— Почему? — спокойно спросил он.

— Потому что все это произошло слишком быстро. Когда я встретила тебя, на моем свидетельстве о разводе еще не высохли чернила. Я была испугана и одинока и бросилась к тебе, ни о чем не думая. Это было слишком поспешно. Я сделала ошибку и теперь за нее расплачиваюсь.

— Мне нечего тебе на это сказать.

— Мне надо побыть одной, чтобы я могла подумать. Когда ты рядом, ты оказываешь на меня слишком большое влияние, — сказала Лес и в возбуждении прошлась пальцами, как гребнем, по волосам. — Просто уходи! Уходи и оставь меня в покое. Ты мне больше не нужен. Я не желаю видеть тебя здесь! Что я еще должна сказать, чтобы заставить тебя уйти?

— Ничего.

Рауль, застывший на месте как вкопанный, двинулся к шкафам.

— У меня не уйдет много времени на сборы.

Лес прихватила с собой бутылку с виски и ушла в гостиную. Она изо всех сил пыталась напиться до бесчувствия, но была еще в сознании, когда Рауль вышел за дверь с чемоданом в руке. А Лес еще долго и горько рыдала, оплакивая прошлое и всю боль, которую оно принесло.


Минуло несколько недель, но мучительная боль не утихала. Виски сделалось единственным товарищем и утешителем Лес, встречая ее по утрам, разделяя ее страдания днем и убаюкивая по ночам. Она редко выходила из дома и отказывалась отвечать на все звонки. Чаще всего она не утруждала себя тем, чтобы одеться или причесаться. Просто сидела, думала и вспоминала. И пила.

Теперь, когда она оглядывалась на прошлое, многие события приобретали для нее новое значение. Она вспоминала тот день, когда Роб вошел в номер отеля в Буэнос-Айресе и застал ее с Раулем. Какой обиженный и оскорбленный был у него вид, когда он выскочил из комнаты, и как преобразился после возвращения. Веселый, оживленный, все понявший и простивший. Тогда он наверняка был под действием кокаина, но она даже не задумалась о такой полной смене его настроения. Наоборот, почувствовала облегчение…

Сколько их было, таких же случаев… Теперь она по-новому взглянула на его дружбу с Тони. А то, что он после возвращения из Аргентины постоянно пропадал в конюшне? Разве это не должно было ее насторожить?

И она вновь тянулась к стакану.

Случались редкие моменты, когда Лес понимала, что должна ради Триши взять себя в руки, но она никак не могла сделать над собой этого усилия. Она потеряла сына. А Триша в ней не нуждается. И никогда по-настоящему не нуждалась. Сейчас дочь слишком далеко, чтобы это имело хоть какое-то значение.

Двигаясь с напряженной осторожностью, Лес спускалась по лестнице в прихожую, постоянно хватаясь за перила, чтобы удержать равновесие. На полу у входной двери стояли чемоданы. Лес уставилась на них в смутном замешательстве.

— Эмма, — позвала она и услышала в галерее торопливые шаги.

Повернувшись, она увидела секретаршу, входящую в прихожую. Лес нахмурилась еще сильнее. Эмма была одета словно для выхода — в светлый костюм и шляпу. Лес вновь глянула на багаж у двери и потерла лоб, стараясь собраться с мыслями.

— Разве уже пришло время вашего отпуска?

— Нет. — На лице у женщины застыло выражение, которое Лес всегда называла «не-допущу-никакого-вздора». — Я уволилась. Я отдала вам заявление две недели назад. Сомневаюсь, что вы в то время были достаточно трезвы, чтобы понять, о чем идет речь. Поэтому я взяла на себя смелость уведомить миссис Кинкейд о своей отставке. Уверена, что она подыщет кого-нибудь другого, кто займет мое место.

— Вы уезжаете? Но вы не можете так поступить! — воскликнула ошеломленная Лес.

— Я не устраивалась к вам сиделкой и барменом. Три месяца я ждала, пока вы справитесь со своим горем, но вы, как оказалось, предпочитаете упиваться жалостью к себе. Вы не единственная женщина, потерявшая любимого человека. Жизнь продолжается. И я не собираюсь загнивать здесь с вами. Я секретарь и домоправительница. Не хочу, чтобы мое умение пропадало понапрасну. Мне нужно то воодушевление, которое дает настоящая, трудная работа.

— Вы не можете уйти. Что я буду делать без вас?

Лес действительно не могла представить себе дом без спокойной, умелой и надежной Эммы Сандерсон.

— Предлагаю вам идти работать.

— Что?

— Я хорошо понимаю, что вы из семейства Кинкейд и что мой совет мало вам подходит, — ответила Эмма с некоторым раздражением из-за того, что ей приходится об этом упоминать. — Но человеку, потерявшему кого-то очень любимого, нужна работа, по-настоящему увлекательное занятие. Я не говорю, что это уменьшает боль и горечь утраты. Но это удерживает от полного погружения в себя, и постепенно человек начинает справляться со своим горем. Да, было бы лучше всего, если бы вы нашли себе какую-нибудь работу.

— Работу? Можете вы себе представить, чтобы Лес Кинкейд-Томас искала работу? — Сама мысль об этом казалась нелепой, и Лес не могла удержаться и не посмеяться над ней. — Боже мой, вот это совет!

— Я была уверена, что вы сочтете его смешным, — натянуто произнесла Эмма.

— Скажите по совести, Эмма, вы сами в это верите? — Лес еще помнила, какую испытала горечь, когда Триша однажды сказала, что ее жизнь состоит в том, чтобы никогда ничего не делать. — Какая у меня профессия? Что я смогу делать? Наняться к кому-нибудь секретарем?

— Почему бы и нет, если вас это заинтересует? Работа должна доставлять удовольствие, что бы вы ни делали: стряпали, следили за садом или… — Эмма внезапно замолкла и вздохнула. — Я понапрасну сотрясаю воздух. Вы, вероятно, недостаточно трезвы, чтобы запомнить эту беседу. До свидания, Лес. Мне нравилось, как мы с вами в прошлом хорошо сработались. Миссис Кинкейд любезно согласилась дать мне рекомендацию, так что вы можете себя этим не утруждать.

Лес смотрела, как Эмма поднимает чемоданы и один за другим выносит за дверь. Подкатило такси, и водитель загрузил ее пожитки в багажник. Лес подошла к двери.

— Стало быть, вы действительно уезжаете? — пробормотала она.

— Да. Мне очень жаль, — сказала Эмма и села в машину.

Проводив взглядом удаляющийся автомобиль, Лес медленно закрыла дверь и повернулась лицом к окончательно опустевшему дому. Все ее покинули — Джейк, Эндрю, Роб, Триша, Рауль. Или она сама прогнала их прочь?

В голове не было ни единой мысли. Только громко стучало сердце.

Лес побрела в гостиную и вдруг застыла на пороге. Она опустила глаза на халат, заляпанный винными пятнами. Руки поднялись к спутанным волосам. Время уже за полдень, а она даже не попыталась одеться.

Работа. Она громко рассмеялась над советом, который Эмма преподнесла ей на прощанье. Да кто возьмет на работу такую половую швабру? «Любое дело, которое доставляет вам удовольствие». Испытывала ли она когда-нибудь удовольствие от работы? Что было в ее жизни, кроме дома, семьи и общественных комитетов? И все же было несколько дел, которые давали ей настоящее наслаждение, — помощь Робу с пони для поло, охота на лис в Вирджинии, работа с Джейком на Хоупуортском конном заводе.

Хоупуортская ферма. Глаза Лес наполнились слезами, когда она вспомнила беззаботные дни детства в родительском доме. Она оглядела прекрасно обставленную комнату. Какая пустота! Ни жизни, ни любви.

И она поняла, что здесь ее ничто не держит. Торопливо убыстряя шаги, она вошла в библиотеку и направилась прямо к телефонному справочнику на письменном столе. Открыла желтые страницы со списком авиалиний, подняла телефонную трубку и набрала номер.

— Отдел заказов? Да, я хотела бы знать, какие у вас есть рейсы в Вирджинию. Ричмонд.


Десять дней спустя Лес позвонила в дверь материнского дома на побережье. Вышла служанка и проводила ее на застекленную террасу. Одра сидела над грудой корреспонденции. Увидев дочь, она подняла на лоб очки.

— Здравствуй, Одра, — сияюще улыбнулась Лес. Ее каблучки выстукивали звонкую дробь по каменным плиткам пола.

— Лес? — Одра встала, чтобы поздороваться с дочерью. — Я думала, что ты в Виргинии.

— Я была там, — Лес быстро обняла мать, чмокнула в щеку, отошла и, обхватив плечи руками и пытаясь унять снедавшее ее нетерпение, сказала: — Видишь ли, я приехала к тебе прямо из аэропорта.

— Поездка явно пошла тебе на пользу, — заметила мать. — Ты просто лучишься здоровьем.

— Я и вправду чувствую себя лучше, — признала Лес.