– Так, 18 августа. На литр кипятка положить, – читала вслух Лена, внимательно всматриваясь в рецепт засолки, написанный на листке.

Вдохнув тяжелый горячий воздух, Лена открыла окно. Несмотря на то что август подходил к концу, на улице стояла жуткая жара. В квартире было невозможно дышать, не то что закрывать огурцы. Став напротив окна, она почувствовала сквозняк и вытерла фартуком лицо.

Неожиданно ей показалось, что она услышала плач. Тихо, на цыпочках, Лена поспешила в детскую. Беспечно раскинув руки, Наташка спокойно спала. Облегченно вздохнув, молодая мама облокотилась на кроватку. Забыв о маринаде, она восторженно смотрела на свою дочку. От красивой, как ангелочек, девчушки невозможно было оторвать глаз. Натка была невероятно похожа на своего отца. Казалось, что девочку срисовали с Гриши.

В этот момент раздался телефонный звонок. Медленно, стараясь не греметь, молодая женщина закрыла дверь детской и выбежала в коридор.

– Слушаю! – прикрывая трубку рукой, ответила Лена.

– Где тебя черт носит? – вместо приветствия прозвучал грубый вопрос. Голос в трубке отдаленно напоминал голос ее отца. Потом что-то зашипело, застучало и послышались протяжные автомобильные гудки. По-видимому, звонок был из телефонного автомата. – Почему так долго не подходишь к телефону?

– Пап, это ты? – на всякий случай поинтересовалась Лена, привыкшая к другой, более налаженной связи.

– Дожился! – рявкнул Борис Евгеньевич командным тоном, но его голос снова слился с гудком проезжающего автомобиля. – Сейчас ты не узнаё́шь мой голос, а скоро и меня перестанешь узнавать!

В трубке снова что-то затрещало.

– Пап, у тебя что-то случилось? – немного взволнованно спросила Лена. Теперь она ни на секунду не сомневалась в том, что это ее отец. – И вообще, тебя очень плохо слышно!

– Хватит! – бесцеремонно перебил ее Борис Евгеньевич. – Напрягись и слушай меня внимательно. Я специально звоню из автомата. Все мои телефоны на прослушке. Короче, в стране беда. Слышишь, дочка, большая беда! Союз под угрозой. Через час я лечу в Москву. И все это благодаря этой гребаной перестройке и демократии! Горбачев заблокирован в Форосе. Дача Ельцина окружена. Правда, он пока на свободе. Но его наши боятся больше, чем Горбачева. Он непредсказуем. Знаешь, каких дел он может натворить!

– Папа, ты не шутишь? – Голос Лены дрожал от волнения. – Это же огромный риск.

– Не переживай! Мы все предусмотрели. В Москву едут около четырехсот танков! КГБ, «Альфа», дивизия Дзержинского тоже на нашей стороне. Что будет дальше, не знаю. В Киеве тоже неспокойно. Сегодня вечером к нам прилетает представитель новой власти – Варенников. Боевой генерал, прошедший Отечественную и Афганскую войну, он быстро здесь всех в чувства приведет. ЦК раскололся. Кравчук пока выжидает, молчит. На стороне новой власти Гуренко, Санин, Палладин. Я, как и многие наши однопартийцы, тоже в этом ряду. Я не могу предать своих идеалов! Я ради этого, дочка, жил! Партия для меня все! Ты согласна со мной?

– Не знаю, – задумчиво прошептала Лена. То, что она услышала, повергло ее в шок.

– Дура! – взвился отец. – Понимаешь, еще чуть-чуть – и великая, огромная страна превратится в руины. Если мы подпишем Союзный договор, мы разрушим страну. Почти все республики хотят выйти из состава Союза! Независимости все захотели! Запомни: ветвь, вздумавшая отделиться от ствола дерева, обречена на высыхание! Мы не должны этого допустить.

Отец на минуту замолчал. Сквозь автомобильный шум было слышно его тяжелое, прерывистое дыхание.

– Почему ты молчишь? – вкрадчиво поинтересовалась девушка.

– Дочка, – как-то тихо, обреченно пробормотал Бондаренко. – Я чего звоню? Думаю, сегодня вечером или завтра утром вся страна узнает о том, что произошло. Но ты пока… понимаешь, ты это… никому!

– Угу, – испуганно протянула Лена.

– Так вот, если со мной что случится… – Отец замялся и снова засопел в трубку. – Всякое может быть! Можешь смело говорить о наших разногласиях. О том, что ты не поддерживала моих позиций. Если мы проиграем, передачи носить тебе не придется.

– Пап, да ты что? – возмущенно выкрикнула она. – Не смей так говорить! Думаю, все будет хорошо. Ты только себя береги! И, пожалуйста, позвони мне или маме, хотя бы два слова скажи. Дай о себе знать. Хорошо?

– Хорошо, – тяжело выдохнув, ответил Борис Евгеньевич. – Позвоню. А ты к матери зайди, проведай ее, успокой. А то не дай бог давление у нее подскочет. Короче, я надеюсь на тебя. Пока!

– Пока, – задумчиво ответила Лена и положила трубку.


Всю ночь Лена не спала. Ворочаясь с боку на бок, она не могла найти себе места. Больше всего она переживала за отца. Прилетев в Москву, он, правда, перезвонил. Отчитался, что долетел нормально, и все. Как и обещала, вечером вместе с Наткой Лена пошла к маме. Оксана Андреевна была очень плоха. Закрыв глаза, она даже не хотела говорить. Сказала лишь, что боится за отца. Что он очень рискует и может все потерять. Так и не успокоив мать, Лена вернулась домой. Вовы дома еще не было. Пришел он поздно и сказал, что еще утром все знал. Включив телевизор, они ни на минуту не отходили от экрана, ждали новостей. Но, кроме «Лебединого озера», там ничего не показывали.

Утром 19 августа по радио прозвучало заявление советского руководства. Лена с ужасом услышала, что в стране введено чрезвычайное положение и создано ГКЧП[4]. Отменив все развлекательные передачи, с экрана телевизора сообщили о нездоровье Горбачева, затем о том, что обязанности президента будет исполнять Янаев. В стране началась паника. Вслушиваясь в эти слова, девушка больше всего боялась, чтобы не пролилась кровь, чтобы ничего не угрожало отцу. Но уже к вечеру Лена поняла, что сохранить новую власть не удастся. Их проигрыш был предрешен.

Ельцин, тот, которого так боялся отец и его соратники, новую власть не поддержал.

С замиранием сердца девушка смотрела, как с экрана телевизора показывали ввод войск в Москву. С неистовым ревом к Белому дому ехала бронетехника Тульской и Таманской дивизий. К полудню на Манежную площадь начали прибывать первые колонны демонстрантов. К счастью, их никто не разгонял. Ощущая поддержку народа, к протестующим вышел Ельцин. Поднявшись на танк, он зачитал свое обращение, в котором назвал действия ГКЧП переворотом. Слава богу, в Киеве пока было тихо.

Не успела Лена покормить Наташку, как позвонил муж. Владимир взволнованно сообщил, что в центре Москвы начались столкновения. Захватив два троллейбуса, демонстранты перегородили Тверскую и начали устанавливать баррикады возле Белого дома. Сердце девушки сжалось и пропустило удар. Не отходя от телефона, она ждала звонка от отца. Но Борис Евгеньевич не звонил. К вечеру позвонила Оксана Андреевна. Убитым голосом женщина сказала, что на сторону Ельцина начали переходить войска. Противостояние росло.

На следующий день Лена узнала о митингах в Ленинграде и Москве. Девушка понимала, новая власть поддержки народа не нашла. Понимая, что скоро ГКЧП будет конец, теперь она думала лишь об отце. К своему удивлению, именно сейчас она поняла, что, несмотря на их распри, она любила его. Все-таки Борис Евгеньевич был ей родным отцом. Человеком, который дал ей жизнь, который ее воспитал. Да, между ними частенько возникали конфликты, но он любил ее. По-своему любил. Он все делал ради нее. Хотя партию свою, как стало теперь понятно, он любил больше всего. Она дала ему власть. А властью он жил.

Задумавшись, Лена услышала, как зазвонил телефон.

– Слушаю! – взволнованно выкрикнула она.

– Доченька, здравствуй, – услышала она непривычно тихий голос Оксаны Андреевны.

– Здравствуй, мам, – осторожно ответила Лена и напряглась. – Как у тебя дела? Что нового?

– Лена, звонил папа. У него все хорошо, – неуверенно проговорила она и тяжело вздохнула. – Прошу тебя, никуда не выходи из дома.

– Почему? – насторожилась девушка.

– У нас тоже начинается бардак. Черновол хочет собрать парламент. Кравчук разрешения не дает. Харьков тоже начал митинговать. В Западной Украине поднялись националисты, во Львове вообще что-то непонятное. Стараясь друг друга опередить, там каждый час меняют флаг. Возле театра полно народу. В Товмачике, это Ивано-Франковская область, в тюрьме особого режима начался бунт. Зеки разгромили тюрьму. Некоторые убежали. Правда, туда сразу бросили внутренние войска. Сейчас руководство решает, вводить в Западной Украине чрезвычайное положение или нет. Но говорят, что Крючков посоветовал Кравчуку пока этого не делать, чтобы не будоражить народ. Шок.