Эмилия Остен - Бархатная маска

Лаис сидела, прижав ладони к губам, чтобы не закричать.

– Тогда я предпринял последнюю попытку добраться до Брайана, но не смог. Я проклинал его, сыпал самыми страшными ругательствами, какие помнил. Брат смотрел на меня, ухмыляясь. Убийство Валентайн ничуть его не обескуражило. «Отлично, – сказал мой брат, – я и не рассчитывал на подобную удачу. Конечно, следовало бы позабавиться с девчонкой прежде, чем она отправилась в мир иной, но Господь решил так, потому пусть так и остается. Не плачь, мой любимый братик, – он подошел ко мне, – вы встретитесь совсем скоро. Папочка не будет плакать о тебе. Воссоединишься со своей крошкой на небесах, будете там вместе петь песенки…» И он отцепил от пояса свернутую веревку и велел дружкам держать меня крепче. Слуг в доме было немного, все пожилые, и помощи я не ждал. Брайан набросил веревку мне на шею и начал душить. Он все время говорил что-то, вот только я уже не помню что. Кажется, бормотал, как меня ненавидит и как восстанавливает справедливость… В моих глазах потемнело, и я потерял сознание от удушья.

Энджел покачал головой.

– Иногда мне жаль, что Брайан не закончил дело… Очнулся я четверть часа спустя, в разгромленной гостиной. Я лежал на кушетке, а надо мной склонился гвардейский капитан, один из людей Джона. Он и его солдаты искали меня, чтобы передать поручение от Мальборо, и подоспели как раз вовремя, чтобы спугнуть Брайана с дружками. Вовремя для меня, но слишком поздно для Валентайн… Я не мог говорить, однако капитан все понял без слов. Они увезли меня оттуда в мой собственный дом, пресекая попытки остаться рядом с мертвой Валентайн; на следующее утро я заставил себя встать и направился к отцу. Я был полон решимости рассказать герцогу, что произошло, и потребовать справедливости. Мой брат убил мою любимую и едва не задушил меня – неужели это останется безнаказанным?! Приехав в Девери-Хаус, я поднялся к отцу; его секретарь сообщил мне, что герцог плохо себя чувствует. Я все-таки вошел. Отец лежал на кровати и выглядел потерянным и бледным. Прежде чем я попытался что-то произнести – я надеялся, что голос хоть немного будет мне повиноваться, а если нет, я все напишу от руки, – герцог начал кричать на меня тонким и жалким голосом. Он кричал, что Брайан все рассказал ему про меня, что я недостоин называться его сыном и не должен больше показываться ему на глаза. Что он так и знал: я пойду по кривой дорожке. Что он оказывает мне неслыханную честь, не отдавая меня в руки правосудия. Я так и не понял, в чем Брайан обвинил меня, и узнал лишь сегодня, от Либурга. Мой старший братец, оказывается, свалил вину за смерть Валентайн на меня, представив все так, будто я был пьян и прикончил девушку, а затем попросил защиты у могущественного Мальборо… Тогда я не стал ничего спрашивать у отца, развернулся и ушел. Мною владело лишь одно желание: застрелиться.

– Он не понимал, что говорит… – прошептала Лаис.

– О нет, он прекрасно понимал, – возразил Энджел. – Всю жизнь отец считал Брайана гением, а меня – никчемным вертопрахом, и он не мог ошибиться. Ведь ошибка означала, что всю жизнь нужно перечеркнуть. Я считал герцога сильным человеком, а он им не был. Во всяком случае, не настолько, чтобы принять правду.

– И что же вы сделали?

– Я бы застрелился, – буднично сообщил Энджел. – Но у порога Девери-Хауса меня поджидал экипаж графа Лангбэйна. Он и Либург вцепились в меня, будто гончие в зайца, и поклялись глаз с меня не спускать в ближайшее время. Я даже не мог им возразить. Мы давно дружили, они так же связаны с Мальборо, как и я… Дальше потянулась череда дней. Я устроил похороны Валентайн, а друзья позаботились о том, чтобы до поры до времени замять эту историю. Никаких свидетелей преступления Брайана, лишь мои слова… Кто бы поверил? Кто бы на моем месте решился убить больного отца словами о том, что его старший сын, на которого возложено столько надежд, – чудовище? Все это сочли бы интригой Мальборо против своих политических противников: если тень падет на Брайана, она падет и на Харли. Я не мог убить брата, потому что неспособен на такое злодейство, – чем я тогда буду лучше его?

Фламбар запустил пальцы в волосы и тут же снова уронил руку.

– Иногда я задумываюсь: почему Брайан не пристрелил меня, уходя? Почему, заслышав голоса солдат, не вытащил пистолет и не нажал на курок? Кто знает, что происходит в голове больного человека… Через короткое время он об этом пожалел, или его покровитель отдал соответствующий приказ, – когда я выходил из дома вечером, на меня напали. Мне удалось отделаться весьма легко. Я оставался нужен Джону, и я написал ему; ответ пришел очень быстро. Мальборо велел мне спрятаться где-нибудь подальше, ни слова не говорить даже друзьям, а он вызовет меня, когда опасность уменьшится. Мне было все равно. Я предупредил всех о том, что уезжаю, приказал не искать меня и пошел к лорду Ангусу Эйвери; показал записку от Джона и получил требуемую помощь. Эйвери вспомнил, что вам нужен фехтовальщик, и справедливо полагал, что меня не станут искать в Лестершире, в доме вдовы, с которой я даже не знаком. Я не опасался быть узнанным: вам ли не знать, как замкнуто провинциальное общество, к тому же я не планировал покидать ваше поместье, пока Джон не напишет мне. Меня накрыло равнодушие, и я благодарил Бога за этот дар, позволявший меньше чувствовать боль. Я отправился в Лестершир и приехал к вам, и я обманул вас, Лаис, потому что мне было все равно.

Он наклонился вперед и протянул руку; Лаис, которую ужаснул рассказ, не сразу поняла, чего хочет Энджел. Затем сообразила. Пальцы у Фламбара оказались холодными, как ноябрьская вода.

– Простите мне, прошу вас, – негромко сказал Энджел. – Я не желал обманывать вас. И мне стало совестно, когда я узнал вас ближе. Время шло, с каждым днем Валентайн все отдалялась, а вы… все приближались, и я сам не заметил, как почти предал себя, и…

Он резко выпустил руку Лаис, откинулся назад и произнес уже другим тоном, более сухим и официальным:

– Как бы там ни было, что случилось, то случилось. Сегодня Лангбэйн приехал сюда с друзьями, вассалами отца, которые дружили и со мной. Герцог Девери умер, и Брайан получил титул. Титул, но не наследство. Либургу удалось убедить герцога перед смертью, что я ни в чем не виноват, и указать на истинного виновника бед в семье. Отец не мог не передать титул старшему сыну, а вот лишить состояния – в его власти. И он оставил мне все. Теперь я владелец всех денег, земель и зданий, принадлежащих семье, за исключением герцогского майоратного замка и маленького куска земли при нем, и мне предстоит что-либо с этим сделать.

Он умолк, утомленный; Лаис нестерпимо хотелось прикоснуться к его лицу, стереть печать усталости и горя, наполнить жизнью застывшие черты. Бесполезно. Теперь уже окончательно и бесповоротно – бесполезно. Энджел любил Валентайн, он до сих пор ее любит, сильнее и больнее, чем сама Лаис – Роберта. Мертвые стоят рядом, они не уходят. Мертвые смотрят на нас печальными провалами неподвижных глаз и кладут руки на плечи. От любимых мертвецов никуда не уйти.

Не в силах справиться с собой, Лаис встала и подошла к окну. Солнце только что зашло, оставив землю холодным сумеркам. Тонкий серпик луны казался по-детски потерянным в безбрежном небе. Энджел за спиной молчал. Что ему сказать? «Если ты будешь со мной, я сумею тебя спасти»? Но ведь это неправда.

Скрипнуло кресло, и через пару мгновений Лаис почувствовала, что Фламбар стоит у нее за спиной. Его руки коснулись плеч Лаис, и графиня вздрогнула. Он сам – мертвый, и сам не знает, удастся ли воскреснуть. Как воскресать, когда тебя исковеркали, выбили душу, заставили бежать? И как при этом по-прежнему не ненавидеть? Если бы кто-то поступил так с ее любимым, Лаис без колебаний уничтожила бы обидчика. Незнакомца. Но если бы зло содеял ее собственный отец? Лаис попробовала представить себе это и содрогнулась. Убить брата, родного человека, в котором течет та же кровь, что и в тебе… Возможно ли это, если твоя душа не мертва?

А душа Энджела еле теплится, но живет.

– Лаис, – негромко позвал он, и волос коснулось его теплое дыхание, – я все-таки обидел вас?

– Нет! – Она стремительно повернулась, не замечая, что стоит слишком близко, и жалея лишь, что Энджел опустил руки. – Как вы можете такое думать! Я потрясена, мне безмерно вас жаль, и я ничуть не зла на вас за то, что вы меня обманули! Злиться и обижаться за такое… Господи, насколько мелочной нужно быть! Когда с вами поступили так… – Она почувствовала подступающие слезы и судорожно сглотнула.