Имела ли она право любить его так пылко? Быть такой счастливой? Не собирался ли он вскоре оставить ее, отправившись на завоевания других? Напрасно Жоффрей клялся ей, что никогда ни одну женщину не любил настолько, чтобы показывать ей свою лабораторию и беседовать с ней о математике; она относилась к его словам недоверчиво и время от времени начинала ревновать мужа к прошлому, что забавляло его, но втайне восхищало.

Но понемногу все страхи исчезли. Анжелика поверила в то, что их любовь истинна, и приняла ее, как дар, от которого грешно отказываться.

Они связаны одной судьбой, и это не напрасные слова.

* * *

Анжелика поняла, насколько чувствителен был этот дерзкий мужчина, осознала, с каким мужеством побеждал он свои беды и свое увечье. Она восхищалась Жоффреем и тем, что он победил в этой борьбе. Ей казалось, что, будь он красив и неуязвим, она не смогла бы любить его столь страстно. И она хотела преподнести ему самый щедрый дар — ребенка.

Шли дни, и Анжелика стала опасаться, что бесплодна.

Поэтому когда в начале зимы 1658 года она поняла, что беременна, то заплакала от счастья.

Жоффрей не скрывал своего восторга и своей гордости. Этой зимой, когда все пребывали в волнении, готовясь к королевской свадьбе, которая, впрочем, могла и не состояться, но на которую все сеньоры провинции все же надеялись получить приглашение, жизнь во дворце Веселой Науки шла очень спокойно.

Посвятив все свое время работе и молодой жене, граф де Пейрак прекратил светские приемы в своем дворце. Наконец, не говоря об этом Анжелике, он воспользовался отсутствием архиепископа, чтобы усилить свое влияние на общественную жизнь Тулузы, к большому удовлетворению со стороны капитулов и горожан.

* * *

Незадолго до родов чета де Пейрак отправилась в принадлежащий графу маленький замок в Беарне, в предгорьях Пиренеев.

Там на западе, вдали от охваченной жарой Тулузы, царила свежесть, которую приносило океаническое дыхание Большой Атлантики.

По соседству с беарнским замком жила женщина, известная своей мудростью, которой граф пожелал доверить Анжелику.

Ее называли госпожой Изор. Ее отец, член городского правления маленького горного местечка, выбрал это имя, чтобы ей покровительствовала Клеманс Изор, легендарная поэтесса, учредительница «Цветочных игр».

Госпожа Изор обладала влиянием в обществе, все признавали ее ученость и искусность и иногда даже приглашали в местную столицу, город По. Но она не любила путешествовать, поэтому гораздо чаще приходили к ней, ведь госпожа Изор была одной из тех редких женщин, которых допустили к изучению медицины. Она училась в Школе Монпелье, основанной в давние времена арабами и сохранившей с тех пор дух независимости и свободы. Граф де Пейрак знал Изор еще в юности и любил беседовать с нею.

Анжелика осведомилась у служанки Маргариты:

— Я поняла, кто это! У него еще одна молочная сестра?!

— Нет, только я, — сказала Марго, смеясь.

Но она согласилась, что действительно было некое сходство между ней и госпожой Изор, и это качество могло бы помешать их пребыванию в одном доме. Однако причина, по которой Маргарита не сопровождала их в Беарн на роды, была иной.

Анжелика сожалела об этом. Привыкшая к заботе Марго, молодая графиня хотела бы, чтобы сейчас та была рядом. Рассказы и объяснения Маргариты об этом крае не смогли помочь разобраться в личностях или характере местных жителей и переселенцев.

Беарн всегда стремился быть независимой страной.

Сложилось так, что родовые владения графа располагались в одной из трех долин, которые не считали себя принадлежащими ни Франции, ни Испании, и, что еще больше усложняло дело, ни Аквитании, ни Беарну.

Здесь, в горах, на берегу бурного горного потока между ледниками, среди озер и лесов, обитали люди, чьи селения в старину называли «маленькими республиками».

«Чужеземцы», проникающие в их земли, должны быть готовы к множеству трудностей. «Мадам сама убедится в этом на месте», — сказала Марго. Но месье де Пейрак, сеньор фьефа, был там у себя дома и в полной безопасности.

* * *

Анжелика сразу же полюбила все, что она увидела. Впервые в жизни она поднялась на вершину настоящей горы, откуда равнина казалась не только недосягаемой, но и безлюдной.

Уступ за уступом медленно поднимались местные лошади, низкорослые и сильные, несущие багаж, доставленный к самому подножию горы мулами, и Анжелика спрашивала себя о том неведомом, что, казалось, готовил им каждый новый поворот восхождения.

Словно слившись с горой, основательно выстроенный маленький замок стоял на открытом выступе у края пропасти. Путешественники поднимались по левому склону и попадали во двор, хорошо защищенный окружавшей его крепостной стеной. Между двумя башнями, из которых более массивная называлась донжоном, находилось главное здание — два этажа жилых комнат. Нижний этаж, по обычаю этих мест, предназначался для скота. Сейчас там находилось лишь несколько овец и две коровы, а остальное стадо увели на верхние пастбища, за пределы густого леса, где встречались медведи.

Суровость этого закрытого от остального мира края смягчал открытый и общительный нрав местных жителей, никогда не сидевших на месте: летом и зимой они перегоняли в горы овец, делали сыры или перевозили товары. Повседневная жизнь жителей долин протекала в праведном труде и в обсуждении новостей…

Госпожа Изор, которая жила в маленьком поселке, расположенном у подножия замка, держала все в своих руках и сохраняла равновесие между сильной протестантской верой и необходимой видимостью католичества.

По вечерам, беседуя у камина, геройство приписывали и войскам мессира де Монморанси, и армиям мессира де Рогана[126].


Времена Религиозных войн — к счастью, угасших — явили в равной степени как свидетельства мужества, достойного первых христиан, так и примеры позорной жестокости. Примирение состоялось только потому, что люди хотели жить вместе в мире и согласии — и у остроконечных вершин заснеженных гор, и в плодородных долинах.

Только на вершине этих гор Анжелика осознала смысл слов, которые она когда-то прочитала или слышала на занятиях по богословию: «И тебя вывел бы Он из тесноты на простор, где нет стеснения»[127].


Никакое другое место не могло подойти лучше для события, которое скоро должно было произойти. Жоффрей был прав, когда привез ее сюда.

По винтовой лестнице, как в Монтелу, Анжелика поднималась на вершину донжона и вдыхала живительный воздух. Ее взгляд терялся в глубоких пропастях или поднимался туда, где парили орлы. Близость между супругами казалась еще совершеннее и безмятежнее. У них снова появилось время для уединенных встреч наверху донжона или долгих вечерних бесед у камина.

Присматривая за Анжеликой, госпожа Изор представила ей несколько молодых крестьянок, которые составят «дом» маленького сеньора, так как, руководствуясь своим богатым опытом акушерки, она полагала, что, скорее всего, родится мальчик. Все девушки в капюшонах из малинового атласа пришли поприветствовать мадам графиню.

Устроившись в замке незадолго до родов, они разговорами отвлекали Анжелику от ожидания, которое уже начинало ее тяготить; она любила слушать их рассказы об этой земле, о ее прошлом и настоящем.

Когда-то это была Аквитания, «Страна Вод», провинция, более всех любимая римлянами, которые ценили ее и дали имена ее рекам и множеству горячих целебных источников. Кроме того, весь мир знает, что женщины под небесами Лангедока и Аквитании вечно красивы, вечно молоды и вечно любимы. При этом вспоминали об удивительной судьбе великой герцогини Алиеноры[128], наследницы Аквитании, сначала королевы Франции, а затем королевы Англии. Ей было около сорока пяти лет, когда она родила своего восьмого ребенка или десятого, если еще считать двух девочек от короля Франции — Людовика VII. Это доказывало, что второй супруг Алиеноры, король Англии Генрих II Плантагенет, и в сорок пять лет находил ее великолепной и желанной, хотя сам был десятью годами моложе своей королевы.

Анжелика удивилась, узнав, что любимым городом и столицей герцогства Алиеноры был Пуатье. Ее двор, согласно хроникам, был местом встреч писателей и поэтов, которые говорили на самых разнообразных языках: «Ок, ойль, бретонский, кастильский, баскский или арабский». Анжелика изумилась, ведь она видела совсем другой облик Пуатье. Значит, время и испытания меняют лица провинций и городов?