал их, как бы не осмеливаясь…
И тихим голосом стал умолять ее на их родном диалекте:
– Сердечко мое… Не будь такой злой. Почему ты упрямишься? Ведь это так просто. Мы одни, как прежде… Мы хорошо поели… выпили… Теперь самое время заняться любовью. Или ты хочешь, чтобы я решил, что ты меня боишься?
Анжелика усмехнулась и пожала плечами.
Никола продолжал:
– Ну же! Вспомни! Мы чудно ладили. Мы ведь созданы друг для друга. Тут уж ничего не поделаешь. Я всегда знал, что ты будешь моей. Я так мечтал о тебе, и вот наконец время пришло!
– Нет! – воскликнула Анжелика, упрямо встряхнув рассыпавшимися по плечам волосами.
Вне себя он воскликнул:
– Берегись! Я могу взять тебя силой, как шлюху на панели.
– Только попробуй, и я выцарапаю тебе глаза!
– А я позову своих людей, и они будут держать тебя! – прорычал он.
– Подлец!
Взбешенный, Никола разразился страшной бранью.
Однако Анжелика почти не слышала его. Прижавшись лбом к ледяным решеткам бойницы, точно отчаявшаяся узница, Анжелика ощущала, как ее заливает волна изнуряющего отвращения.
«Твои близкие отказались от тебя…»
И, словно эхом откликаясь на то, что только что произнес Никола, у нее в голове зазвучали другие слова, смертельные, как нож гильотины:
«Я не хочу больше слышать о вас. Вы должны исчезнуть! Ни титулов, ни имени – ничего!»
А перед ее мысленным взором злой мегерой вставала сестра Ортанс с подсвечником в руке:
«Убирайся! Убирайся прочь!»
Да, Никола прав. Никола – Каламбреден, силач с дикой и горячей кровью.
Внезапно смирившись, Анжелика прошла мимо него к лежанке и принялась расстегивать корсаж из коричневой саржи. Затем сняла юбку и осталась в одной сорочке. Ей было холодно, но голова горела как в огне. Подумав немного, она быстро скинула последнюю деталь своего туалета и, обнаженная, легла на груду воровского тряпья.
– Иди ко мне, – спокойно сказала она.
Никола растерянно молчал, ее покорность показалась ему подозрительной. Он с недоверием подошел ближе и неторопливо тоже высвободился из лохмотьев. Почти достигнув исполнения своих самых смелых мечтаний, Никола, бывший лакей, теперь трепетал в нерешительности. В смутном отблеске костра лодочников на стене вырисовывалась его гигантская тень.
– Иди ко мне, – повторила Анжелика. – Мне холодно.
На самом деле ее тоже била дрожь – возможно, от холода, а быть может, от нетерпения, смешанного со страхом при виде этого огромного, замершего в неподвижности тела.
Одним прыжком он оказался на ней. Стиснув ее в объятиях и едва не переломав ей кости, он разразился прерывистым смехом.
– Ну вот и славно… Как хорошо! Ты моя… Теперь ты больше не убежишь… Ты моя! Моя! Моя! Моя! – исступленно твердил он.
Чуть позже она услышала, что он вздыхает, как насытившаяся собака.
– Анжелика… – прошептал он.
– Ты сделал мне больно, – пожаловалась она.
И, завернувшись в какой-то плащ, уснула.
В ту ночь он еще дважды овладел ею. В полном оцепенении она выныривала из тяжелого сна, чтобы стать добычей этого опасного человека, который с бранью хватал ее, принуждал к любви, испуская тяжкие хриплые стоны, потом внезапно валился рядом, бормоча что-то бессвязное. На рассвете ее разбудил шепот.
– Каламбреден, пошевеливайся, – требовал Красавчик. – Нам еще надо уладить одно дельце с колдуньями Родогона Цыгана на Сен-Жерменской ярмарке. С теми, что навели порчу на мамашу Юрлюрет и папашу Юрлюро.
– Иду. Только не шуми. Видишь, малышка еще спит.
– Надо думать. Что за гвалт стоял нынче ночью в Нельской башне! Крысы не могли уснуть. Похоже, ты всласть повеселился! Странно, что ты не можешь не орать, когда занимаешься любовью.
– Заткнись! – рявкнул Каламбреден.
– Полька не слишком убивается. Должен сказать, я в точности выполнил твои приказания. Всю ночь ублажал ее, чтобы ей не пришло в голову наведаться сюда с пером. В доказательство, что бывшая маркиза на тебя не сердится, она ждет внизу с полным котелком горячего вина.
– Ладно. Исчезни.
Когда Красавчик ушел, Анжелика решилась приоткрыть глаза.
Никола стоял в глубине комнаты. Он уже нацепил свои не имеющие названия лохмотья. Теперь, повернувшись к Анжелике спиной, он что-то искал, склонившись над сундуком. Сколько-нибудь искушенной женщине эта спина говорила о многом. Это была спина крайне смущенного мужчины.
Он закрыл сундук и, сжимая в ладони какой-то предмет, вернулся к кровати.
Анжелика поспешила сделать вид, что спит.
Он наклонился к ней и позвал вполголоса:
– Анжелика, ты меня слышишь? Мне надо бежать, но прежде я хочу тебе сказать… Я хочу знать… Ты не очень сердишься на меня за эту ночь?.. Я не виноват. Это сильнее меня. Ты так прекрасна!
Он положил шершавую ладонь на ее обнаженное нежно-розовое плечо:
– Ответь мне. Я знаю, что ты не спишь. Посмотри, что я для тебя выбрал. Перстень. Настоящий, мне его оценили у одного торговца с улицы Орфевр. Посмотри… Не хочешь? Ну ладно, я положу его возле тебя. Скажи мне, чего бы ты хотела? Может, хочешь ветчины? Хорошей ветчины! Совсем свежей! Ее нынче утром украли у колбасника с Гревской площади, пока он глазел, как вешают одного нашего приятеля… Или новое платье? У меня есть… Отвечай, или я рассержусь!
Анжелика удостоила его быстрым взглядом сквозь спутанные волосы и высокомерно сказала:
– Я хочу большой ушат с горячей водой.
– Ушат, – озадаченно повторил Никола и с подозрением уставился на нее. – Зачем он тебе?
– Чтобы вымыться.
– Ладно, – успокоившись, согласился он. – Полька сейчас принесет. Проси все, что хочешь. А если ты будешь недовольна, скажи мне, и я ее жестоко накажу.
Радуясь, что она чего-то пожелала, он повернулся к небольшому венецианскому зеркалу, стоящему на полке очага, и, чтобы изуродовать лицо, принялся наклеивать на щеку кусок раскрашенного воска. Анжелика вскочила.
– А вот это никогда! – непререкаемым тоном произнесла она. – Я ЗАПРЕЩАЮ тебе, Никола Мерло, показываться мне с этим мерзким лицом гниющего гадкого старика. Иначе я не смогу перенести, если ты еще хоть раз прикоснешься ко мне.