27 декабря, за день до презентации аппарата Люмьеров, Лизетт и Мишель прибыли в Париж. Лизетт испытывала волнение: снова оказаться в столице – настоящее событие. Когда они с Мишелем сели в экипаж, она жадно смотрела из окна, как мимо проносятся знакомые с детства улицы. Возможно, по каким-то из них когда-то рыскал Филипп в поисках сбежавшей невесты, но это было так давно….
Лизетт казалось, будто Париж своими сверкающими огнями и звуками шумного города приветствует ее возвращение. Она заметила, что на улицах появилось больше автомобилей, но в целом Париж почти не изменился. Мишель заказал номера в одном из лучших отелей, и, когда они поселились в гостинице, она увидела, что их номера – смежные. У Лизетт не осталось сомнений: да, он явно надеялся на то, что шампанское и общая атмосфера Парижа окажут расслабляющее действие на нее, и она будет к нему более благосклонна. Осмотрев свой номер, она убедилась, что двойные двери между их комнатами запираются с ее стороны.
Разместившись в отеле, они вышли на улицу. Несмотря на то, что день выдался ветреным и холодным, Лизетт предложила прогуляться по городу. Проходя по знакомым улицам, она испытывала ощущение, будто никогда не покидала Париж. К счастью, Мишель уже не предлагал ей посетить Картье, и ничто не портило ее хорошее настроение. Вечером они ужинали в одном из самых фешенебельных ночных ресторанов, и Лизетт сияла от счастья, что она снова в Париже. Мишель не мог оторвать от нее глаз. Позднее, вернувшись в отель, Мишель постучал в дверь, разделяющую их номера, но, не получив ответа, оставил свои попытки.
Первый публичный сеанс синематографа Люмьеров состоялся в Гран-кафе на Бульваре Капуцинок. Это был первый из двадцати сеансов, намеченных на этот день, – с перерывами на обед или ранний ужин. Боясь опоздать на просмотр, Лизетт и Мишель выехали из отеля заранее. Входной билет стоил один франк. Заплатив, они спустились в демонстрационный зал, оформленный в экзотическом индийском стиле – в золотисто-красных тонах, с циновками из тростника и декорированный бивнями слона и шелковыми драпировками. На стене укрепили холст, служивший экраном, а стулья с позолотой расставили в несколько рядов. Зрителей было немного, и Лизетт сразу заметила, что Даниэля в зале нет. Вышел мсье Люмьер и поприветствовал гостей:
– Здравствуйте, Лизетт, здравствуйте, мсье Ферран! Рад вас видеть на нашем сеансе! Добро пожаловать! Приятно видеть вас вместе!
– Я уверена, сегодняшний день принесет вам огромный успех! – с энтузиазмом воскликнула Лизетт.
Глаза Люмьера радостно блестели.
– Спасибо, дорогая Лизетт! Занимайте места, где вам будет удобно. Скоро начнем.
Мсье Люмьер был единственным членом семейства, который присутствовал в зале. Сегодня его звездный час, и он был полон оптимизма. Он и его сыновья уже вкусили радость успеха, когда прошлым летом демонстрировали камеру перед научными и фотографическими обществами Лиона, Брюсселя и Парижа, после которых на Люмьеров обрушился поток заявок на приобретение камер этого типа.
Между тем «индийский» зал постепенно заполнялся зрителями, но оставалось еще много свободных мест. Организатор представления и ассистент Люмьеров недоуменно переглядывались между собой.
Как только Лизетт и Мишель уселись в конце третьего ряда, в дверях, завешенных роскошными портьерами, показалась внушительная фигура Даниэля, заполнившая собой весь проем. Он сразу же увидел Лизетт и окинул ее торжествующим взглядом. Потом, обменявшись приветствиями с мсье Люмьером, двинулся через весь зал в их сторону. На нем был длинный плащ нараспашку, на шее элегантный шарф, а в руках – черная шляпа с широкими полями, которой он небрежно размахивал, проходя мимо рядов. Не обращая внимания на Мишеля, он сел рядом с Лизетт и, швырнув шляпу на свободное сиденье, обеими руками схватил ее руки в перчатках.
– Лизетт! Как я рад тебя видеть! – бурно приветствовал Даниэль. – Я был уверен, что встречу тебя здесь. Как жизнь? Ты уже уволилась с фабрики?
Лизетт удивленно подняла брови.
– Разумеется, нет! Наоборот, я даже работала сверхурочно, чтобы приехать в Париж и посетить это представление. – И, положив руку на плечо Мишеля, добавила: – Вы, кажется, не знакомы. Позволь представить тебе Мишеля Феррана.
Мужчины обменялись рукопожатием.
– Сегодня у Люмьеров большой день! – сказал Мишель.
– Это верно, – с жаром подтвердил Даниэль. – Они прекрасные бизнесмены: сделали верный шаг в нужное время, устроив сегодняшний показ. Насколько мне известно, сейчас повсюду как грибы после дождя появляются все новые типы камер для съемки движущихся объектов, но никому из изобретателей не пришло в голову так широко рекламировать свою продукцию.
– А ты будешь показывать свои картины, Даниэль? – спросила Лизетт.
– Да, но только через полтора месяца. Я арендовал зал для публичного показа в Лондоне, но мои главные достижения еще впереди.
– А как дела у твоего друга Фриз-Грина?
Лизетт давно питала симпатию к этому энтузиасту-изобретателю, в одиночку пробивавшемуся к своей цели – идеальному цветному изображению.
– Единственный публичный показ его работ состоялся однажды глубокой ночью, когда он, получив нужный результат, в состоянии крайнего возбуждении выскочил из лаборатории на улицу в надежде найти публику, чтобы продемонстрировать свое изобретение.
На улице он застал только полицейского. Он силком затащил его к себе в лабораторию и заставил посмотреть на результаты своих трудов, после чего констебль, не веря своим глазам, зашел за экран и еще долго ломал голову над этим «трюком».
Лизетт засмеялась.
– Кажется, сегодня ты тоже собираешься показать свои работы? А помнишь, какой ужас когда-то вызвали у одной зрительницы кадры с плачущим младенцем?
Даниэль улыбнулся.
– Еще бы. А ты помнишь, как она обрадовалась, когда ребенок опять засмеялся? Да, много было забавного.
– Ты уже определил место для своей новой студии?
– Да. Это недалеко от курортного местечка под названием Хотхэмптон. Тебе понравится, когда ты его увидишь. Я в этом уверен.
Лизетт почувствовала, что Мишель нервничает, но сделала вид, что ничего не замечает.
– В ближайшее время я не собираюсь в Англию, – твердо заявила она.
Лицо Даниэля напряглось, вена на виске начал нервно пульсировать.
– При нашей последней встрече мне показалось, что ты решила ехать со мной и участвовать в моем деле.
Увидев, что она отрицательно покачала головой, он, понизив голос, добавил:
– Надеюсь, ты никому не давала ложных обещаний. Ты уже допустила одну страшную ошибку – тогда, когда мы впервые встретились с тобой. А теперь, ради бога, не ошибись снова.
От его дерзости у Лизетт захватило дух. Она серьезно опасалась, что он сейчас выкинет еще что-нибудь.
– Поговорим позже. Сейчас начнется сеанс. Повернувшись к Мишелю, она объяснила, что Даниэль предложил ей сниматься в его картинах.
– Разумеется, я отказалась, – быстро добавила она, заметив его кислую мину.
В зале появились несколько новых зрителей. Некоторые женщины, рассаживаясь на свои места, нервно поглядывали по сторонам, вертелись на краешке стула, не представляя, что за зрелище их ждет на экране: скорее всего, они ожидали увидеть нечто похожее на картинки из «Волшебного фонаря». Зал наполовину был пуст. Ассистент ожидал команды, чтобы погасить свет. Внешне Мишель сохранял спокойствие, но от Даниэля исходило такое напряжение, что Лизетт казалось, будто она сидит на раскаленных углях.
Наконец вышел мсье Люмьер и, встав перед экраном, сделал короткие пояснения к предстоящему показу. В зале погас свет. Слышался только треск крутящейся ручки камеры, и вдруг экран ожил, мгновенно приковав к себе внимание публики. Картинки действительно двигались.
Программа была составлена из самых разнообразных сюжетов: вначале из ворот фабрики Люмьеров высыпали молодые работницы в шляпах, украшенных цветами, потом появилась забавная фигура маленькой девочки, в которой Лизетт сразу узнала Андреа – дочку Огюста и Маргариты. Малышка пыталась выловить золотую рыбку из аквариума. Отдельные эпизоды прерывались короткими паузами – перезаряжали камеру, вставляли следующий ролик продолжительностью более двух минут. Публика сидела как зачарованная, не веря своим глазам. Когда на экране возник сад, в зале раздался взрыв смеха: садовник в недоумении вертит в руках шланг, заглядывает в него, не понимая, почему из него не льется вода. Озорной мальчишка наступил на шланг, а потом отпустил ногу, и струя воды брызнула в лицо садовнику. «Политый поливальщик» бросается следом за шалуном. Виновник отшлепан. Ролик с прибытием поезда на перрон вокзала вызвал неописуемую истерику среди женщин. Они с визгом повскакивали с мест и успокоились только тогда, когда летящий прямо на зрителей поезд остановился и перрон заполнился пассажирами, среди которых были маленькие дети. Дальше пошли более спокойные сюжеты: сцены на улице с движущимся транспортом и пешеходами, причем все они проходили мимо камеры, не заглядывая в объектив, что делало кадры еще более правдоподобными. Весь сеанс длился не более двадцати пяти минут.