– Да, в особенности это касается тебя, Даниэль.
Он поднял бокал с красным вином.
– Давай выпьем за то, чтобы ты изменила свое мнение.
– Нет, – ответила она. – Лучше выпьем за твои успехи.
Он улыбнулся и, чокнувшись с ней, осушил свой бокал.
– Завтра ты можешь поехать вместе со мной. Кто-то из друзей потом вышлет твои вещи в Англию.
Лизетт вздохнула, откинувшись на стуле.
– Послушай, Даниэль, будь благоразумным. Я же сказала тебе, что, наконец, я снова в Лионе, где хочу остаться до конца жизни. Совсем скоро мне будет принадлежать дом моей бабушки, и я ни от кого не буду зависеть. На свете нет ничего, что заставило бы меня изменить решение.
Даниэль посмотрел на нее долгим, серьезным взглядом и тихо спросил:
– Даже моя любовь?
Лизетт в недоумении уставилась на него.
– Что ты такое говоришь? Пытаешься таким способом переубедить меня?
Он покачал головой. Лицо его было как никогда серьезным.
– Вспомни ту ночь в Париже, когда я вышел из бистро и увидел обезумевшую от горя молодую девушку, которая изо всех сил цеплялась за меня и уговаривала увезти ее подальше от того места. А известно ли тебе, что с самой первой минуты, когда я увидел тебя, понял, что о такой женщине мечтал всю свою жизнь?
– Неправда! – яростно выкрикнула Лизетт. – Ты старался поскорее избавиться от меня и ждал только следующего утра, чтобы отправить меня на все четыре стороны. Вот почему ты быстренько починил мой велосипед – чтобы я не задерживалась.
– Ты была в таких растерзанных чувствах, не знала, чего хочешь, а я в тот момент, признаюсь, был еще не готов к крутым переменам в жизни. Но сейчас, когда мы снова нашли друг друга в Лионе, не кажется ли тебе, что судьба подарила нам еще один шанс?
– Я иначе смотрю на нашу встречу.
Наклонившись над столом, он заговорил тихим, но решительным тоном.
– Скажи мне честно, Лизетт, положив руку на сердце, неужели ты действительно хочешь, чтобы мы через час расстались и никогда больше не увидели друг друга?
Лизетт заволновалась.
– Все, что тебе нужно от меня, – это чтобы я снималась перед твоей камерой!
Откинувшись на скамье, он в отчаянии сжал кулаки на столе.
– Черт с ней, с камерой! Но я должен был найти способ увезти тебя. Я думал, что только так мне удастся тебя переубедить. Жаль, конечно, что ты не желаешь сниматься у меня как актриса. Ну, ничего, пусть будет по-твоему. Я знаю только одно: я не могу жить без тебя!
Ее выразительные глаза сказали все, что она чувствовала в этот момент.
– Не думаю, что мне хочется сделать тебя несчастным, – тихо сказала она.
Внезапно они улыбнулись друг другу.
– Я люблю тебя, Лизетт, – нежно сказал он, неистово целуя ее пальцы, не отрывая глаз от ее лица. – Давай начнем все заново! Останься сегодня со мной. Проведем ночь вместе. Мы можем здесь снять номер, и никто нас ни о чем не спросит.
Она широко раскрыла глаза, в них было больше радости, чем удивления. В глубине души она понимала, почему стремилась попасть в Париж, на премьеру. Она была уверена, что Даниэль сдержит слово и обязательно приедет в Париж. Лизетт страстно хотела его увидеть. Увидеть хотя бы раз, уговаривала она себя, и на этом поставить точку. В сущности, Мишель служил ей защитой от любовного натиска Даниэля. Но Лизетт защищаться не стала, бросилась как в омут с головой в его объятия, полностью отдавшись чувствам, не в силах побороть их. Вдруг она услышала собственный голос:
– Кажется, вся моя жизнь была прелюдией к встрече с тобой!
– Знаю, – тихо сказал он, – моя тоже.
– Я должна тебе что-то сказать, Даниэль.
– Что? Говори, – прошептал он, глядя на нее глазами, полными любви.
– Позже, – ответила Лизетт.
Они встали из-за стола, и Даниэль обнял ее за талию. Он взял ключ у жены хозяина кафе, и они поднялись по узкой лестнице на верхний этаж. В мансарде, отапливаемой какими-то безобразными трубами, тянущимися вдоль всей комнаты, стояла большая железная кровать, накрытая чистыми простынями и покрывалом с узором, изображающим арлекинов, и немного мебели. На полу лежал выцветший коврик. В комнате горела свеча. Лизетт повернулась к Даниэлю, и их губы слились в долгом и страстном поцелуе.
Всю ночь они не могли оторваться друг от друга. В мягком свете горящей свечи метались их обнаженные тела, изнемогавшие и извивавшиеся от страсти, в короткие моменты отдыха их губы шептали слова любви. Это были часы блаженства, о котором истосковалась созревшая для любви женщина.
Рано утром ее разбудили первые звуки просыпающегося Парижа и ласковый голос Даниэля.
– Боже, как ты прекрасна, – шептал он. – Я люблю каждую частицу твоего дивного тела.
Лизетт погладила его по щеке.
– А теперь, Даниэль, послушай, что я тебе скажу. Ты должен знать это.
– Слушаю, дорогая, – проговорил он, прижимая ее к себе. – Ты можешь сказать мне все.
– Вспомни тот день на кукурузном поле, когда мы любили друг друга. Спустя некоторое время я поняла, что беременна.
Эти слова поразили его, как удар молнии. Ошеломленный, он смотрел на нее ничего не понимающим взглядом, но уже в следующее мгновение облегченно вздохнул, сияя от счастья.
– У нас есть ребенок? Мальчик или девочка?
– Девочка. Я назвала ее Марией-Луизой, но ее отняли у меня и отдали приемным родителям.
– Отдали приемным родителям?
От шока его глаза превратились в узкие щелки, и он почти выкрикнул:
– Ты отдала нашего ребенка в чужую семью? Но почему?
Рассказав всю историю, Лизетт, испытывая страшную муку, отвернулась, не зная, как он воспримет эту трагедию.
– Я все время думаю о ней, – прибавила она. – Ее увезли в Америку.
Даниэль еще крепче сжал ее в объятиях и голосом, дрожащим от глубочайшей печали, сказал:
– Любовь моя! Если бы я только знал! Если бы я знал, где ты! Где тебя найти! Тогда бы тебе не пришлось пройти эти муки ада, и наше дитя было бы сейчас с нами!
– Прости меня, Даниэль, – взмолилась она.
Он прикоснулся щекой к ее лицу.
– Это не твоя вина. Я знаю, ты никогда бы не допустила этого. Если бы я был рядом с тобой, ничего бы не случилось.
Они бросились друг другу в объятия, пытаясь найти утешение. Его вновь охватил порыв нежности и любви, заставивший ее вскрикнуть от радости.
…Даниэль проводил Лизетт до ее отеля. В столь ранний час в просторном вестибюле гостиницы почти никого не было. Они стояли, глядя друг другу в глаза.
– Я буду тебя ждать, – проговорил он.
Лизетт кивнула. Оба понимали, что решение принято. Потом они поцеловались на прощанье, и Даниэль вернулся к экипажу, который ждал его у входа в гостиницу. Отсюда он сразу отправился на вокзал.
Лизетт взяла у портье ключ и, поднявшись на лифте, вернулась в свой номер. Кровать осталась нетронутой. Лизетт, подойдя к окну, смотрела, как город постепенно просыпается, и улицы заполняются людьми.
Все решено. Правда, Даниэль очень расстроен, что она отказалась сразу ехать с ним в Англию. Она даже не знала точно, когда приедет к нему.
«Неужели ты не понимаешь, что я боюсь снова потерять тебя?» – внушал он Лизетт.
«Ты не потеряешь меня, – сказала она, приложив палец к его губам, стараясь его успокоить. – Пойми, у меня есть обязательства, которые я должна выполнить до отъезда из Лиона. Во-первых, мне надо уволиться с работы, а на это уйдет месяц, во-вторых, скоро выступление хора, у меня сольная партия, а через полтора месяца я играю главную роль в новом спектакле нашего любительского театра. Я не могу подводить людей».
Обхватив руками его грустное лицо, она добавила:
«А потом приеду к тебе, но знай – я не собираюсь бить баклуши и в Англии».
«Что ты имеешь в виду?»
«Я хочу работать. Например, я могу вести твою бухгалтерию или, если ты купишь мне эту новомодную пишущую машинку, которую недавно изобрели, могу печатать разные тексты, сценарии. В общем, готова делать все, что требует твоя работа».
Больше он не предлагал ей сниматься в его фильмах, зная, что она не хочет этого, по крайней мере, пока.
«Для тебя найдется достаточно дел и без этого», – пообещал он.
Он хотел только одного – чтобы Лизетт всегда была рядом.
Отойдя от окна, Лизетт сняла платье и отправилась в ванную, а потом начала упаковывать вещи. Несмотря на то, что они с Мишелем собирались уезжать из Парижа только на следующий день, Лизетт сочла, что при сложившихся обстоятельствах было бы нечестно и некрасиво задерживаться здесь еще на день.