«Но это и неудивительно: даже самая обыкновенная женщина сможет привести в восторг толпу, если она одета и украшена драгоценностями, как королева, и если солнце струится на нее с небес так же, как в других краях дождь!..»
Пюльшери старалась воспитать в ней скромность, противопоставляя ее такому низкому пороку, как тщеславие. Но сейчас Анжелика наслаждалась тем, что стала причиной стольких восхищенных взглядов. Молодая графиня не сомневалась в их искренности.
Они находили ее красивой.
Эта мысль наполняла Анжелику новой силой и немного пьянила.
Но миг блаженства, рожденный от непривычной для нее радости сознавать, что она прекрасна и способна восхищать, вскоре погас, как капризная искра. Ее взгляд, скользя по посуде из золота и вермели[24], хрустальным бокалам и графинам, цветочным гирляндам, постепенно достиг силуэта мужчины, сидящего напротив нее на другом конце длинного стола. Его темная фигура резко выделялась на фоне сияющей солнечным светом арки, которая в глубине галереи, где они пировали, открывалась в сады. Хотя граф сидел спиной к свету и Анжелика не могла различить черты его лица, она знала, что он тоже смотрит на нее, и ей снова стало страшно.
В этом темном силуэте теперь заключалась ее судьба.
Он был ее мужем. Анжелика без труда различила его голос среди других, и ей показалось, что сейчас в нем звучит радость.
Граф де Пейрак попросил тишины и добавил, что должен сказать нечто важное.
Он заговорил о винах, и Анжелика поняла, что муж улыбается. Дрожь изумления и радости охватила гостей, которые, проявив поначалу почтительное внимание к его речам, успокоились, узнав одну из излюбленных тем для разговора. Пока пажи и виночерпии обходили стол, граф первым делом напомнил, как важно, но почти невозможно сочетать вино и трюфели. Они наделены редким тонким вкусом и ароматом, столь же неуловимым, сколь пряным и незабываемым, но их изысканность плохо сочетается с чересчур терпкими и возбуждающими напитками… И все же!.. Не требует ли насыщенный и душистый аромат тушеных трюфелей из Перигора, которые вскоре подадут к столу, дополнить его ароматом крепкого Гран Крю[25]? Быть может, лучше рискнуть, чем выбором слишком скромным лишить остроты это изысканное блюдо?..
«Снова эти трюфели!» — думала Анжелика, слегка опьяненная первым бокалом.
— А разве я не говорил вам об этом? — прошептал Бернар д'Андижос. — Помните вашу свадьбу… «нашу» свадьбу в вашем поместье в Пуату и ваше пренебрежение этим изысканным блюдом? На этот раз вы его попробуете!..
Было высказано несколько мнений, но в конце концов выбор вина предоставили хозяину дома.
Шепот удовлетворения, как порыв ветра над морем, приветствовал названное им вино. Посыпались одобрения и комментарии, о нем говорили с теплотой, почтительностью и воодушевлением, ведь оно было из Руссильона, соседней дружественной провинции, вина которой ценились не хуже неизменных гасконских и бургундских, бесподобных, но претенциозных. Названный графом сорт произрастал на маленьком винограднике, узкой полоской нависшем над сверкающим голубым морем, недалеко от Порт-Вендрес, бывшим «портом Венеры», куда галеры заходили укрыться от буйного северного ветра трамонтаны[26].
Граф назвал баньюльс[27].
Это было густое, сладкое, согревающее вино, поданное к эстуфаду[28].
«Великолепное вино!» — расхваливали его гости. Его надо было пить почти теплым, из первого, самого простого бокала в форме широкого и сильно закругленного кубка, который позволяет вину «дышать», раскрывая глубокие слои букета, и в котором искушенный ценитель сразу распознает божественный аромат с нотками ежевики и смородинового листа.
Один из соседей Анжелики по столу, Беранжер де Майорк, был особенно воодушевлен этим выбором.
— Речь идет о моей родине, о Каталонии. Я каталонец.
— Прошу простить мне мое невежество, мессир, — любезно произнесла Анжелика, — но… кто такие каталонцы?
— Ни французы, ни испанцы, — ответил он.
Соседи заставили Беранжера замолчать, потому что дегустация первого блюда, тушенных в вине целых трюфелей, настойчиво требовала некоторой сосредоточенности.
К следующим переменам блюд из рыбы, птицы и мяса подали два белых вина, одно из которых было бледным, как свет летнего дня, когда полуденное солнце окутано знойной дымкой; другое, напротив, настолько темным, что в своей местности оно называлось «желтым вином», но желтизна его была подобна чистому золоту. И то, и другое следовало пить из бокалов с высокими тонкими стенками, чуть суженными кверху. Напротив, для красного вина, поданного к мясу, была выбрана самая низкая, самая круглая, самая закрытая чаша. Все эти хрустальные шедевры были изготовлены гениями, мастерами своего дела, творившими со шпагой на боку, во времена, когда ремесло стеклодува еще было занятием дворянина. Наконец граф де Пейрак настоятельно рекомендовал выпить последним поданное им игристое вино, потому что оно было привезено из Шампани[29], и все окажут ему большую честь, если после не будут пить ничего другого. Шампанское надлежало пить из фужеров в форме флейты.
Анжелика погрузилась в созерцание выстроенного перед ней ровного ряда бокалов, покоренная неповторимой красотой каждого из них.
Одновременно разные и похожие, их чаши, поднимаясь на высоких хрупких ножках, казалось, наполнялись, распускались в своей воздушной прозрачности для того, чтобы наилучшим образом вобрать, сохранить, подчеркнуть насыщенность цвета, скрытую полноту вкуса и аромат каждого вина, разливаемого виночерпием. Во время ужина Анжелика сможет увидеть, как велико, почти бесконечно многообразие форм бокалов: узкие горлышки, удлиненные или выпуклые чаши — все они были важны и помогали с помощью обоняния и вкуса понять тайное послание вина. И хотя она не распознала в белом вине, сопровождающем пулярку, вкус меда и ванили — и что это такое — ваниль? — но зато сумела ощутить в глотке красного вина, которое граф называл «роскошным», аромат влажной земли подлеска, каким он его и описал и который сочетался с грибами, сопровождающими мясо.
Пробуя новое вино, Анжелика прикрывала глаза, забавляясь собственными открытиями, смакуя откровения, которые привлекали ее так же, как неразгаданная тайна.
Ставя свой бокал, она опять ощутила на себе взгляд мужа, и страх снова оказаться в его власти охватил ее, пробудив, словно ото сна. Анжелика тотчас перенесла свое внимание на окружающих ее незнакомых гостей, но никто из них не выглядел напуганным, оказавшись в логове колдуна, напротив, все они восхищались безупречностью его речей. В монастыре урсулинок аббатиса преподавала им искусство вести светские беседы, в которых, согласно занимаемому ими положению, иногда требовалось проявить женский ум и решительность, а порой даже суметь вернуть в границы дозволенного разговор, оскорбляющий мораль или выходящий за рамки приличия. С этой целью девушкам предлагались несколько примерных тем и реплик, которые аббатиса называла «схемами» и которые были просты и немногочисленны, так как согласно общественному мнению совершенство женщины состояло в том, чтобы быть как можно менее болтливой.
Вести беседу? Ну что ж!.. Но прежде ей необходимо лучше узнать достоинства каждого из тех, кто окружал ее и сейчас с благоговением пробовал блюда и вина.
Анжелика обратила внимание на сидящего рядом с графом де Пейраком мужчину лет пятидесяти, который беседовал с хозяином дома с дружеской фамильярностью, что было довольно неожиданно, ведь в отношении к графу остальных гостей Анжелика отметила сдержанность, уважение или даже страх, свойственный скорее королевскому двору. Д'Андижос назвал этого человека и сказал, что он один из лучших друзей графа де Пейрака и занимает пост помощника в Палате по сбору налогов на соль Лангедока. Сборщик налогов.
Никогда Анжелика не смогла бы вообразить, что представитель этого позорного сословия, как говорил ее дедушка, может восседать за столом принцев.
Затем одна из дам, сидящая между седовласым сенешалем[30] и одним из эшевенов[31] Тулузы, довольно красивая и молодая особа по имени Жиральда де Ланзак, захотела объяснить свое присутствие в отеле Веселой Науки, которое стало возможным, как она считала, лишь благодаря милости Неба и ее святых покровителей.
— Мой замок стоит так высоко в горах, что новость о вашей свадьбе, мессир де Пейрак, до меня не дошла, — произнесла она, повернувшись к графу с огорченным видом. — Я благословляю обстоятельства, которые заставили меня покинуть свой дом и позволили сегодня присутствовать на этом празднике.