Пегги Уэбб - Бабье лето

– Мне очень жаль, Гленда, но у меня неотложные дела, – заявил Болтон непреклонным тоном.

– Разве что речь идет о жизни или смерти, иначе я тебя никогда не прощу, – обиженно проговорила Гленда.

– Речь идет о жизни, Гленда… О моей жизни, – заверил ее Болтон и положил трубку.

Комната была заставлена цветами. При других обстоятельствах Вирджиния могла бы решить, что она попросту остановилась в мотеле какого-нибудь маленького городка. Она любила представлять свои книги в маленьких городках. Собирались все жители и, проявив к ней особое внимание, заваливали ее подарками и цветами. Ей дарили оправленные в рамки грамоты и ключи от города – ими были увешаны все стены кабинета у нее дома.

У нее дома.

Вирджиния глянула на пластиковый браслет, надетый ей на руку: «Вирджиния Хэйвен, палата 335, Медицинский центр Северного Миссисипи».

Это не презентация новой книги – она находилась в больнице. И сколько бы букетов ни притащили сюда Кэндас и Джейн, ничто от этого не изменится. Она ощутила прилив страха. К горлу подступил ком, и Вирджиния потянулась за стаканом с водой на ночном столике, но его там не оказалось.

«Пациентам, которым назначена операция, нельзя пить», – она вспомнила наставления медсестры.

Вирджиния была пациенткой. Ее усыпят, затем отвезут в операционную, где доктора примутся разделывать ее, словно индейку на День Благодарения.

– Привет, – произнесла Джейн. – Это опять мы.

Джейн и Кэндас вошли в палату, держа перед собой громадные букеты, заслонявшие их лица.

– Теперь я знаю, куда ты так таинственно исчезла, – заметила Вирджиния. – Опять цветы?

– У шкафа оставалось пустое место – для полноты картины туда просто необходимо поставить букет, – ответила Джейн.

Повернувшись спиной к больничной койке, она засуетилась, украшая палату цветами.

Джейн, как могла, поддерживала Вирджинию в эти страшные дни, помогала ей устроиться в больнице, и вообще держалась молодцом. Но даже она не могла спокойно смотреть на свою лучшую подругу, лежавшую на узкой белой больничной койке. Она придумывала всевозможные предлоги, чтобы выйти, – и убегала то в кафетерий за сладким батончиком, который Вирджиния сможет съесть после выписки, то приобретала хрустальных животных в сувенирном магазине или скупала все розовые розы в городе. Хрустальные побрякушки она расставила на подоконнике, и солнечные лучи, проходя сквозь них, оставляли на стенах радужные пятна.

– Ну как, Кэндас? – спросила Джейн.

– Смотрится хорошо, – ответила девушка.

Кэндас с несчастным видом сидела в самом дальнем углу палаты. Вирджиния понимала, что дочь нуждается в ободрении и поддержке, но она не могла предложить их ни Кэндас, ни кому-либо другому.

– Нет, мы еще не прикрыли вон тот обшарпанный кусок стены, – заявила Джейн, срочно направляясь к двери.

– Куда ты уходишь? – поинтересовалась Вирджиния.

– Гляну прямо здесь, на углу, не остались ли у них еще розовые розы, – кинула та через плечо. – Я сейчас вернусь.

Даже лучшая подруга не могла находиться возле нее. Что-то вдруг словно оборвалось в груди у Вирджинии. – Я не хочу розовые розы, – произнесла она, повышая голос при каждом последующем слове. – Черт побери, я еще не в гробу.

Джейн рухнула в кресло, стоявшее у двери. В глазах ее застыли слезы, готовые ручьями хлынуть по щекам.

– Я и подумать не могла, что цветы ассоциируются у тебя с похоронами, – простонала она.

– Но это так, – сказала Вирджиния.

Женщины старались не глядеть друг другу в глаза, но не из-за обиды, а из-за любви, переполнявшей их обеих. Подруги с того дня, когда их посадили за один стол в детском саду, они делили все – помолвку, свадьбу, рождение ребенка, развод, карьеры. Единственное, что они не могли разделить – призрак смерти. Джейн сопровождала подругу повсюду и почти все время, но остаток сегодняшнего дня Вирджинии предстояло пройти в одиночку.

– Извини, Вирджиния. Я просто не подумала, – оправдывалась Джейн.

Злость, кипевшая в Вирджинии, наконец прорвалась: она упивалась своей иронией.

– Самое время начать думать, Джейн. Я не смогу все время делать это за тебя, – съязвила она.

– Мама! – Кэндас бросилась к двери.

– Кэндас! – позвала Вирджиния.

Кэндас обернулась.

– Я не могу этого вынести. Все и так достаточно скверно, а тут еще вы кричите друг на друга. – Кэндас с трудом сдерживала слезы.

Три дня назад Вирджиния бы с легкостью справилась с подобной ситуацией – но это было до того, как она превратилась в главную героиню драмы.

– Все в порядке, Кэндас. – Джейн обняла дочь Вирджинии. – Спустись вниз, в кафетерий, и выпей чашечку кофе. Я останусь здесь.

– Ты уверена, что все в порядке? – всхлипнула девушка.

– Конечно. Иди же. Я сообщу тебе сразу, как твою маму привезут из операционной, – обещала Джейн.

Дождавшись ухода Кэндас, Джейн прислонилась к стене – она устала и больше не могла скрывать ни этой усталости, ни подавленности. Вирджиния смяла в ладонях простыни, затем тщательно расправила их, затем снова смяла. По коридору прогромыхала тележка, и из соседней палаты донесся жизнерадостный голос, расхваливающий обед.

– Сегодня для вас очень вкусный куриный бульон, миссис Маки… – Снова дребезжание – с тарелки сняли крышку. – Позвольте мне помочь вам устроиться на кровати.

Джейн не торопясь закрыла дверь в коридор, и в палате стало тихо.

– Спасибо, – поблагодарила Вирджиния.

– Не за что, – мрачно проговорила Джейн.

Она взяла журнал и опустилась в кресло. Время тянулось мучительно долго.

– Сколько времени? – спросила Вирджиния.

Джейн глянула на часы.

– Полвторого, – ответила она и посмотрела на подругу.

– Почему их так долго нет? – расстроенная Вирджиния с трудом держала себя в руках.

– Они всегда задерживаются. Доктор Мейсон предупреждал тебя, что, возможно, придется подождать, – напомнила Джейн.

– Меня тошнит от ожидания. Я хочу покончить с этим и выбраться отсюда. – Вирджиния глянула вниз, на себя. Розового платья, которое было на ней утром, она не увидела; на ней был надет голубой больничный халат – вещественное напоминание о том, что скоро она окажется в операционной.

– Меня тошнит от всего этого, – повторила она.

Они заплакали одновременно. Джейн вскочила на ноги и припала к Вирджинии, крепко обняв ее.

– Что бы я без тебя делала? – прошептала Вирджиния.

– Даже не пытайся это узнать. Ты меня слышишь, Вирджиния Хэйвен? Даже не пытайся оставить меня, – проливая потоки слез, вскричала Джейн.

– Не буду. Обещаю, не буду, – плача, утешала ее Вирджиния.

Открылась дверь, и в палату вошел доктор Мейсон. Со своими непослушными светлыми волосами и очками в тонкой металлической оправе он был больше похож на сумасшедшего ученого, чем на мягкосердечного акушера-гинеколога, который помог появиться на свет большему числу младенцев, чем любой другой врач в Тупело.

Он оценил обстановку, достал из туалетного столика коробку с бумажными носовыми платками и протянул их Джейн. Та вытащила один платок и передала Вирджинии.

– Уже совсем скоро, Вирджиния, – произнес он уверенным тоном.

– Отлично. – Вирджиния вытерла лицо и высморкалась. – Я устала ждать. Я хочу побыстрее с этим покончить.

– Хирург вам все объяснит, но предварительно с вами должен поговорить я. В операционной будет присутствовать патолог. Он может определить, что опухоль злокачественная, поэтому я заранее прошу вашего разрешения на радикальную операцию.

Им мало отрезать от нее кусок плоти? Сейчас они уже готовы отхватить ей всю грудь… и требуют на это ее разрешения!

– Он сможет определить это по внешнему виду опухоли? – спросила она.

– Не со стопроцентной вероятностью. Для этого требуются лабораторные анализы, – ответил доктор.

– И сколько эти анализы займут времени? – интересовалась Вирджиния.

– Три дня. Три дня, которые могут оказаться для вас решающими, Вирджиния, – очень серьезным тоном произнес Мейсон.

Еще три дня ожидания, три дня мучений и неизвестности, три дня в аду. Однако этот ад предпочтительней, чем альтернатива – проснуться уже без груди.