Анна Голон - Анжелика. Путь в Версаль

– Напротив, дорогая. Знатная дама не должна делать подобных глупостей: любить своего мужа и быть ему верной женой. Но я вас понимаю. Когда вы станете маркизой дю Плесси-Бельер, вам будет не к лицу иметь в числе ваших друзей полицейского по имени Дегре?

– О! Зачем вы ищете ссоры? – запротестовала Анжелика.

Она уже хотела засмеяться, но совладать с собой не получилось. И глаза ее наполнились слезами, когда она снова прошептала:

– Зачем вам ссора? С тех пор как стоит этот мир, кому, господа, удалось разгадать женские сердца и истоки их страстей?

Дегре узнал отзвук собственного голоса на заседании трибунала, когда он защищал графа де Пейрака.

Он молча обнял Анжелику и прижал к себе.

– Вы мой друг, Дегре, – прошептала она, – и лучшего друга у меня не было и никогда не будет. Скажите, вы ведь все знаете, скажите мне, что я не стала недостойной ЕГО. Этот человек преодолел и свои беды, и бедность и достиг такой власти над умами людей, какой мало кто достиг… Но я… разве я тоже не преодолела?.. Вы знаете, кто я такая, вспомните и скажите мне… Я не достойна того необычайного феномена воли, которым был граф де Пейрак?.. Узнает ли он свою силу в тех стараниях, что я приложила, чтобы вытащить из нищеты его детей?.. Если он вернется…

– О! Не ломайте себе голову, мой ангел, – произнес Дегре своим тягучим голосом. – Если он вернется… Ну, если он вернется, то, насколько я знаю этого человека, он начнет с того, что задаст вам хорошую порку розгами. А потом он заключит вас в объятия и не выпустит до тех пор, пока вы не запросите пощады. А потом вы займетесь поиском уютного уголка, чтобы отпраздновать золотую свадьбу. Успокойтесь, мой ангел. И идите своей дорогой.

– Правда, странно, Дегре, что я все не могу убить в себе надежду снова его увидеть? Мне говорили… что это не его сожгли тогда на Гревской площади.

– Не слушайте сплетен, – сказал он жестко. – Вокруг необычных личностей всегда ходит множество легенд. Он умер, Анжелика. Не надо больше надеяться. Это изматывает душу. Смотрите вперед и выходите замуж за вашего маркиза.

Анжелика не ответила. Сердце ее разрывалось от безмерного, почти детского горя.

– Я больше не могу! – простонала она. – Мне так худо… Обнимите меня, Дегре.

– Ох уж эти женщины! – проворчал он. – Они рассказывают вам о своей великой любви к уникальному человеку, а секунду спустя просят, чтобы вы их обняли. Ну и порода!

Резким, почти грубым движением он рванул вниз рукава ее корсажа до самых локтей, обнажив плечи, и она почувствовала, как волосатые руки Дегре скользнули ей под мышки, словно он хотел насладиться тайным теплом.

– Вы дьявольски аппетитны, не могу отрицать, но обнимать вас я не стану.

– Почему?

– Потому что у меня есть другие дела. И если однажды я вас и обнял как следует, то исключительно ради вашей же пользы. Второй раз будет уже перебором с позиций моего душевного спокойствия.

Он медленно отвел руки, по дороге нежно погладив приподнятую пластиной корсета грудь.

– Не обижайтесь, милая, и вспоминайте обо мне… иногда. Я буду вам за это благодарен. Удачи, Маркиза Ангелов!..

Филипп с самого начала настаивал, чтобы бракосочетание состоялось в Плесси. Ему не хотелось придавать этой церемонии ни малейшей пышности. Это вполне устраивало Анжелику: она получала возможность найти пресловутый ларец, никуда специально не уезжая и не привлекая к себе внимания. Однако она не раз обливалась холодным потом при мысли, что не обнаружит ларца на месте, в маленькой башенке замка. А вдруг его кто-нибудь уже нашел? Но это было маловероятно. Кому придет в голову пройти по узкому карнизу, доступному разве что ребенку, и заглянуть внутрь ничем не примечательной башенки? Она знала, что в последние годы замок дю Плесси не подвергался никаким перестройкам. Значит, шансы найти предмет, от которого зависел ее триумф, были велики. И она сможет вручить ларец Филиппу прямо в день свадьбы.

Подготовка к отъезду в Пуату шла полным ходом. С собой брали Флоримона, Кантора и всех домочадцев: Барбу, Легконогого, собак, обезьяну и попугаев. Вместе с сундуками и прислугой все это заняло карету и две повозки. Сбоку ехал отряд сопровождения из свиты Филиппа.

Сам он предпочел остаться в стороне от этих хлопот. Он, как и прежде, крутился при дворе на праздниках и балах. Когда же ему намекали на предстоящее бракосочетание, он с удивленным видом пожимал плечами и отделывался презрительными восклицаниями: «Ах да!.. В самом деле…»

За всю последнюю неделю Анжелика ни разу с ним не виделась. Он только отдавал через Молина короткие письменные распоряжения. Она должна отбыть в такой-то срок. Он к ней присоединится в такой-то день. Он приедет с аббатом и Молином. Бракосочетание состоится тотчас же.

Анжелика, как послушная будущая супруга, во всем ему подчинялась. Ничего, настанет время – и она переменит тон с этим молокососом. В конце концов, она принесла ему удачу и вовсе не заставляла разбивать сердце малышке Ламуаньон. Она даст ему понять, что, если она и была вынуждена допустить некоторую грубость, это никоим образом не повредило интересам обоих и все его недовольство просто смешно.

Успокоившись и тоже решив не встречаться со своим женихом, Анжелика заставляла себя думать о нем поменьше. Но «вопрос Филиппа» занозой сидел в душе и отравлял всю радость. Поразмыслив, она поняла, что эта заноза – страх… Уж лучше было вообще о нем не думать.

Экипажи меньше чем за три дня покрыли расстояние от Парижа до Пуатье. Дороги были ужасные, размытые весенними ручьями, но путешествие обошлось без приключений, если не считать поломанной на подъезде к Пуатье оси. Путники были вынуждены остаться в этом городке на сутки. Когда же они снова двинулись в путь, Анжелика начала узнавать места. Дорога пролегала совсем рядом с Монтелу. Она с трудом удерживалась, чтобы не побежать туда, но дети очень устали. Эту ночь они провели в скверной гостинице, кишащей крысами и блохами. Чтобы снова обрести хоть какие-то удобства, надо было скорее добраться до Плесси.

Обняв малышей за плечи, Анжелика с наслаждением вдыхала свежий воздух, напоенный запахом полевых цветов. Она вскрикивала от радости и называла по имени каждую деревушку: здесь все было связано с какими-нибудь событиями ее детства. Перед отъездом она целыми днями подробно описывала мальчикам Монтелу и рассказывала, в какие чудесные игры там можно играть. Теперь Флоримон и Кантор знали, что там есть подземелье, которое в былые времена служило ей ведьминой пещерой, и чердак с заколдованными уголками.

Наконец вдалеке они увидели Плесси – таинственный белый замок на берегу пруда. После просторных и пышных парижских дворцов он показался Анжелике меньше, чем образ, отпечатавшийся в ее памяти. Навстречу вышла прислуга. Несмотря на то что дю Плесси совсем забросили замок, Молин заботился о том, чтобы содержать его в порядке. Курьер, посланный за неделю до приезда, велел открыть все окна, и свежий запах воска от только что натертых полов вступил в сражение с запахом плесени, который источали ковры. Но того удовольствия, на какое рассчитывала, Анжелика не получила. Все ее чувства словно притупились. Может, ей надо было заплакать, или пуститься в пляс, или что-нибудь крикнуть, обняв Флоримона и Кантора? Но она не смогла: у нее внутри все помертвело. Слишком сильным оказалось чувство возвращения, и потрясенная душа отказывалась реагировать.

Она нашла уютный уголок, где дети могли бы отдохнуть, сама занялась их обустройством и не оставила их до тех пор, пока не увидела, что они, отмытые с дороги и одетые в теплые курточки, мирно поглощают завтрак – молоко и всякие вкусности, которые принесли крестьяне.

Тогда она направилась в комнату в северном крыле замка, уже приготовленную для нее. Когда-то в этой комнате останавливался принц Конде.

Ей надо было еще подождать, пока Жавотта не развесит ее туалеты, и ответить на приветствия слуг, принесших ведра с горячей водой в смежную ванную комнату. Услышав, с каким трудом они подбирают французские слова, она машинально ответила на местном диалекте. Парни рот разинули от удивления, когда парижская гранд-дама в сногсшибательном платье заговорила на их языке, словно она тут родилась.

– Но так оно и есть! – рассмеялась Анжелика. – Вы что, меня не помните? Я Анжелика де Сансе. А ты – Гилло из деревни Мобюис, что совсем рядом с Монтелу, я помню.

Тот, кого звали Гилло и с которым они не раз в детстве опустошали заросли тутовника и вишневые деревья, просиял от радости: