Когда включили свет, публика дружно поднялась с мест и долго аплодировала стоя, сопровождая овацию возгласами восторга. Мсье Люмьер поклонился, одарив зрителей лучезарной улыбкой. Наконец-то исполнилась его мечта, зародившаяся в тот день, когда он впервые увидел кинетоскоп Эдисона! Он принимал похвалы и поздравления от немногочисленной, но искренней и восторженной аудитории. Когда публика разошлась, в зале остались лишь трое зрителей – Лизетт, Мишель и Даниэль.

– Сегодня, – обращаясь к виновнику торжества, сказал Даниэль, – мы были свидетелями события, которое перевернет весь мир. Примите мои искренние поздравления, мсье Люмьер!

– Благодарю вас, мсье Шоу! – ответил старик со спокойной уверенностью. – Я думаю, из стен этого зала молва о нашем детище разнесется по всему свету, покоряя все большую аудиторию.

Когда Лизетт и два ее спутника проходили через Гран-кафе, они собственными глазами смогли убедиться, что мсье Люмьер был прав: возбужденные зрители оживленно обсуждали чудо, которые они сегодня увидели. То же самое происходило на улице. Прохожие на мостовой останавливались, прислушиваясь к восторженным откликам тех счастливчиков, которым удалось увидеть на экране это необыкновенное зрелище. Некоторые из зрителей, только что побывавшие на сеансе в Гран-кафе, снова занимали очередь за билетами, чтобы посетить вечерний сеанс, считая, что чудо синематографа невозможно осознать с первого раза.

Даниэль предложил отметить успех Люмьера бокалом вина. Мишель счел неприличным отказываться и предложил пойти в кафе, находившееся неподалеку на той же улице. Когда они сели за столик уютного кафе с плюшевыми диванами, Лизетт, глядя на Даниэля, сидящего напротив нее, сказала:

– Вот видишь, у тебя с твоей камерой тоже есть все шансы добиться успеха.

– Для этого мне нужна ты, Лизетт, – быстро ответил Даниэль, игнорируя Мишеля.

– На свете так много талантливых молодых актрис, – перебила его Лизетт, – которые будут счастливы, испытать себя в этом новом искусстве. Я же сказала, что не хочу менять свою жизнь. Сейчас я живу в самом любимом городе, где больше всего на свете хотела бы жить, и ты не можешь изменить мои убеждения, – спокойно сказала она, не обращая внимания на то, что в этот момент Мишель едва не поперхнулся.

– Ты ошибаешься.

– Не пытайся прельстить меня славой, громким успехом. Ты знаешь сам, на меня это не действует, – быстро сказала Лизетт, опасаясь, что он выкинет еще какой-нибудь номер.

К счастью, в этот момент принесли вино, и Даниэль произнес тост за Люмьеров. Беседа потекла в более спокойном русле. Мишель стал расспрашивать Даниэля о его планах и аппаратуре, которой он пользуется при съемке. Лизетт не удивляло, что Мишель проявлял такой живой интерес к «движущимся картинкам»: в последнее время об этом много писали в газетах. Даниэль, кажется, понял, что его попытки переубедить ее бесполезны, и больше не возвращался к этой теме.

Их столик находился довольно далеко от окна, и, лишь выйдя из кафе, они увидели то, что творилось на улице. К входу в Гран-кафе вдоль всего бульвара Капуцинок выстроилась огромная очередь, которой не было видно конца.

– Они ждут следующего сеанса шоу Люмьера! – радостно воскликнула Лизетт.

– Да, началось! – сказал Даниэль и, вдруг схватив ее в охапку, закружился с ней.

Оба заразительно смеялись, глядя друг на друга.

– Синематограф уже не остановить: он будет расти как снежный ком.

Позже она будет часто вспоминать, как в тот вечер Даниэль по окончании танца восторженно расцеловал ее. Тут вмешался Мишель. Он крепко сжал ее руку и напомнил, что сегодня они еще планировали посетить Лувр.

– Где ты остановилась Лизетт? – спросил Даниэль. – До моего отъезда нам надо встретиться еще раз. Завтра я уезжаю.

– Боюсь, это невозможно, – ответил за нее Мишель, поймав первый попавшийся экипаж. – У нас весь день расписан.

Лизетт не понравилось, что решают за нее. Она мечтала о встрече с Даниэлем, в чем не признавалась даже самой себе, однако в присутствии Мишеля разговор с ним вряд ли был возможен. Лучше расстаться сейчас, решила она.

– До свидания, Даниэль. Желаю тебе успеха!

Сидя в экипаже, Лизетт помахала ему рукой, он ответил ей широким взмахом, будто их связывала какая-то тайна. Она про себя улыбнулась: еще какая тайна! Лизетт предчувствовала, что Даниэль до отъезда попытается увидеться с ней. Правда, это казалось ей маловероятным: он даже не знал, в какой гостинице она остановилась, а в Париже слишком много отелей.

Проезжая мимо Гран-кафе, Лизетт заметила не только длинную очередь в кассу, но и возбужденных зрителей, выходивших из зала после очередного сеанса. Да, подумала она, такое будет твориться на всех сеансах, где бы они ни происходили.

– Люмьеры сделают на этом еще одно состояние, – заметил Мишель. – Кроме фильмов, они уже выпускают и продают камеры, и, надо сказать, по вполне разумным ценам. Своей продукцией они скоро заполнят весь мировой рынок.

В Лувре они посетили зал, где была выставлена Мона Лиза. Мишель повернулся к Лизетт, смотревшей отсутствующим взглядом на творение Леонардо.

– У тебя почти такая же улыбка, как у Моны Лизы, – заметил он, – словно хранишь в себе тайну, которую от всех скрываешь.

– Почему у тебя всегда такие странные мысли?

Лизетт и раньше несколько раз видела портрет Моны Лизы, когда они вместе с отцом бывали в Лувре. Но сейчас ее мысли витали вдалеке от мирового шедевра, она думала о Даниэле. Ничто не могло подавить ее страстного желания увидеть его.

В тот вечер они с Мишелем поздно вернулись в отель. Сначала побывали в опере, а потом ужинали в ресторане. У входа в номер он поцеловал ее, с трудом подавляя страсть, и чуть не задушил в объятиях.

– Лизетт, – взмолился он, – позвольте мне остаться у вас хотя бы ненадолго!

– Нет, Мишель, – твердо заявила Лизетт, не на шутку испугавшись, что он ворвется в комнату. – Попрощаемся здесь.

Мишель так боялся потерять ее, сделав неверный шаг, что беспрепятственно отпустил. Войдя внутрь, Лизетт с бьющимся сердцем прислонилась к двери, твердо решив, что пора заканчивать их отношения. Нельзя больше держать его в напряжении и вселять в него ложные надежды, особенно теперь, после встречи с Даниэлем.

Лизетт решила откровенно поговорить с Мишелем. Неожиданно в комнате тихо зазвенел телефон. Мишель, подумала она, наверное, звонит из своего номера. Тяжело вздохнув, она сняла трубку с изящного рычага телефонного аппарата. Это был Даниэль.

– Спускайся вниз. Я жду тебя в вестибюле.

Позднее она спрашивала себя, почему не сказала ему «нет», а как безумная схватила плащ, который только что сняла, и выскочила из номера. Лифт стоял на верхнем этаже. Она не стала его ждать, помчалась вниз по красной дорожке, устилавшей лестницу, волоча за собой плащ. Она увидела его раньше, чем он заметил ее, и остановилась, взывая к собственному рассудку, чтобы понять, правильно ли поступает. Даниэль ждал Лизетт, стоя среди мраморных колонн и пальм в кадках. Из ресторана через открытые двери доносились звуки оркестра. Глубоко вздохнув, девушка продолжила свой путь, слегка убавив шаг.

При ее появлении лицо Даниэля вспыхнуло радостью. Когда она спустилась до нижней ступени, он бросился ей навстречу.

– Как ты узнал, что я в этом отеле? – спросила она.

– Я обзвонил все самые дорогие отели Парижа, – улыбаясь, ответил Даниэль. – Я был уверен, что Мишель мог забронировать места только в одной из таких гостиниц.

Лизетт улыбнулась, тряхнув головой.

– Я должна была догадаться, что ты обязательно меня разыщешь.

Он взял ее руку.

– Здесь не самое подходящее место для разговора. Я знаю, где можно спокойно поговорить.

Этим местом оказалось кафе на Монмартре, недалеко от Мулен Руж. Все его стены были увешаны картинами художников, которыми они расплачивались с хозяином за еду и выпитое вино. Несмотря на шум, смех и громкие голоса посетителей, там были укромные уголки с деревянными столиками и скамьями и вполне спокойная обстановка. Даниэль заказал вина, ни на минуту не выпуская руки Лизетт, сидевшей по другую сторону стола.

– Мне надо поговорить о тебе, – начал он. – Надеюсь, с этим парнем у тебя ничего серьезного?

– Если ты имеешь в виду Мишеля, то нет, – искренне ответила Лизетт. – Никто не заставит меня усложнять свою жизнь.

– На сей раз, ты говоришь обо мне, я прав? – весело спросил он.