Анна Голон - Анжелика. Тулузская свадьба

Она потерлась щекой о теплые, пахнущие фиалкой волосы Жоффрея, которые были еще влажными после дождя и завивались колечками.

— Если бы вы могли помочь мне вспомнить… Но это невозможно. Если бы я только вспомнила, то, кажется, поняла бы, откуда исходит опасность.

— Нет никакой опасности, моя красавица. Рождение Флоримона совсем расшатало ваши нервы.

— Я вижу комнату… — продолжала Анжелика с закрытыми глазами. — Принц Конде спрыгнул с постели, потому что в дверь постучали… Но я не слышала стука. Принц накинул халат и крикнул: «Я с герцогиней де Бофор…» Но в глубине комнаты слуга все же открыл дверь и ввел монаха в капюшоне. Этого монаха звали Экзили[134]…

Она внезапно замолчала и посмотрела прямо перед собой отсутствующим взглядом, напугавшим Жоффрея.

— Анжелика! — воскликнул он.

— Теперь я вспомнила, — сказала она бесцветным голосом. — Жоффрей, я вспомнила… Слугой принца Конде был… Клеман Тоннель.

— Вы сошли с ума, дорогая, — рассмеялся граф. — Этот человек несколько лет служил нам, и вы только сейчас заметили сходство?

— Я видела его мельком, в полутени. Но это побитое оспой лицо, эти вкрадчивые манеры… Нет, Жоффрей, теперь я уверена, это был он. Теперь я понимаю, почему все время, пока он жил в Тулузе, я порой испытывала необъяснимую тревогу. Помните, как вы сами однажды сказали: «Самый опасный шпион тот, которого не подозреваешь»; и вы чувствовали, что в доме есть шпион. Так это был Клеман Тоннель.

— Вы слишком впечатлительны для женщины, которая интересуется науками.

Он погладил ее лоб.

— Нет ли у вас небольшого жара?

Она покачала головой.

— Не смейтесь. Меня мучает мысль, что этот человек следит за мной уже долгие годы. Кому он служит? Принцу Конде? Фуке?

— Вы никому не рассказывали о том происшествии?

— Вам… один раз, и возможно, он нас слышал.

— Все это было так давно. Успокойтесь, мое сокровище, мне кажется, что вы просто придумываете себе причины для тревоги.

Жоффрей еще долго ее успокаивал, и понемногу ее напряжение ослабло под его ласками и нежными словами. Она наконец смогла улыбнуться.

Мелодичный голос убаюкивал ее, окутывая волшебным очарованием.

Он был здесь этим вечером, и теперь все казалось понятным, все внушало доверие, и она была счастлива. Одна только мысль, что он мог приехать лишь завтра, удручала ее, невероятно тяготила. Никогда! Никогда она не сможет жить без него!

Но и Жоффрей чувствовал эту новую потребность быть вместе. Он говорил о том, как сильно ему ее недоставало и что дворец Веселой Науки утратил без Анжелики тот свет, который дарила ее красота, само ее присутствие. Он шутил над нетерпением, мучавшим его вдали от жены, а она читала в его сияющем взгляде ту радость, то удовольствие, которое он испытывал, вернувшись к ней.

Снаружи свирепствовала буря. Яростно свистел ветер, и дождь хлестал в окно.

Но для них, отгороженных от мира этой бушующей стихией, счастье обнимать друг друга и сознавать, что они любят и любимы, становилось еще более чудесным.

История нашего знакомства с романом-потоком[135] Голон, как и с экранизациями отдельных его томов, право же, курьезна. Знакомство это началось с того, что в 1968 году мы увидели на наших экранах «Анжелику и короля». Затем нам показали экранизацию первого тома, а в 1971 году издательство «Прогресс» познакомило нас с ее первоисточником, за которым последовал перевод седьмой книги.

Спустя семнадцать лет после выхода на экраны СССР «Анжелики и короля» — третьего из пяти фильмов, поставленных по роману Голон Бернаром Бордери, кинопрокат предоставил нам возможность посмотреть снятый в 1964 году второй фильм, «Великолепная Анжелика», назвав его «Анжелика в гневе». И наконец, еще через год — четвертый и пятый фильмы, объединив (и соответственно сократив) их под названием «Неукротимая маркиза». Годовалые младенцы за это время успели стать совершеннолетними людьми. Люди среднего возраста — выйти на пенсию… Подробности виденных ранее фильмов были забыты, а если иной раз где и мелькали эти картины, то только порознь и, как правило, в порядке, нарушающем композицию.

То же касается и публикации отдельных томов, выхода которых на русском языке дожидалась читающая публика: переводы были безграмотны до нелепости и безобразны по объему сокращений.

Понятно, что при таких условиях трудно было уловить смысл литературного произведения и его экранизации. Отсюда — пренебрежение многих читателей и зрителей. И это тем более естественно, что отечественная критика приложила немало усилий для создания у нас превратного впечатления как об этих фильмах, так и о книгах.

Правда, автор преди- и послесловия к книгам, вышедшим у нас в семидесятые годы, А. Эпштейн, предпринял попытку серьезного их анализа, которая была тут же высмеяна в прессе: говорить дурно об «Анжелике» стало уже хорошим тоном. Отчаянные усилия автора этих слов остановить оголтелый вой известных критиков были тщетны: редакции слали отписки — от сдержанно-бюрократических до хамовато-фамильярных.

Между тем несостоятельность скоропалительных оценок именитых писак была очевидна.

Как до горечи верно заметил когда-то Ю. Б. Борев, «критики часто рассуждают о произведении без всякого понимания его типа и его особенностей». Между тем, по словам Пьера Декса, автора замечательного исследования жанра романа, — «странная и удивительная вещь то глубокое доверие, которое романист должен питать к тем, кому он адресует свое произведение»[136].

Стараясь оправдать это доверие, мы и подошли к анализу романа Голон. На такое же доверие со стороны читателя мы рассчитываем, излагая свои соображения об этом произведении.

Как известно, 19 декабря 1921 года в Тулоне, в семье морского офицера Пьера Шанжё родилась дочь Симона. Творческое начало было свойственно ее родителям. Мать девочки была блестящей пианисткой, а отец занимался научными исследованиями в области военной техники. Их дочь написала свой первый рассказ, едва научившись писать. А в восемнадцать лет опубликовала первую книгу. С тех пор она не прекращала сочинять. Одна из двух последующих книг стала бестселлером. Кроме книг, были сценарии для кино, работа по организации журнала «Франс».

Через два года Симона получила литературную премию за приключенческий роман для юношества, опубликованный под псевдонимом Жоэль Дантерн. Это дало ей возможность отправиться в большое путешествие. Она избрала франкоязычное Конго, чтобы сделать серию репортажей для французских газет.

Однажды ей пришлось брать интервью у Всеволода Сергеевича Голубинова, сына русского консула в Персии. Голубинов родился 23 августа 1903 года. Когда началась революция, его семья бежала во Францию, а Всеволод, учившийся тогда в Севастополе, тоже бежал, выдав себя за лавочника. Кроме французского, на котором говорил бегло, как любой русский аристократ, Голубинов знал еще добрых полтора десятка языков. Он был прекрасным спортсменом, геологом, химиком. Он искал золото в Китае, Бирме, Индии, Сиаме, Тибете и, наконец, в Африке, где и пересеклись судьбы будущих супругов…

Незаурядная натура Всеволода настолько увлекла молодую журналистку, что вскоре там же, в Африке, она вышла за него замуж.

И теперь уже вместе они путешествовали на лошадях, в лодке, на автомобиле и пешком. А в 1952 году, с началом войны африканских народов за независимость, вернулись во Францию.

К 1954 году у Симоны Шанжё вышло шесть книг, а также множество статей и сценариев (под разными псевдонимами), у В. С. Голубинова — одна (под псевдонимом Серж Голон). Совместно написали две книги, но успех их был невысок. И тогда издатель предложил обратиться к историческому роману.

Поначалу супруги встретили эту идею скептически, но все же решили обдумать предложение… Они не знали, что им суждено создать один из самых популярных романов XX века…

Вглядимся в общественную жизнь Франции, философию, культуру этого периода.

То было время противоречий Четвертой республики, в недрах которой зарождалась Пятая республика генерала де Голля.

Колониальная война во Вьетнаме, а сразу после нее — в Алжире. Несоответствие потенциальных возможностей страны ее положению в послевоенном мире.