И как же меня ночью угораздило так долбануться-то, а? Что до сих пор давило и не отпускало.
– Я не по этому делу. Женитьбы – это не по моей части. Это твой отец примерным семьянином был. А у меня голова так забита, что не до этого. Тебя вот на ноги поставить надо. – Я улыбнулся, глядя, как Света прищурилась и рассматривает меня сквозь этот прищур. - И потом, это ты у меня такая хорошая, что понимаешь – дела были и есть. А остальным девчонкам на это мозгов не хватает.
Объясняя это, я протянул руку и растрепал ее распущенные волосы. Не знаю зачем, на полном автомате. Мне всегда нравилось ерошить и портить прическу Бабочке, даже когда моя мать или Динка ей только косы заплетали – у меня руки сами чесались распустить все это прилизанное «безобразие». Тем более что Света всегда кривилась и дергала банты и заколки, будто и сама пыталась «выпустить на свободу» свои темные пряди.
А сейчас она даже глаза закрыла и улыбнулась довольно-довольно, словно на солнце грелась. Бабочка часто на пляже именно с такой улыбкой загорала. И потянулась за моей ладонью, улегшись на пальцах затылком.
Ладонь сжалась сама, собирая ее волосы в кулак. Я стиснул челюсти так, что зубы заломило, пока Света, похоже, удовлетворенная моим ответом, продолжала рассказывать о новой подруге.
А меня по-новой накрыло. Но не просто охотой и возбуждением.
Это было куда больше любого простого желания. То, что взорвалось у меня внутри. Такая какофония, такая смесь чистой и механической потребности взять ее. Здесь. Сейчас же. Да. Было такое. И противно от этого. Хотя, чертяка меня раздери, но мне пришлось себе о стыде напоминать.
Однако и безумная радость, что вижу, как она улыбается, распирала грудь. И просто желание обнять Бабочку заставляло ей улыбаться. И удовлетворение, что она с кем-то подружилась. А по самому краю и без того запутавшегося сознания, мысль – ну куда мне еще жену? На фига? Боже сохрани. Зачем? Мне же, серьезно, о Бабочке еще беспокоиться и беспокоиться.
Давя это все внутри себя, я откинулся на спинку кровати, даже не задумываясь, что продолжаю легко натирать, поглаживать кожу Бабочки под волосами. И старался подчинить дурное тело разуму, радуясь эффективности лекарства, что Света принесла. А пока голову покидала настырная стучащая боль, вдруг додумался, что сидим мы в достаточно двусмысленной обстановке, а «племянница»-то моя все это время совершенно не стесняется в упор меня рассматривать. Даже татуировку, которую я набил уже в салоне, когда так до конца и не сумел вывести старую, сделанную еще на зоне. Времена менялись, да и стоило думать о статусе. А те, кому надо, и так знали, кто я и к чему. И что не за просто так уважением людей пользуюсь.
В общем, не в наколке дело, даже. А в том, как Света на меня смотрела. Я открыл глаза, чтобы перепроверить: Бабочка вообще в мою сторону не смотрела, а пялилась в потолок, продолжая говорить. Еще и руками махала, что-то объясняя. Нет, наверное, и то, совсем не детское изучение, мне почудилось.
И тут она повернулась, может, мой взгляд ощутив. Уставилась глаза в глаза. И замолкла на полуслове, так и застыв с приоткрытыми губами, на «слуша…». И даже непонятно, дышала ли?
И я отчего-то эту тишину никак не наворачивался прервать. Сидел и в упор смотрел в ее глаза. Карие-карие. Такие темные, словно кофе, в турке заваренное. Чуть ли не черные.
- Что, Бабочка?
Я таким титаническим усилием выдавил из себя эти два слова, что голова опять запульсировала. Но молчание стоило нарушить. Слишком зыбкой была грань моего равновесия, еще не привыкшего к тому, что следует сдерживать каждый жест и слово. Сознание еще не просекло: зачем и почему я вдруг становлюсь на дыбки и иду против себя самого же?
Она моргнула. Выдохнула. И улыбнулась:
- У тебя глаза разные.
Я поднял одну бровь. Типа она раньше этого не знала.
А Бабочка рассмеялась, явно читая мои мысли:
- Да, я знаю, что они всегда были такие. Просто, я вроде и знаю, а сейчас – опять увидела. Заново. – Она еще раз моргнула и будто смутилась. – Знаешь, а я у папы когда-то просила денег на контактную линзу, хотела зеленую. Чтобы и у меня глаза, как у тебя были.
Я усмехнулся, чуть свободнее откинувшись на подушку и все еще держа пальцы в ее волосах. Помню, как меня повеселил тот рассказ брата. Да и на то, что он Бабочке правду о моем рождении рассказал, я не злился. Никогда не видел в этом особой тайны. Хоть родители и старались ото всех скрыть.
- Да, Сашка рассказывал, как ты его доставала. И сейчас хочешь? – с любопытством глянул на Свету.
Она опустила голову и покачала ею, внимательно уставившись на свое запястье:
- Нет, хоть теперь и денег ты мне даешь столько, что на пять комплектов хватит. Это же не по-настоящему будет. Не как у тебя. Подделка. Лучше я себе свои оставлю, - эта хитрюга опять глянула на меня своими лукавыми глазами. – А твоими любоваться буду, - добавила она и подскочила с кровати. – Пошли есть, там Арина Михайловна кучу еды наготовила. Или ты еще не в состоянии? – Бабочка с веселым вызовом вздернула бровь.
- Кыш, мелочь пузатая, - я запустил в нее подушкой, стараясь стряхнуть странную вязкую, тягучую, но приятную стянутость мышц во всем теле, вдруг напряженно сократившихся от того, что она сказала о моих глазах. В голове звенел тревожный колокольчик. Но я отмахнулся, решив, что из-за собственной новой и непонятной реакции на Бабочку и ей, ее словам – невесть что приписываю. – Есть я всегда готов. Дай только умоюсь. А ты пока на стол накрой.
Света, ловко увернувшись от летящей в ее сторону подушки (при этом так изогнувшись, что я аж залюбовался изгибами: не проходят даром занятия танцами, хоть и не мне бы глазеть на эту красоту, если честно), рассмеялась еще громче.
- Давай, у тебя пять минут. Иначе я все сама съем, - пригрозила эта малявка, предусмотрительно выбежав за дверь, видно прячась от новых метательных снарядов.
А я, так и продолжая улыбаться, первым делом переложил ствол в ящик тумбочки. И только потом побрел в ванную, приводить себя в порядок.
Света
Следующие три недели не прошли, а пролетели мимо моего внимания. Я даже не представляла, насколько изменится моя жизнь, когда предложила Кате остаться пообедать за моим столиком. Мы действительно сдружились и теперь проводили вместе чуть ли не все перемены. Особенно большие, когда можно было вволю посидеть и поболтать о всяких мелочах и глупостях за обедом. Мы обсуждали одежду, моду, парней в наших классах и поведение других девчонок. Занятиями танцами, на которые Катя ходила без особой охоты и в основном затем, чтобы после вволю полюбоваться на то, как я мучаюсь на пилоне или стуле, «танцы с которым» нам так же показывала тренер, все еще уставшая от всех на свете. Дело в том, что самой Катерине наши занятия давались не очень просто, и она считала вселенской справедливостью после смотреть на то, как мучаюсь я с непривычным инвентарем и движениями.
В общем, обычные девчачьи глупости.
Обсуждали мы и Катиного отца, который достаточно регулярно давал дочери повод поплакать или просто «возненавидеть» себя. Хотя, несмотря на все ее громкие заявления, я видела, что Катя любит папу и его поступки очень ее ранят. Выросшая в полном обожании мужской части своей семьи, я искренне сочувствовала подруге, но не знала, чем помочь, кроме как отвлечь на те же танцы, или поход в кино. Ну, или по магазинам, преодолевая свой страх перед толпой ради того, чтоб повеселить Катю.
А еще – я приглашала ее к нам домой, вместе с братом. Чтобы познакомить с Сергеем. Это была его инициатива. Или даже требование, если бы мне не показалась такая мысль абсурдной. И все же, Сергей очень настоятельно хотел познакомиться с моими новыми друзьями, а я не видела повода увиливать от этого. Так Катя и Костик (который, кстати, был не менее дружелюбен, чем его сестра и тоже охотно начал со мной общаться), впервые попали к нам. Сергей пообщался с обоими не больше пяти минут, проявив недюжинные познания в современной музыке и увлечениях подростков (ну, он же всегда был моим советчиком и поверенным во всех увлечениях и тайнах), а потом ушел, сославшись на вечные дела и поцеловав меня в макушку на прощание.
И Катя, и Костик восторженно заявили, что у меня клевый дядя, и я не могла с этим не согласиться. После чего они стали частыми гостями в нашем доме (Костик фанател от видеоигр, а у нас имелась какая-то приставка, которой я не пользовалась, купленная Сережей в надежде меня развлечь), Кате же просто нравилась «мирная и спокойная» атмосфера в доме. И хоть Сергей с ними пересекался редко, они каждый раз восхищались тем, что он беспокоится о моих делах и всегда в курсе моих интересов. Я же хоть была и не против поговорить о Сергее, почему-то так ни разу и не призналась новой подруге, что все больше влюбляюсь в собственного «дядю».