Старый дворик, маленький, окруженный со всех сторон домами, казался серым и неухоженным. Везде валялись груды мусора и битые кирпичи. Поломанные скамейки, вытоптанные цветники. Возле входа в парадное – перевернутый мусорный бак и рваный матрац.
Тяжело вздохнув, Лена посмотрела на дом, который был как минимум ровесником Октябрьской революции.
Непонятного цвета, с облупившейся на стенах штукатуркой, дом выглядел неухоженным и очень обветшавшим. Четыре этажа здания украшали пафосные античные колонны с обвалившимися вензелями. Все балконы дома были завалены хламом, давно утратившим свою первоначальную ценность.
Весь этот бедлам украшали гирлянды разноцветного белья, от которого до одури несло хлоркой. Из открытых окон слышались детские крики и озорная песня Аллы Пугачевой, стук посуды и грубая мужская брань. Дом жил своей полноценной жизнью.
Опустив голову, Лена с грустью вышла на улицу.
До начала работы оставалось достаточно времени. Можно было спокойно подумать над тем, как быть дальше. Потому что решать свои проблемы она давно уже научилась сама. Нет, родители ее не забывали. Все это время они настойчиво просили, чтобы она вернулась домой. Сначала они ждали, думали, что она испугается трудностей, попросит прощения и придет сама. Затем стали просить, а позже – угрожать. Но Лена была непреклонна. Хотя в глубине души ей все-таки было их жаль. Однако простить предательство, поломанную жизнь парня она не могла.
Палладин-младший тоже не раз давал о себе знать. Наверное, он все-таки ее любил. Скромно и как-то по-своему. Несколько раз Владимир приходил к ней в университет. Приглашал погулять, сходить в кафе. А недавно, уже под вечер, Палладин пришел в детский сад. Бледный, поникший, хмурый. Правда, с огромным букетом роз. Волнуясь, Владимир просил у нее прощения. Все время твердил, что он во всем виноват. Говорил, что он трус и подлец. Лена поняла – он все знал. Но ей теперь было все равно.
Так она и жила. Скромно, но достойно. Одиноко, но в любви. С радостью ходила на работу, иногда засиживаясь там до позднего вечера. Получала и отправляла письма. И ждала. Верно, преданно, терпеливо. И, что бы в ее жизни ни происходило, она все делала ради одного-единственного человека – Григория.
Задумавшись, Лена не заметила, как зашла в помещение детского садика. Начался новый трудовой день. Приходили и уходили родители. Раздевшись, в группу влетала счастливая детвора. Кто-то бежал к игрушкам, кто-то спешил обнять ее, кто-то взахлеб рассказывал историю о Бармалее и сказочной принцессе. Веселые крики перекрывал чей-то горький плач. Улыбнувшись, девушка побежала на кухню. Пора было начинать завтрак.
Расставив на столах тарелки, Лена с умилением смотрела, как малыши едят. Неожиданно в зал забежала молодая женщина – Галина, методист детсада.
– Бондаренко, тебя срочно к телефону! – выкрикнула она. – К заведующей беги!
Немного удивившись, Лена поспешила на первый этаж. За все время работы ей никто сюда не звонил. Сердце предательски сжалось в дурном предчувствии. Девушка понимала: что-то произошло. Но кто мог звонить ей сюда? Переведя дыхание, она остановилась возле двери заведующей и решительно постучала в дверь.
– Можно? – заглянув в кабинет, вежливо спросила она.
– Да, деточка, заходи! – любезно пригласила дама, сидящая за столом. Расплывшись в доброжелательной, милой улыбке, она кокетливо подняла бровь.
Лилия Борисовна Мосиенко была красивой, элегантной блондинкой бальзаковского возраста и пионерской души. Этот неординарный микс в равной мере притягивал к ней и пожилых воспитателей, и молоденьких нянечек. К каждой из них у нее был свой подход. С кем-то, ударившись в воспоминания, она затягивала: «Цвiте терен…», а с кем-то, махнув коньячка, лихо выплясывала под зажигательную музыку «Modern Talking». Умная, тактичная, она никогда не лезла в душу, пытаясь выведать чьи-то тайны. Свои секреты сотрудники рассказывали ей сами. Многие шли к ней за советом и даже за помощью. Кто-то плакался на нерадивого мужа, кто-то на выжившую из ума свекровь, а кто-то просил совета в том, как найти любовь.
– Простите, Лилия Борисовна, я могу поговорить? – поинтересовалась Лена, бросив взгляд на тумбочку, стоящую возле окна.
– Да, конечно! – бодро ответила заведующая и быстро встала из-за стола. – Пожалуйста, говори. Мне как раз надо выйти.
– Спасибо! – радостно выкрикнула девушка и, не дожидаясь ответа, схватила трубку: – Я слушаю! Алло! Да!
На том конце провода молчали. Затем послышался далекий противный треск.
– Аленушка, Аленка, ты слышишь меня? – услышала она родной и до боли знакомый голос. Голос ее Гриши. – Аленка, это я!
Сердце девушки бешено забилось. Никогда раньше Калетник ей не звонил. Значит, что-то произошло.
– Да, Гришенька, слышу! Я слышу тебя! У тебя что-то случилось? Почему ты звонишь?
В трубке снова послышалось шипение, какой-то стук, а затем звон.
– Алло, Гриша, тебя не слышно! – отчаянно крикнула Лена. В глазах девушки блеснула слеза.
– Да, да, Аленушка, я тут! Это коммутатор наш барахлит, – выкрикнул парень. – Не волнуйся, у меня все хорошо! Скажи лучше, как у тебя дела?
– Гриша, – дрожащим голосом перебила девушка. – Почему ты звонишь? Не темни!
В трубке послышался тихий вздох.
– Звоню, потому что письмо не успеет дойти. Через неделю меня забирают в Афганистан, – немного взволнованно сказал он. – Аленка, ты можешь прилететь ко мне в Фергану? У меня осталось всего восемь дней.
Сердце девушки сжалось и пропустило удар. Тем не менее она спокойно и уверенно ответила:
– Да. Я прилечу.
– Хорошая моя! Спасибо, что не отказала. Если бы ты знала, как я соскучился по тебе! Деньги за билеты я, безусловно, верну. Прости за хлопоты. Но я больше жизни хочу видеть тебя!
Лена молчала. Казалось, на какое-то мгновение она перестала дышать, руки и ноги ее дрожали. Не шевелясь, девушка смотрела в окно.
– Лена! – выкрикнул Калетник. – Ты слышишь меня?
– Да, – тихо, чуть слышно ответила она. Вдохнув поглубже, постаралась прийти в себя.
– Лучше всего лети самолетом в Ташкент, оттуда – в Фергану. Ты можешь взять ручку и все записать? – торопливо заговорил он. – Пожалуйста, быстрей, нас могут разъединить!
– Да. – Девушка повернулась к столу заведующей и оторвала в календаре листок. – Говори!
– Пиши: улица Карла Маркса, 8, квартира 5. Это рядом с Домом офицеров. Спросишь Гульнару Андрейченко. Она будет тебя ждать. Прости, но я не встречу тебя. Не смогу. Возьми в аэропорту такси. Да, на всякий случай телефон Гульнары – пишешь? – 2-48-33. Записала? – снова выкрикнул Гриша.
– Не волнуйся, Гришенька! Я все записала. Через два дня буду! – собрав последние силы, скороговоркой, на одном дыхании ответила девушка.
– Аленушка, я тебя очень люблю! – радостно выкрикнул парень. – И жду! Моим ничего не говори. Целую! Пока!
– Люблю! Пока! – повторила Лена.
В трубке послышались короткие въедливые гудки.
Словно застыв, Лена стояла у окна. Минуту, две, три. То, что она услышала, привело ее в настоящий шок. Страшное, обжигающее разум слово «Афганистан». Афганистан – значит война. Война – значит смерть. Да, это честь – исполнить интернациональный долг. Но в прессу все больше и больше просачиваются сообщения о том, что эта война была не нужна. Все чаще и чаще рассказывают о том, сколько в Афганистане погибло наших ребят. Передернув плечами, девушка постаралась отогнать от себя навязчивые, тревожные мысли. Нет! У Гриши все будет хорошо.
Размышления Лены прервала Лилия Борисовна.
Отворив дверь, заведующая зашла в кабинет.
– Деточка, что-то случилось? Ты поговорила? – взволнованно спросила она и внимательно посмотрела на девушку. – Да на тебе лица нет!
Опустив голову, Лена молчала.
– Моего жениха забирают в Афганистан, – тяжело вздохнув, наконец ответила она. – Мне ваша помощь нужна.
Заведующая медленно подошла к ней и обняла за плечи.
– А ну-ка, сядь! Чем я могу тебе помочь, говори!
– Мне нужен отпуск за свой счет. Мне нужно срочно лететь в Фергану.
Ничего не говоря, заведующая вытащила из стола пачку сигарет и подошла к окну. Сделав затяжку, слегка прищурила правый глаз.
– Ну что ж. Раз надо, значит, надо. Я отпущу тебя просто так. Отпуск мне не пропустят в гороно. Потом отработаешь на подмене. Идет?
– Идет! Да! – слегка улыбнувшись, воскликнула девушка. – Спасибо вам огромное!