В тот самый момент, когда Лаис сердито уговаривала себя, что сможет прожить и в такой неясной ситуации – ведь неизвестно, сколько Энджел еще проведет в ее доме, скорее всего, не один месяц, а может быть, и годы, так что надо привыкнуть, – произошло нечто из ряда вон выходящее. Глядевший в окно Фламбар дернулся, разом растеряв свою кошачью неторопливость, и побледнел так резко, что кожа стала почти серой. Экипаж притормозил на углу, и Фламбар, не заботясь о том, что рискует переломать ноги, распахнул дверцу кареты и выпрыгнул на улицу. Лаис невольно вскрикнула, и экипаж остановился: видимо, кучер обернулся, увидел распахнутую дверцу и оценил ситуацию. Не понимая, что происходит, графиня встала и высунулась из открытой двери, взглядом ища Фламбара.
Она увидела, как Энджел догоняет идущую по улице женщину в темном платье и простом суконном плаще; Лаис не видела ее лица, только светлые волосы, выбившиеся из-под шляпки. Фламбар догнал горожанку и схватил за плечо, та в испуге отшатнулась, и Энджел, тут же разжав пальцы, отступил на шаг назад. Лаис увидела, как он глубоко поклонился женщине, что-то сказал, поклонился еще раз. Горожанка нервно поправила шляпку, кивнула и отправилась своей дорогой, а Фламбар побрел обратно.
Он шел очень медленно. Лаис хотела встретить его вопросительной и даже возмущенной фразой, однако вовремя прикусила язык. Лицо Фламбара сохраняло мертвенный оттенок, глаза были совершенно дикими. Он кивнул кучеру, подождал, пока Лаис вновь сядет на место, и забрался в карету сам. Дверца захлопнулась, кучер свистнул, копыта лошадей снова застучали по мостовой. Энджел привалился к спинке сиденья и прикрыл глаза.
– Вам нехорошо? – осторожно спросила Лаис.
– Простите за это маленькое происшествие. – Вопрос он проигнорировал. – Не хотел вас пугать.
– Я вовсе не испугалась, – возразила графиня. – Вернее, испугалась, но за вас.
– Всего лишь ошибка, – глухо произнес Фламбар. – Мне показалось, что это… одна моя знакомая.
– Каждый может ошибиться, – успокаивающе сказала Лаис.
– Не так. Моей знакомой здесь быть не может. А я, дурак… – Энджел не договорил и безнадежно махнул рукой.
– Вы… не хотели бы мне рассказать? – Вот теперь она совершенно определенно ходит по тонкому льду. – Может, стало бы легче.
Он остро сверкнул взглядом и покачал головой.
– Когда-нибудь. Возможно. Не теперь.
Лаис пожала плечами.
Ей, в общем-то, все было ясно. В жизни Энджела существовала какая-то женщина, которую он любит или любил – чего уж яснее. По каким-то причинам он не может оставаться с нею вместе. Возможно, она – знатная дама, вроде самой Лаис. Ей ли не знать, как сильны сословные предрассудки! Да она третий месяц с ума сходит, пытаясь придумать выход, который бы спас ее от бессонницы и бесконечных размышлений о недостижимом! Энджел, похоже, занимается тем же самым. Только вот в его сердце Лаис нет места. А та, другая… кто она? И есть ли она? Или это очередной призрак, который Лаис для Энджела придумала?
До самого театра оба молчали.
Разговаривали в обществе нынче опять о политике. На сей раз языками мололи не только джентльмены, которых хлебом не корми – дай порассуждать о судьбах государства, – но и леди. Тема оказалась самой что ни на есть дамской: Сара Дженнингс, жена герцога Мальборо и близкая подруга королевы Анны, насмерть рассорилась со своей царственной покровительницей. Что не поделили две высокопоставленные особы, оставалось тайной, во всяком случае пока. Одно становилось ясно: теперь Анна не будет столь благосклонна к герцогу и его приближенным.
Зал театра, где собирались нынче участники постановки, был охвачен совершенно нерабочим настроением. Стоило Лаис переступить порог, как она поняла: сегодня репетиция либо пройдет кое-как, либо вовсе не состоится. Собравшиеся расселись на стульях вокруг клавесина, однако говорили не о ролях и партиях, а о том, что происходит нынче в Лондоне.
– Вот увидите, – с жаром доказывал молоденький лорд Уильямс, исполнявший в постановке роль одного из друзей главного героя, – не пройдет и года, как кабинет вигов уйдет в отставку вместе с Мальборо и Годольфином.
– Не думаю, что кабинет тори будет лучше, – пробормотал лорд Эшли. Он увидел Лаис, глубоким поклоном поприветствовал ее, однако с места не сдвинулся: разговор слишком захватил Арчибальда. Энджел усадил Лаис на стул, а сам встал у нее за спиной.
– Говорят, дело не обошлось без некоей Машам, – заметила леди Мэрривезер. – Эта интриганка вместе с Харли настроила королеву против герцогини Мальборо. Какая печальная история! Сара так мила.
– Вы знакомы с нею, леди Мэрривезер? – поинтересовалась Мэри Джейкоб.
Все взгляды обратились к старой даме; та улыбнулась, явно польщенная вниманием.
– О да. Я была ей представлена. Мой покойный супруг иногда наезжал в Лондон, и порой его друзья приглашали его на приемы для избранных. Знаете, когда собирается этакое расфуфыренное общество в лице самых знатных дворян королевства. Пьют только лучшие вина, ведут только лучшие разговоры. Временами смертельно скучно. – Конечно же, все понимали, что леди Мэрривезер немного лукавит. – На одном из таких вечеров нас и представили герцогине Мальборо. Ее муж в то время находился в очередном походе, поэтому с ним я знакомство не свела. Ах, какой был вечер! – Старая леди даже зажмурилась, смакуя воспоминания. – Роскошный дом, прекрасные наряды! И гости все сплошь с титулами длиной с Темзу. Меня представили и Саре Дженнингс, и Годольфину, и Сандерленду, и герцогу Девери, и…
– Так что же герцогиня? – не утерпела Мэри.
– Она очень мила – во всяком случае, тогда была таковой. Мужчины недооценивают роль женщины в обществе. Если бы Сара не дружила с ее величеством, вряд ли герцог Мальборо занял бы столь впечатляющий пост. – Леди Мэрривезер была явно довольна тем, что стала центром внимания, и не собиралась упускать шанс подольше удержать это самое внимание.
– Дружба может и прерваться, как и случилось, – возразил лорд Эшли. – Теперь влияние Мальборо, без всякого сомнения, пошатнется. Даже не знаю, чем это грозит всей стране. Особенно сейчас, когда мы в полной мере воссоединились наконец с Шотландией и настроения царят опасные…
Два года прошло с тех пор, как шотландский парламент вынудили подписать «Акт об Унии» и самораспуститься; Англия и Шотландия юридически перестали существовать, и возникла Великобритания. Коренному английскому населению такие перемены пришлись не слишком-то по душе. Шотландцы, воинственные соседи, которые попортили немало английской крови за прошедшие века, не рассматривались как любимые братья. Навязанное родство – что может быть неприятнее? Объединение доставило поначалу массу проблем. Англичан по-прежнему терпеть не могли в Шотландии, а гордые потомки англосаксов и норманнских завоевателей презрительно отзывались о «грязных горцах». Кое-кто уверял, что окончательное объединение народов – дело времени, однако большинство полагали, что ничего хорошего из этого не выйдет.
Репетиция, как и предполагала Лаис, оказалась скомканной, и графиня, проведя в театре пару часов, решила уехать домой. Энджел не возражал, даже если бы его мнения и спросили. Он по-прежнему оставался бледным и явно чувствовал себя не очень хорошо.
Женщина, думала Лаис. Всему виной та женщина.
Глава 16
Утром Лаис столкнулась с Фламбаром, едва спустилась из своей комнаты. Казалось, он поджидал здесь ее уже довольно долго.
– Миледи, – поклонился Энджел, поднявшись из кресла у потухшего камина.
Он был одет в дорожный костюм, плащ и шляпа лежали на каминной полке. То самое кожаное пальто, в котором Фламбар приехал… Понятно, что именно это означает. «Нет, только не сейчас, не так неожиданно…»
– Вы уезжаете? – голос Лаис дрогнул, неосознанным жестом она обхватила себя руками. Все из-за вчерашнего происшествия. Другая женщина.
– Я… – Энджел стоял неподвижно и смотрел ей прямо в лицо. – Мне нужно уехать.
Она молчала.
– На несколько дней, может быть, на неделю. Я прошу вас о коротком отпуске.
Лаис едва не задохнулась от облегчения. Всего лишь несколько дней. Неделя. И он вернется, он не уезжает навсегда.
– А как же репетиции? – осведомилась графиня, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Не стоит показывать Фламбару, насколько его отъезд задел ее чувства.
– Я уже полностью выучил свою партию. – Ну да, Лаис это и так знает, только вот… Целая неделя без него – это не столько потерянные репетиции, сколько… – Извинитесь за меня и заверьте всех, что я не подведу столь милое общество.